Я не знаю, сколько ей лет, как ее зовут, где она живет. Я столкнулась с ней только однажды, и вряд ли мы встретимся снова. Когда я увидела ее, она неподвижно лежала возле дороги. Ее черные кудри на белом снегу обрамляли темным венцом бледное лицо.

Я даже не помню, как оказалась рядом. Знаю только, что руки мои дрожали. Я никак не могла понять - дышит она или нет, бьется ли ее сердце. От волнения я чуть было не начала задыхаться сама. В голове проносились все известные мне варианты поведения в таких ситуациях, школьные уроки ОБЖ, университетские занятия по основам медицинских знаний. Почему-то припомнился фантом Федя, на котором мы учились делать непрямой массаж сердца. При воспоминании об этом несчастном подобии человека с закатившимися глазами, зашнурованной головой и вечно отваливающейся нижней челюстью на моих губах промелькнула непрошеная улыбка.

Я тут же мысленно отчитала себя за такое легкомыслие и сосредоточилась на незнакомке. Кожа на ее шее была очень теплая, но я никак не могла найти пульс или почувствовать дыхание. Наверное, до сих пор была слишком взволнована. Мысли мои неслись с небывалой скоростью, но были так спутаны и сумбурны, что я не могла вычленить из всего этого потока хотя бы каплю чего-то полезного.

Время продолжало все сильнее растягиваться. Я видела себя и ее не только «изнутри», но и как будто «со стороны», «извне».

Рука женщины, поднятая мною, безвольной плетью упала вновь на заснеженную землю. Ее тонкие белые пальчики даже не шелохнулись. Торопливо стряхивая налипшие снежинки, я быстро, но бережно уложила ее руки сверху на плащ.

Время продолжало все сильнее растягиваться. Я чувствовала каждую секунду как волну, проходящую сквозь мое тело и улетающую куда-то вдаль. Я видела себя и ее не только «изнутри», но и как будто «со стороны», «извне». Мое сознание словно раздвоилось. Та его часть, которая была главенствующей до сих пор, которая металась в панике, дрожа от страха, внезапно отступила.

Теперь мной овладело необыкновенное спокойствие, мыслей не стало меньше, только теперь они были четкими и уверенными. Я одновременно просчитывала множество вариантов, зная, что это занимает у меня считанные доли секунды. Ощущение времени стало не столь угнетающим. С того момента, как я увидела тело на снегу, прошло еще не больше минуты.

Странно, но в этом состоянии я вдруг начала особенно сильно замечать красоту. Я поразилась прекрасному лицу женщины. Оно было освещено лишь неровным светом уличных фонарей. Может быть, именно это и придавало ему такой фантастический вид, а может, это только мое воображение. Но оно было прекрасно. Не стоит думать, что я сидела и просто разглядывала незнакомку, но я успела заметить ее бледные тонкие губы, почти сливающиеся с тоном лица, тонкий прямой нос, большие веки, слегка поблескивающие в тусклом свете, брови, придававшие ей чуть надменное выражение. Из-за слишком узкого овала лица возникало впечатление болезненности и перенесенных страданий. Она напомнила мне тех юных красавиц средневековья, которых уже в ранней молодости не покидало слегка скорбное и печальное величие.

Наши лица были совсем рядом, когда она неожиданно открыла глаза. Такие темные на бледном фоне. Такие завораживающие и пронзительные. Жива! В этот момент меня на мощной волне эмоций резко вынесло куда-то вверх и так же резко отпустило. Я начала с ней говорить, задавать вопросы. Она с трудом отвечала мне, я кое-как разбирала слова. «Старшая медсестра… краевой центр нейрохирургии… позвони… инсульт…»

Паника вновь мурашками проползла по моей спине, но я отогнала ее прочь. Скорую я уже вызвала, еще до того, как женщина пришла в сознание. Мне казалось, что незнакомку просто необходимо перенести в тепло, но сама бы я этого сделать не смогла, а та не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Рядом же никого не было. Оставалось ждать.

Если бы кто-то написал сейчас картину, где бы так же светили, грустно склонившись, фонари… где в искрах снега лежала бы в неестественной позе женщина, прекрасная в своих страданиях, а рядом с ней, заботливо держа в ладонях ее тоненькую ручку, сидела бы я на снегу, так же, как сейчас. Если бы кто-то написал такую картину… Но она останется навсегда, наверное, только в моем сердце.

Уже холодная рука незнакомки чуть пошевелилась, потом еще. Я, как ребенок, радовалась каждому ее движению.

Уже холодная рука незнакомки чуть пошевелилась, потом еще. Я, как ребенок, радовалась каждому ее движению. Руки, затем ноги, голова… Голос тоже начал крепнуть, но я никак не могла понять, что же в нем не так. Постепенно я осознала причину - женщина была пьяна. Я не заметила этого раньше из-за слишком слабого обоняния. Она говорила что-то о смерти, о том, как любит меня… Что заставило ее, такую красивую и молодую, дойти до такого состояния? Я интуитивно угадывала за этим какое-то горе, такое большое, что она не могла с ним справиться. Эта истинная грусть прорывалась сквозь пелену, которой она пыталась себя окутать. Чем больше она видела мое участие, тем больше пыталась мне показать, что все хорошо. Я больше не могла смотреть на это…

На нас наконец-то обратили внимание люди, проходившие мимо. Я ответила на все их вопросы, попросила дождаться скорую и ушла. Когда я отходила, женщина на снегу уже распевала песни и весело размахивала непослушными руками и ногами. Что же скрывалось за этой бравадой?

Я шла по ночному городу, не скрывая катившихся слез по щекам, да и кому до них было дело: большинство людей не заметят их в полумраке, остальные сделают вид, что не заметили.

Я не знаю, сколько ей лет, как ее зовут, где она живет. Я столкнулась с ней только однажды, и вряд ли мы встретимся снова. Я не помню ее лица, я знаю лишь то, что оно было прекрасно, когда она лежала там, на снегу.