- Да и что такое красота?! – вопросил Лукич, рассматривая на свет пыльный граненый стакан, и сам же не замедлил с ответом. - Куски мяса, наложенные на кости и удачно обтянутые гладкой кожей. И вот от этого сходят с ума, пишут стихи, стреляются, или на худой конец бьют морду... - Автоматически потрогав фиолетовый бланш, наложенный чьей-то тяжелой рукой на правую щеку, он продолжил, - а на самом деле, лишь душа является мерилом истинной красоты. И только она!
- Может и является… мерилом, – чинно кивнул головой его постоянный собутыль… пардон, собеседник Серега Данон. - Но этой мерой измерения, к сожалению, никто не пользуется.
- В самую суть смотришь! – удовлетворенно крякнул Лукич и потянулся за наполовину опорожненной бутылкой. Кот, сидевший на подоконнике, настороженно приоткрыл правый глаз, следя за движениями хозяина. - Нам застилает глаза разукрашенная сущность некоторых женских особей, стандарты, навязанные обществом, и природные инстинкты… Еще по одной?
- Не вижу повода для несанкционированного отказа…- в периоды хмельного бытия Серега Данон выражался на редкость витиевато. Вот и сегодня, засев на кухне у своего старого знакомого Лукича, он чувствовал в груди блаженную истому, а в голове закрученную в тугую пружину вереницу заумных и малопонятных слов, которые обязательно нужно вставить в разговор. Умело разлив и звякнув рюмками, крякнув и закусив, собеседники вернулись к текущей беседе.
- М-да, крепка сволочь…
- А?
- Крепка, говорю, человеческая глупость, ставящая материальное выше духовного…
- Вот то-то и оно! И ведь сама наша природа мужская на стороне этой дешевой глупости! Приведу пример: вот идет дамочка… - Лукич бойко очертили в воздухе гитарообразную фигуру, - из тех, на которых оборачиваются и вслед свистят, и слюни пускают, и ДТП совершают. И набор у нее до банального прост: собственно грудь да ноги…
- Ну?! – недоверчиво протянул Данон.
- Ну, нет, конечно, может еще талия есть… и ниже… тоже приятное взгляду. Мордашка милая, походка от бедра… - глаза Лукича затуманились, и он снова образно зажестикулировал. - Затягивающая такая походка... В общем, всё, что можно было бы показать, выставлено на показ. И всё как надо припудрено, и всё чем нужно обтянуто - для большей зрелищности.
- М-м-м-м… Образно повествуешь, я себе это так четко представил!
- Не отвлекайтесь, коллега, – Лукич строго кивнул на пустой стакан.
- Повторить выход в астрал?
- Только чтобы не забыть вкус… Хм… И вот идет эта дамочка, приятная во всех отношениях, чувствует на себе оценивающе-восхищенные взгляды наших с тобой коллег по принадлежности…
- Коллег по чему, прости? – глупо сморгнул Данон.
- По принадлежности к мужскому полу… И вот она своим женским нюхом это чувствует, наслаждается, упивается, можно сказать, питается, этими взглядами… И пьянит ее лихая, развеселая толпа… – продекламировал эрудированный Лукич.
- Немного эмоционально, но вроде все верно. Именно пьянит!
- И вот тут мы дошли до сути этой красоты!!! Постоянно упиваясь вниманием, комплиментами, признаниями, эта дамочка в некотором смысле ходит опьяненная, проще говоря, пьяная, в простонародье - бухая…
- Да, но походка? – после некоторой паузы возразил оторопевший от таких выводов Данон. - Разве можно, выпимши, так ходить?
- А походка только это и подтверждает! Попробуй по трезвянке пройтись этим же манером. Или бедро вывернешь, или ягодицу сведет…
- Однозначно! Хотя позвольте оспорить ваш нетривиальный вывод.
- Давай, – кивнул Лукич, протягивая пустой стакан. Сидевший на подоконнике кот грустно взирал за процессом розлива.
- Значит, на ваш взгляд, уважаемый Лукич, красота - тот же алкоголь?
- Да нет, красота – это сосуд, в который наливается алкогольный напиток.
- То есть красота – это водочная бутылка? – пытался Данон ухватить муторную, как полет моли, мысль Лукича.
- Ну, почему водочная? Каков сосуд, таков и напиток. Не разливают в молочную тару водочный эликсир, а в бутылку Кока-колы - простоквашу. Так вот, красота это такой сосуд, в который вливается опьяняющее восхищение, дурманящее раболепство…
Серега заерзал на табуретке. Ему очень хотелось вставить что-нибудь дельное в эту блестящую теорему, только что выведенную Лукичом.
- Но ведь не каждой женщине удается опьянеть от восхищенья… Кое-кто, и за этим не надо далеко ходить, кроме глубокого раздражения и мягко сказать недовольства, больше ничего и не получают. Все зависит от сосуда. Каков сосуд, таков и напиток, – повторил понравившееся изречение Лукич. – Вот и представь себе бутылку из-под коньяка, пол-литра из-под портвейна, банку из-под бражки…
Выпятив губу, Серега уставился на пустую, пыльную банку, стоявшую у батареи.
- Что-то не очень привлекательно выглядит.
- То-то и оно… Каждой твари… то есть таре - свое назначение. И что интересно, с годами многие из былых пьянящих напитков теряют свои свойства и портятся.
- И получается… - подхватил, было, Серега, но в это время дверь на кухню резко открылась, и в проеме предстала во всей своей красе законная супруга Лукича, Дарья Петровна. Кот резко соскочил с подоконника и бросился в коридор. Держа в руках тяжеловесные сумки с продуктами, Дарья Петровна недовольно повела могучими плечами:
- Опять с утра набрался!
- …и получается бутылка с уксусом – довершая Даноновскую фразу, выдохнул Лукич и стал обреченно подниматься со стула.