Травяной дом
Автор: Автор&исполнитель
/ 19.07.2011
— Ну что ж, дорогие друзья, надеюсь, что вы не считаете этот вечер потерянным, что мне удалось ответить на интересующие вас вопросы. А я, в свою очередь, благодарю вас за внимание; мне очень важен живой диалог с читателем. Именно вы, читатели, помогаете мне чувствовать биение сердца народа. Будьте счастливы! — писатель слегка поклонился публике, отошел к столику в глубине сцены и тяжело опустился на стул.
Уже несколько дней он чувствовал себя неважно — в городе стояла несусветная жара, губительная для сердечников. Жена утверждала, что в такую погоду люди ходят на подобные мероприятия только ради кондиционеров, и настаивала, чтобы он отменил все встречи. Но писатель не привык разочаровывать своего читателя.
В зале раздались редкие аплодисменты. Публика стала расходиться. Несколько человек потянулись к сцене за автографами.
— Вы меня, конечно, не помните? — обратилась к писателю женщина средних лет, державшая в руке изданную отдельной книжкой повесть «Травяной дом».
— Простите?..
— Мы с вами жили в одной коммуналке, я подростком тогда была. Седовы, Ольга Седова — не помните?
— Видите ли… — начал было писатель, но женщина остановила его.
— Да, разумеется, много лет прошло, — сказала она. — Я бы, пожалуй, тоже не узнала вас, если бы просто встретила на улице. Понимаете… я, можно сказать, была первым читателем вашего «Травяного дома».
— Что вы имеете в виду? — писатель посмотрел на собеседницу то ли удивленно, то ли встревоженно.
— Вы однажды оставили черновик повести на кухонном столе. Я из любопытства заглянула, полистала, только читать не смогла — у вас ужасный почерк, — читательница улыбнулась. — Но теперь это моя самая любимая вещь!
— Очень рад, — сказал писатель…
— Вы меня, конечно, не помните? — обратилась к писателю женщина средних лет, державшая в руке изданную отдельной книжкой повесть «Травяной дом».
***
Сергей Борцов и Алексей Воронин внешне были похожи — светловолосые, коренастые. На журфаке их в шутку называли братьями. Только характерами разные: Сергей взрывной, увлекающийся, энергичный; Алексей — задумчивый, тихий, рассудительный. Все Сергею давалось легко — и учеба, и спорт, и успех у девушек; Алексей брал серьезностью и усидчивостью. Вроде бы и интересов-то общих не было: Сергей, бывало, то мотоциклом увлечется, то байдарками, то в горы его потянет; Алексей же свободное время все больше за книжками проводил. А вот ведь, подружились — водой не разольешь.
Однажды Сергей удивил друга: смущенно отводя глаза, протянул ему исписанную корявым почерком тетрадь, на обложке которой печатными буквами было выведено «Травяной дом».
— Вот, — буркнул он, — я тут набросал кое-что, полистай, мне интересно, что ты скажешь.
Больше недели Алексей продирался сквозь джунгли каракулей Сергея, понимая: Серега — прирожденный писатель, талантище. Именно эти слова Алексей намеревался ему сказать. Собирался убеждать, чтобы тот не бросал сочинительство, не зарывал талант. Но — не довелось...
Сергей ушел из жизни на скорости, как и жил. С мотоциклистами такое случается.
Идея родилась сразу: Алексей обязан дать другу вторую жизнь. Пусть мир узнает имя Сергея Борцова. Алексей отдаст повесть в какой-нибудь популярный журнал, да что там — во все популярные журналы; он не успокоится, пока повесть не напечатают.
Работа предстояла нешуточная — ведь текст был недоработан. Алексей восполнял пропуски и выверял логику повествования, стараясь не нарушить идею и придерживаться авторской стилистики. Закончив свой скорбный труд, он отправил рукопись в редакцию молодежного журнала.
Рассылать рукопись в другие журналы не пришлось — повесть приняли сразу.
Читатели встретили ее очень тепло, и на волне читательского интереса редакция решила предложить молодому автору Сергею Борцову написать продолжение.
После некоторого колебания Алексей решился. Писатель Сергей Борцов будет жить.
В стране бушевала перестройка. Бывшие однокурсники Алексея, подхваченные ветром перемен, опьяненные причастностью пусть к четвертой, но все-таки власти, носились по стране, захлебываясь полнотой жизни. Воронин не отставал от коллег — объездив полстраны, повидал такого, что и не снилось в застойные студенческие годы. А ночами он писал продолжение «Травяного дома» — материал сам шел в руки.
Его первый опыт в беллетристике, кажется, удался. Но подписать опус своим именем Алексей не мог — читатели ждут не его, а Сергея Борцова.
Поставив в своем произведении последнюю точку, Воронин испытал смешанное чувство удовлетворения и грусти. Его первый опыт в беллетристике, кажется, удался. Но подписать опус своим именем Алексей не мог — читатели ждут не его, а Сергея Борцова.
Однако повесть к публикации не приняли.
И Воронин снова засучил рукава. Решено: он будет продолжать писать под псевдонимом «Сергей Борцов»; пусть у него нет большого таланта — он будет много работать, упорства ему не занимать. Он непременно пробьется, а когда станет признанным мастером, мэтром, он раскроет тайну своего псевдонима и представит миру настоящего Сергея Борцова, талантливого, рано ушедшего, но успевшего зажечь в своем друге искру творчества; сам же Алексей останется лишь его скромным последователем, его отражением, его клоном.
Кто-то из великих сказал, что успех — это умение, не теряя энтузиазма, двигаться от одной неудачи к другой. Воронин мог бы сделать этот афоризм своим девизом. Успех, словно капризная кокетка, обманчиво поманив при первой мимолетной встрече, отдалялся от Алексея, привечая других и пробуждая в соискателе ревность и инстинкт завоевателя.
Воронин был неутомим. Он жил за двоих и работал за двоих. Иногда до него долетал злобный шепоток: мол, ничего более значимого, чем его первая повесть, «Травяной дом», он не создал; мол, едва успев начать, он уже исписался, и останется он в истории литературы писателем одного произведения. Но Воронин старался не обращать на это внимания — успешного человека всегда преследует зависть. А поводов для зависти становилось все больше: растущая известность, внушительные тиражи, переводы на иностранные языки, прекрасная семья — словом, жизнь-то удалась! Вот только здоровье оставляло желать лучшего: давление зашкаливает, сердчишко пошаливает. Врачи все пугают да твердят свою излюбленную рекомендацию: не переутомляться. Смешно, ей-богу! Он много работает, много разъезжает, проводит встречи с читателями, занимается общественной деятельностью. А если бы он всего этого не делал, то и не был бы тем, кто он есть.
С годами мечта юности — прославить талантливого друга — утратила ясность очертаний, постепенно уступая место чувству выполненного долга. Приходило осознание собственного самоотречения. Воронин посвятил свою жизнь служению памяти Сергея; этому служению он принес в жертву свое собственное имя: никто не знает писателя Воронина, читатель знает и любит писателя Сергея Борцова. Мог ли он сделать больше во имя дружбы? Зачем ворошить дела давно минувших дней? Если уж на то пошло, авторский текст «Травяного дома» был сырой, его требовалось шлифовать, и именно он, Воронин, отредактировал его и подготовил к публикации. И так ли уж важны теперь детали?..
Он и не заметил, как упустил момент истины.
Иногда до него долетал злобный шепоток: мол, ничего более значимого, чем его первая повесть, «Травяной дом», он не создал...
***
— Очень рад, — сказал писатель и, пытаясь усмирить задрожавшую руку, стал медленно выводить на титульном листе книги свою фирменную дарственную надпись. Внезапно он выронил ручку и упал головой на стол.
— Скорую! — взвизгнул кто-то в зале.
Женщина, назвавшаяся Ольгой Седовой, в оцепенении смотрела на руку писателя, застывшую на раскрытой книге.
«Любимому читателю от любящего авт…» — прочитала она.
«Все такой же ужасный почерк», — некстати подумалось ей.