Оля, смачно откусывая кусок от ярко-оранжевой хурмы, рассматривала свою руку.

«Пальчики у меня ничего, ногти ровненькие, надо бы как-нибудь сделать маникюр в салоне. Аа… да ладно, сойдет и так. Нет, все-таки надо попробовать. Может, и прическу стоит поменять? Менять и стоит, только что? Вечный узел, стягивающий на затылке бесцветные три волоска, — это разве прическа. Но Лика говорит, что хороший мастер из ничего делает красоту на голове. Нет, она не так говорит. А как? Вспомнила — «отпадный гламур», — подивилась своим непривычным мыслям Ольга, дожевывая фрукт.

Обычно она не забивала голову бредовыми идеями типа «что надеть?» и «как я выгляжу?» Надевала одежду и выглядела как природой задумано.

Еще в школе она сообразила, что никакие потуги и хитрости не сделают ее красавицей, под стать Лике.

Лика — богиня, умница, всегда уверенно несла свою неотразимость и яркость на длинных и стройных ногах. А Оля как верная фрейлина, или Санчо Панса, или ручная собачка, вечно тащилась следом. Она наивно верила, что весь этот мир, или почти весь, по крайней мере, университет, в котором учились, даже весь город, подвластны взгляду Ликиных темно-ореховых глаз.

Обычно она не забивала голову бредовыми идеями типа «что надеть?» и «как я выгляжу?» Надевала одежду и выглядела как природой задумано.

Оленька же со своими серенькими глазками и сереньким личиком, не в плане цвета, а в плане красоты, неуверенно шлепала толстенькими ножками всегда чуть сзади, но почти рядом.

Даже в университет двинула на психолога только потому, что юристы учились в одном здании с ними. Ведь Лика подалась на юридический.

Оля была в курсе всех романов подруги, никогда не оспаривала ее выбор, а надо сказать, что выбор был большой и пестрый.

И на Ликиной свадьбе была подружкой невесты, хотя жених, напыщенный, высокомерный ревнивец, сразу же вызвал в ней нехорошее чувство. Но Ликуся была такой счастливой… Недолго…

И теперь Ольга помогала подруге зализывать раны после жутких военных действий под названием «развод». Сожалела она только об одном, что вся эта заваруха пришлась на начало осени.

Когда и Лика и ее родня сообразили, что пора подлечить изодранные в клочья нервы, на дворе стоял октябрь.

— Ничего, хватай Ольку и катитесь в Избушку, — вышагивая по гостиной, решил Ликин отец.

Избушкой он называл замечательный домик-сруб, приобретенный для семейного отдыха у самого моря года четыре назад.

— Прямо рванула уже. Лето давно закончилось. Там сейчас глушь такая, что впадешь в спячку как хомяк, — заерепенилась Лика.
— Тебе мало было шума и развлечений? Уезжай, пусть твой Отелло остынет да попривыкнет снова к холостяцкой жизни. А то опять вчера звонил. Звонил ведь? — допытывался отец.

Лика для порядка еще чуть-чуть с угасанием сопротивлялась, но в результате через неделю две девицы сидели на балконе Избушки, грызли хурму и наблюдали одинокую чайку над морской пучиной.

Пучины, правда, никакой не было. Море было спокойным и ласковым, еще не остывшим от горячего лета. Среди дня в солнечную погоду редкие отдыхающие еще нежили тело на пляже и бултыхались в чистейшей воде.

Ольге здесь очень нравилось. Тишина, спокойствие. Все паршивые эмоции последнего времени постепенно слизала бодрящая вода и напоенный морем воздух.

Лика поначалу дергалась, искала каких-то развлечений, но потом тоже притихла. Похоже, сильно вымотал ее этот развод.

По утрам они, набросив теплые халаты прямо на пижамы, пили кофе на балконе. Ароматный кофе и осенняя морская прохлада бодрили лучше ледяного душа.

Ольге здесь очень нравилось. Все паршивые эмоции последнего времени постепенно слизала бодрящая вода и напоенный морем воздух.

С высоты второго этажа взгляд убегал далеко к горизонту в море, потом по ровной бирюзовой глади возвращался к берегу, к широкой пляжной полосе из мелкой гальки и дальше скользил на возвышенность в небольшой дворик с зеленой лужайкой.

А вечером на этом же месте с чашками горячего чая с лимоном подруги наблюдали закат. Дивное зрелище — закат. Солнце, опускаясь все ниже и ниже, перестает слепить глаза, позволяя любоваться собой. Море переливается разными цветами, от бирюзового до темно-синего, потом, облизнув и медленно проглотив ярко-красный диск, становится почти черным.

— Ах, красота! — вздохнули девчонки разом, проводив последний алый ломтик солнца в море.

Они еще долго сидели и молчали, потрясенные и очарованные зрелищем.

Первой очнулась Лика.

— Ух, что-то прохладненько становится, пойдем вниз, — предложила она, подымаясь с деревянного раскладного кресла. Оля послушно поплелась следом, решая мысленно важный вопрос: «Действительно ли красота дается людям во спасение?»

В гостиной Лика включила телевизор и плюхнулась на мягкий диван, Ольга примостилась рядом. На экране открылась жуткая картинка. Кто-то куда-то бежал, слышались выстрелы, кровь лилась рекой, страсти разгорались. Лика увлеченно смотрела, ерзая по дивану от напряжения.

А Оля, свернувшись калачиком в углу, начала клевать носом. Сон на мягких лапках унес ее куда-то в знойную пустыню. Страшно хотелось пить, а вокруг до самого горизонта — песок и только хищная птица, тихо шурша крыльями, парит над головой. Вот она опускается все ниже и ниже. «Ой!» — клюнула Ольгу в плечо.

— Тихо, ты, — зашипела Лика, испуганно глядя наверх.
— Что? — не поняла Оля.
— На втором этаже кто-то ходит.
— Кто?
— Да проснись ты, наконец, — шепотом возмутилась Лика, теребя подругу за плечо.

Теперь и Оля явно услышала чьи-то шаги по скрипучим половицам. В голове метались мысли: «Все двери и окна закрыты. А балконная? Не помню».

Подруги, боясь вздохнуть, смотрели наверх. Шаги приближались. Огромный темный силуэт появился на лестнице, ведущей вниз.

— Аа! — завизжали хором, а силуэт вихрем скатился вниз и оказался здоровенным мужиком с чем-то блестящим в руке.
— Пистолет… — выдохнула Лика и замерла. Ольга почувствовала, как холодеет Ликина рука, больно сжимающая ее пальцы.
— Молчать, вы — заложницы! Пикните, пристрелю, — грубо оборвал ночной гость.

Подруги, боясь вздохнуть, смотрели наверх. Шаги приближались. Огромный темный силуэт появился на лестнице, ведущей вниз.

Так они и сидели, не шевелясь, испуганно глядя на верзилу. А он стоял перед ними, огромный и страшный, в темных очках и почему-то в рабочем комбинезоне. Пистолет был направлен на них, даже больше на Лику. Она сидела с побелевшим лицом и остановившимся взглядом, рот приоткрыт и перекошен.

«Ой, какая она некрасивая», — неожиданно подумала Ольга, хотя и сама прилипла к дивану от ужаса. Потом в голове чуть-чуть посветлело, как перед рассветом.

«А чего это он молчит? Долго мы так будем сидеть? И что ему все-таки надо?» — вопросы всплывали, не находя ответа.

— Вам нужны деньги? — наконец робко спросила Оля.
— Засунь свои деньги знаешь куда… Я человека убил. Мне нужен вертолет, — рявкнул захватчик.
— У нас нет вертолета, — едва выдохнула Ольга.
— А кто тебя спрашивает. Это мое требование.
— К кому? — снова не поняла девушка.
— Заткнись ты, — отмахнулся пистолетом, как от мухи, и нечаянно сбил с глаз очки.

Пока он поправлял их, взгляды пересеклись. После этого Ольгу начало отпускать. Страх потихоньку сползал вниз вдоль коленок, все ближе к пяткам.

«А злости и ненависти нет у него во взгляде, больше там отчаяния и боли», — сообразила она. Ольге хоть и приходилось работать больше с подростками, а эмоции она видела всякие. Злоба, гнев и ненависть были в их числе. Она решила, что нужно его разговорить как-то.

— Убийство бывает разным. Бывает преднамеренным или по неосторожности, а бывает в состоянии аффекта, — тихонько начала бубнить, как по учебнику.

Этот прислушался.

— Что значит — в состоянии аффекта? — вдруг заинтересовался, почесывая пистолетом взлохмаченную башку.
— Это, когда довели, когда не соображаешь, что делаешь, — объяснила Оля.
— В состоянии аффекта… Ну и что? — встрепенулся верзила.
— А вас как зовут? — неожиданно спросила Оля.
— Саша, тьфу — Алек…сей. А тебе зачем?
— Должна же я к вам как-то обращаться. Мы же разговариваем. Меня зовут Ольга, а это Лика, — ответила, указывая на подругу.

Лика сидела в том же оцепенении и, казалось, ничего не слышала.

Ольге хоть и приходилось работать больше с подростками, а эмоции она видела всякие. Злоба, гнев и ненависть были в их числе.

— Так вот, — продолжила девушка, — если преднамеренно — это большой срок, по неосторожности и в состоянии аффекта при хорошем адвокате — это может быть и условно.
— Не врешь?
— Лика, подтверди, — обратилась к подруге.
— А Лика и есть хороший адвокат, — и снова посмотрела в сторону Лики.

У той чуть-чуть изменилось выражение лица, и она даже кивнула.

— Что-то сомневаюсь, — отрезал Саша-Алексей.
— Поясните ситуацию, как и кого вы убили, — допытывалась Оля.
— Пришел домой, а там…
— Грабитель?
— Ну, можно так сказать, — согласился захватчик.
— Что украл?
— Что?... Жену, — почти выпалил Саша или Алексей.
— Так ты любовника жены грохнул, — сообразила Оля, почти обретя уверенность.
— С балкона сбросил, — уточнил несчастный, — всего-то полгода прожили, а уже любовник, — уныло добавил он.
— С какого этажа? — не унималась Ольга.
— С третьего.
— И насмерть?
— Жена кричала — «убил, убил!»
— А ты?
— А я побежал.
— Побежал посмотреть? — не унималась Оля.
— Зачем мне смотреть, чтоб загребли и в тюрягу. Я вот вертолет вытребую за вас и через море, за бугор…

Оля уже точно знала, что перед ними не маньяк и не монстр-убийца, а запутавшийся и испуганный мужик.

— И?... Дурак, живой, наверно, твой соперник, третий этаж — не десятый. Завтра утром я быстренько сбегаю, уточню обстановку. Ну, получишь годик условно, а за захват заложников будет гораздо больше, — убежденно твердила Ольга.

В конце концов, Саша, а имя его было все-таки Саша, успокоился и согласился на предложенный вариант. Пистолет его оказался банальной зажигалкой.

Все обошлось, кроме того, что Лику пришлось часа два успокаивать, отпаивать пустырником и валерьянкой, пока она не заснула как младенец.

Сашин убиенный остался не просто жив, но даже здоров, не считая поцарапанного брюха и вывихнутой ноги. Слетел он удачно, цепляясь в полете за бельевые веревки, развешенные на нижних этажах. Удержать они его не удержали, но скорость полета сильно снизили. Приземлился на клумбу, замерз только немного, потому как был в костюме Адама. Да Сашина жена подобрала и обогрела.

Даже услуги адвоката не понадобились, дело замялось само собой. Лику только долго пришлось уламывать, чтобы она простила неудачного захватчика.