Мы иногда забываем, что для счастья нужно очень мало, и, на мой взгляд, жизнь нам преподносит тяжелые испытания, чтобы напомнить нам, зачем живем, и научить ценить простые радости. Все остальное - суета.

В Нью-Йорке я оказалась случайно. Иногда мечтала о юге Франции, об Америке - никогда. В конце девяностых я работала в одной из компаний на алмазной бирже в Израиле. В одной из своих поездок в Москву познакомилась с одним из деятелей бриллиантового бизнеса.

Он приехал в Израиль, нашел меня и предложил быть его «правой рукой» в его новом офисе в Нью-Йорке, подробно рассказывая о своих наполеоновских планах по завоеванию Нью-Йорка. Для меня все это оказалось большим сюрпризом. Конечно, офис его в Москве меня впечатлил своим размахом, но все казалось слишком заманчивым, чтобы быть правдой. К тому же я считала, что веду вполне комфортную и обеспеченную жизнь в Израиле, и... отказалась.

Через несколько дней я выехала с работы, уже сворачивала с проспекта на магистраль, как раздался оглушительный взрыв. На минуту мне показалась что наступил конец света, я перестала слышать, а глянув в зеркало заднего вида, вместо автобуса и машин увидела огромный огненный шар и куски искореженного металла и человеческих тел, летящие в воздух. Оглушающая тишина разорвалась звуками человеческих криков, сирен, гудящих машин... Произошел теракт и взорвали автобус. Как я добралась до дома в тот день, помню с трудом, была как в бреду...

Приходила в себя несколько дней... Взрыв автобуса заставил меня посмотреть на свою жизнь по-другому. Во-первых, поняла, если бы я в тот день ехала чуть медленнее, то уже не жила бы. Внезапно стало страшно. Во-вторых, у меня была восьмилетняя дочь, которой через 10 лет грозила армия. В-третьих, моя личная жизнь была далека от идеала - я была мать-одиночка и погрязла в отношениях, наполненными вниманием, цветами и путешествиями, но... с женатым мужчиной. Эмоционально связь эта тяготила меня несказанно, но не было сил ее прекратить... К тому же мой менталитет настолько не совпадал с менталитетом израильских мужчин, с которыми я сталкивалась в повседневной жизни, что вопрос счастливого замужества не стоял вообще. Кроме того, начался 2001 год, новое столетие, в этом я тоже смогла усмотреть знак того, что нужно начать новую главу жизни.

Взрыв автобуса заставил меня посмотреть на свою жизнь по-другому...

В общем, я решила, что в Израиле меня ничего не держит, моего опыта достаточно, чтобы поднять бизнес, и нашла еще миллион причин для своего безумного отьезда в Америку.
Через три недели морозным февральским утром я приземлилась в Нью-Йорке. Мой новый босс, себе не изменяя, встретил меня на черном лимузине с водителем, но по пути начал рассказывать о первых трудностях. Задержки со съемом офиса, ремонт в моей квартире еще не закончен, поэтому я пока поживу в доме у его родственников, к юристу по поводу моей рабочей визы он пойдет только на следующей неделе. Я поняла, что все мои опасения были небезосновательны. Но решила бороться - не потому, что смелая такая, а потому, что выбор я свой сделала...

Поселили меня в доме родственников на чердаке на раскладушке. Сказали, временно...
Помню, не адаптировавшись еще к разнице во времени, я проснулась посреди ночи и сразу не поняла, где я - темный холодный чердак, голые ветки деревьев за окном, истязаемые порывами ветра, черное небо и какое-то сдавливающее сердце чувство. На минуту я подумала, что это какой-то кошмарный сон, и сейчас я проснусь в своей спальне в Тель-Авиве, пальма будет колыхаться у открытого окна, и воздух будет наполнен свежестью морского бриза...Через несколько минут я поняла, что это не сон, а моя новая реальность, и жуткая тоска охватила меня. На улице стояла холодная февральская ночь. Я прорыдала весь остаток ночи, не в силах заснуть, так как, только я закрывала глаза, я видела голубое небо, море и свою дочь в лучах утреннего солнца, бегущую по пляжу. Я оставила ее в Израиле на попечении своей мамы до окончания учебного года, не подозревая, насколько тяжела будет для меня эта разлука...

По приезде я выяснила, что мой новый босс привез с собой свою жену, на восьмом месяце беременную близнецами. Она оказалась приятной молодой женщиной, и мы подружились, тем более что после возвращения моего босса в Москву его сердобольные родственники отказали беременной женщине в спальне, и она переселилась ко мне на чердак.

Муж ее к родам не подъехал. Она разбудила меня в три часа ночи и сказала, что ЭТО началось. Я, признаться, впала в легкую панику, когда поняла, что мне предстоит, но вызвала машину, и мы поехали в госпиталь. Я думаю, что роженица чувствовала себя гораздо хуже, чем я - она должна была разделить ужас деторождения и радость материнства с совершенно посторонним ей человеком...

Схватки длились больше 12 часов, и к моменту родов не только рожающая, но и я были почти в бессознательном состоянии... На меня надели одноразовую стерильную одежду, и несмотря на мое сопротивление и уверения, что я абсолютно морально не готова присутствовать при родах, втолкнули меня в палату, так как роженица не говорила по-английски. Я держала ее за руку, вытирала у нее со лба пот, переводила указания врачей и не понимала, кто я и где я.

Она разбудила меня в три часа ночи и сказала, что ЭТО началось.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что это был один самых сильных эмоциональных моментов в моей жизни - когда на руки мне положили только что родившегося ребенка. И забыв, что это совершенно чужой мне ребенок и что я в этой палате против своей воли, волна неимоверной нежности захлестнула меня...

После выписки из роддома мы въехали наконец-то в отремонтированную квартиру, стали жить вместе, так как молодая мать не справлялась со обоими детьми, а муж был в отъезде.
Так прошло еще три-четыре месяца. Жизнь вошла в новую колею: днем я работала, по вечерам помогала купать и пеленать новорожденных, по ночам ходила, как зомби, убаюкивая одного из малышей, пока мать кормила второго. Типичная американская мечта, что и говорить.

Я считала дни до того момента, когда смогу увидеть свою дочь. Наконец наступил июль, она закончила школу, и я привезла ее в Нью-Йорк.

Жена моего босса с близнецами переехала тем временем в отдельную квартиру и наняла няню.

Я и моя дочь, Анна, жили очень обособленной жизнью - в Нью-Йорке у нас не было ни родственников, ни друзей. В доме было две тарелки, две чашки и два прибора. По выходным мы ходили гулять в парк и по многочисленным музеям и концертам.

Наступил сентябрь, и дочь моя пошла в школу. Осень в Нью-Йорке просто великолепна. Дни стоят очень теплые, но нет уже этой изматывающей духоты, воздух прозрачный, и небо становится пронзительно голубым. Таким было утро одиннадцатого сентября 2001 года.

Как обычно, я отвела Анну в школу и поехала на встречу с бухгалтером, офис которого находился в здании напротив Всемирного Торгового Центра. Погода стояла чудесная, я вышла из метро на несколько остановок раньше и пошла пешком. Было чуть после 9 утра, и я поняла, что что-то происходит: с диким воем по улице стали проноситься пожарные и полицейские, среди пешеходов началось какое-то волнение, переходящее в панику. Я зашла в кофейню, официант не обратил на меня никакого внимания - его взгляд был прикован к огромному экрану телевизора. Девушка-официантка, не отрывая глаз от экрана, рыдала. Я тоже взглянула и оцепенела - на экране одна из башен торгового центра горела, и следующий момент, как в каком-то фантастическом фильме, самолет врезался во вторую башню.

Осень в Нью-Йорке просто великолепна. Дни стоят очень теплые, но нет уже этой изматывающей духоты...

Отказываясь верить своим глазам, я выбежала на улицу и посмотрела в сторону торгового центра, небо над ним застилал черный дым. В городе началась жуткая паника, все бежали, женщины кричали и плакали. Я стояла посреди улицы и отказывалась верить тому, что вижу. Было ощущение, что у меня дежавю и судьба разыгрывает со мной злую и жестокую шутку. Почти не в себе от разыгрывающейся перед моими глазами трагедии, я повернула и пошла в сторону дома. Единственной моей мыслью было то, что я должна быть сейчас с Анной. В этот момент я резко ощутило свое одиночество, и что если со мной что-то случится, что будет с ней, в этой чужом городе, без единого близкого человека?

Транспорт перестал ходить, так как боялись продолжения диверсии. Я шла домой несколько часов, за это время я решила, что люди не могут жить в такой изоляции и что мы должны вернуться в Израиль.

Но мы не вернулись. Я была вынуждена уйти с работы, так как все мои опасения касательно моего начальника оправдались. Он оказался абсолютным самодуром и тираном, необязательным в выполнении взятых на себя обязательств и неспособным к бизнесу в Америке. Его жена обвинила меня в том, что я не согласна жертвовать всем во имя их бизнеса. Наши отношения прекратились, как будто не было тех месяцев с бессонными ночами и длинными вечерами с задушевными беседами...

Что-то держало меня в Нью-Йорке и не давало вернуться в Израиль... Может быть, надежда, что все наладится, а может, нежелание признать свое поражение и ошибку...
Приближался Новый год - мой любимый праздник. Всегда жду чуда.

Так как новогоднего стола с салатом оливье и шампанским у нас не предвиделось, я купила билеты на балет «Щелкунчик» в Линкольн Центре, на восьмичасовой спектакль 31 декабря. После спектакля мы вышли на нарядно украшенную площадь с наряженной елкой. Вдруг Анна увидела белую лошадь, запряженную в открытую карету с золотой инкрустацией, на которых катают туристов по Централ Парку. Пожилой извозчик нам помахал и пригласил прокатиться. Он оказался чрезвычайно заботливым, укрыл нас покрывалом и остановившись у кофейни, купил нам горячий шоколад. Тепло его согревало наши руки, а забота извозчика - наши души.

Нью-Йорк бывает жутким, жестоким и отталкивающим городом, но в ту новогоднюю ночь он был для меня волшебным и вселял надежду, что я все-таки здесь не случайно. Мы ехали по ночной, почти пустынной, богато украшенной к рождественским праздникам Пятой Авеню, я прижимала к себе счастливую, возбужденную и неумолкающую Анну и впервые за год ощутила в душе покой. Пробило полночь, и я почувствовала, что все худшее позади, и мы обязательно будем счастливы в этом городе.