У Марии Кочетковой не стало мужа. Нет, он никуда не ушел от нее, в сердцах хлопнув дверью. Он очень любил свою красавицу-жену, а она не чаяла души в нем.

Но смерть, эта коварная, алчная бестия, распоряжается людскими жизнями так, как вздумается ей, никогда ни у кого не спрашивая разрешения и не выслушивая ничьих пожеланий. Вот и в этот раз, когда произошло горе, она, подкравшись на цыпочках, заглянула через плечо человека, ставшего вдруг одиноким, и довольно потерла руки.

— Ты — жертва сложившихся обстоятельств , — как будто говорила эта злодейка обезумевшей от горя женщине. — Не он, а ты! Тебе с этим жить! Это тебя нужно жалеть, а не его.

А Мария не протестовала. Она вообще не вымолвила ни слова после того, как неожиданный гость в виде шефа строительной компании, в которой работал Павел, робко поздоровавшись, сказал:
— Ваш муж сорвался с крыши.

— Ты — жертва сложившихся обстоятельств , — как будто говорила эта злодейка обезумевшей от горя женщине. — Не он, а ты! Тебе с этим жить!

Не слыша воплей и не видя слез на лице теперь уже вдовы, поджавший на всякий случай плечи полноватый мужчина, поправил галстук трясущимися пальцами.

— Он был хорошим специалистом, — так, как будто это имело какое-то значение в данной ситуации, взволнованно произнес он, неловко топчась у двери квартиры своего бывшего подчиненного. — Соболезную.

Он второпях сунул женщине в руки конверт и буркнул на прощание, что о погребении усопшего компания позаботится.

Мария еще долго после его ухода стояла в дверном проеме, не слыша ровным счетом ничего, а после, войдя в квартиру, и, забыв закрыть за собой двери, направилась в ванную.

Выкрутив кран с горячей водой до упора, она порылась в шкафу с бельем, а затем, зачем-то положив целую стопку совершенно новых полотенец в воду, пошла на балкон.

«Вот и все, — мелькнуло в ее голове. — Вот и всё…»

В этот же вечер вернувшейся из морга женщине позвонила ее старая знакомая и, извиняясь после каждого слова, поведала ей о том, что Павел три месяца назад, незадолго до того, как в семье Кочетковых появилась почти новая «Вольво», занял у ее мужа энную сумму.

— Паша очень просил нас не говорить тебе об этом, — всплакнув, созналась Катерина. Правда, из ее голоса тут же исчезли слезы, уступив место рачительной суетливости. — Мне деток поднимать надо, — затараторила она, словно боясь, что ее бросятся отговаривать и просить потерпеть. — Сама понимаешь, Маша, — время такое суровое. Каждый выживает так, как умеет.

— С***!!! — вздрогнув, услышала Мария в трубке взбешенный мужской голос. — Повесь трубку! Ты умом, что ли, тронулась?! Горе у нее! Повесь трубку, кому сказал!
— Мне детей кормить надо, — пискнула Катерина напоследок и в телефоне раздались короткие гудки.

Пересчитав деньги в конверте и убедившись, что их хватит на то, чтобы два раза заплатить за коммунальные услуги, Мария почувствовала горькую отрешенность.

«Вот оно, начинается», — подумала она, укладываясь в неразобранную постель и как будто слыша гул, идущий откуда-то снизу.

«Вот оно, начинается», — подумала она, укладываясь в неразобранную постель и как будто слыша гул, идущий откуда-то снизу.

Однажды с мужем, пребывая на отдыхе в горах Швейцарии, они стали очевидцами схода снежной лавины. Находясь от разворачивающегося грандиозного действа на приличном расстоянии, влюбленная парочка с замиранием сердца следила за ослепительными пластами девственно-чистого снега, устремившимися с какой-то замедленной торопливостью вниз с вершины горы.

Едва ощутимая вибрация воздуха и этот идущий из недр земли гул воспроизвели в тот раз на Марию неизгладимое впечатление, а теперь означали лишь одно: «Начало проблем».

Похоронив мужа, женщина, дабы не оставаться наедине со своими мыслями, решилась на крайность: поскольку до этого она нигде не работала, особого выбора у нее не было. А так как она неплохо водила машину, то и мысль о частном извозе, возникшая в ее сознании как нечто само собой разумеющееся, нисколько не испугала ее, — напротив, Мария немного воспрянула духом.

Но ее горячечный пыл был заметно охлажден после того, как она битых два часа проторчала в своей машине у здания вокзала в ожидании пассажиров.

— Куда суешься, кобыла? — спросил ее широкоплечий детина, вынырнувший откуда-то из-за угла здания и по-хозяйски облокотившийся о бампер «Вольво». — Жить надоело?

Пока Мария подыскивала подходящие слова, бритоголовый верзила обошел ее машину кругом, внимательно изучая номера.

— Шо, таксуешь, шо ли? — почесав хрящеватый нос, хохотнул он. Выплюнув из своего золотозубого рта добрую жменю шелухи, молодец добавил, широко ухмыльнувшись:
— Разрешение имеется?

Так и не подобрала тогда Мария слов для ответа. Вместо этого она завела автомобиль и аккуратно тронулась с места, услышав на прощание «напутствие»:
— Еще раз увижу здесь, — машину отберу, — перестав ухмыляться, рявкнул детина. — Вали отсюда, пока цела!

Колеся по улочкам города в тщетных поисках хоть кого-нибудь, кто сумел бы заплатить за свой проезд, она размышляла над своей участью.

Вымотавшись до предела и истратив изрядное количество топлива в бензобаке, женщина вынуждена была ни с чем вернуться домой.

— Брошенная, — скрипели дворники, ерзая по лобовому стеклу, стирая отпечатки дождевых капель.

— Брошенная, — сорвавшись с ветвей дерева, каркнула недовольная ворона, — покинутая!

Вымотавшись до предела и истратив изрядное количество топлива в бензобаке, женщина вынуждена была ни с чем вернуться домой.

А потом, когда она подумала, что все потеряно и нужно просто заняться поденной работой, на нее снизошел господин случай. Некая гражданка Глафира Н. — пожилая, дородная матрона, проживающая на окраине города в огромном особняке, решила нанять себе водительницу.

— Хочет, чтоб не пьющая была, Маш, — стесняясь, проговорила в трубку Катерина. – Я ей о тебе рассказывала. Знаешь, она очень хочет встретиться с тобой, сказала, что по описаниям ты ей подходишь.
— Как это по описаниям? — чуть не выронив трубку из затрясшихся пальцев, переспросила женщина.
— Ты очень красива, да и детворы нет у тебя, отвлекать от работы будет некому, не то, что я, клуша, сижу тут с утра до ночи с сопливой малышней, скоро волком выть начну от однообразия.

Катерина долго говорила о щедрости матроны, о ее справедливости, и о том, что у нее в доме позолоченная мебель и хрустальные люстры.

— Короче, ждет она тебя, поезжай, а там и долг отдашь, и сама по-человечески заживешь.

Вслед за этими словами раздался какой-то грохот, Катерина пискнула и бросила трубку, но перед этим Мария успела услышать вопль ее разъяренного мужа: «Опять ты за свое, дрянь алчная! Все, телефон в унитаз спущу!»

Жутко нервничая и испытывая настойчивое желание повернуть назад, женщина подъехала к массивным воротам, венчающим добротную каменную стену, за которой высился настоящий замок.

Ворота, как по мановению волшебной палочки, бесшумно открылись и впустили гостью на ухоженную подъездную дорогу, своими размерами больше напоминающую автостраду.

В огромной гостиной, куда молчаливую женщину проводила чопорная девушка в униформе, было очень тихо. Мария вздрогнула от неожиданности, когда огромные напольные часы в дальнем углу пробили полдень.

— Станешь ездить на моих машинах, — затем сказала она. — Свою оставь при себе. Насколько я знаю, тебе долг за нее вернуть нужно...

— Ну, что ж, вот ты какая, моя новая водительница! — услышала женщина бодрый старушечий голос прямо за своей спиной.

Она сидела прямо, боясь пошевелиться, и во все глаза смотрела на тучную даму, медленно идущую к креслам. Когда та наконец уселась, поправляя на носу очки, Мария, боясь показаться невежливой, залепетала приветствие.

— Ладно, ладно, — дама махнула рукой. — Когда можешь приступить к работе?
— Сегодня же, — почти не веря в свою удачу, робко ответила Мария. — Я приехала на своей машине, так что могу хоть сейчас отвезти вас туда, куда скажете.

Хозяйка особняка улыбнулась.

— Станешь ездить на моих машинах, — затем сказала она. — Свою оставь при себе. Насколько я знаю, тебе долг за нее вернуть нужно, — Глафира внимательно смотрела на гостью.

Мария смутилась.

— Рада видеть тебя, — произнесла женщина просто и не фальшиво. — Надеюсь, что со временем смогу стать полезной тебе, и ты не захочешь поменять свою работу ни на какую другую.