— Ёкарный бабай…
Семен Семеныч присел на корточки, сдвинув фуражку на затылок, чтобы почесать вспотевший лоб.

— Семеныч, ты прикинь — я чуть в штаны не наложил! Еду, только рассветает еще, все серо кругом, а тут — бац! Нет путей, то ли разобрали, то ли в земле ваще провал! Я — по тормозам! Но трамвай-то — не лошадь, на дыбы не встанет! Думаю — все, трендец, ухнем в провал — костей не соберешь. Я от страха аж глаза закрыл, успел только заорать на весь вагон — держи-и-и-ись! И молюсь — спаси, Господи, непутевого сына тваво! Но ничего; едем, прикинь, дальше! Я глаза открыл — трамвай притормаживает плавненько, а впереди… вроде опять пути есть! Ё-мое, я вылез весь мокрый, на колени упал — ног не чуял! Господи, говорю, всесилен ты, если мою железную ласточку и нас, грешных, перенес по воздуху, не лишив жизни…

- Господи, говорю, всесилен ты, если мою железную ласточку и нас, грешных, перенес по воздуху, не лишив жизни…

— Погодь, Палыч, не тарахти. И Господа всуе не поминай. — Семеныч коснулся рукой рельса.

…Сигнал о происшествии на остановке «Улица Андреева» поступил в милицию около шести утра. Дежурный Семеныч безмятежно продремал всю ночь, и тут — на тебе, какая трихомудия под утро случилась. А было так: Палыч, 20 лет уже водивший трамвай по кольцевому маршруту Метельевска, выехал из парка первым, как положено — в пять с копейками. Пассажиров в это время было мало, все — знакомые, рабочие, спешившие на утреннюю смену. «Ласточка» Палыча, позванивая на ходу, бодро повернула… И тут взору сонного еще Палыча явилась картина устрашающая: поблескивающие впереди трамвайные пути обрывались! Палыч впал в истерику, но, как уже говорилось, трамвай «разрыв» полотна «перелетел», ибо на самом деле никакого разрыва в рельсах не было, просто они были… замазаны темной, почти черной краской. Таким образом, зрительно «исчезло» метров десять рельсов, после чего они вновь «восставали из пепла», радостно поблескивая.

— Семеныч, я ж чуть не обмо… — захлебывался от возмущения Палыч.
— Да понял я. Ты уже говорил. Ясно все.
— Чего тебе ясно-то?!
— Да что ничего не ясно. Протокол составим, все опишем. Как тебе ситуёвина, Дашут?

«Дашута», Дашенька Скворцова, проходила в милиции практику. Но это одно название — практика. Потому что делать в крошечном Метельевске было совершенно нечего, все преступники известны и быстро уличаемы. Вскрыли магазин? Братья Зеленчуки вернулись с отсидки, кошелек украли — Санька Помидоров за старое взялся, ну а спьяну в клубе набедокурили либо Ванька Потапов, либо Севка Косой. Если же вдруг случалось что-то более серьезное, Семеныч Дашу и близко к делу не подпускал, издевался только — мол, воробышек ты желторотый, глупышка мелкая, сиди тихо, не девичьим умом загадки такие гадать. Сейчас же на лице Семеныча было написано такое искреннее изумление (правда, кому и для чего понадобилось замазывать рельсы?), что он даже вспомнил о Дашином присутствии.

Даша задумчиво смотрела на рельсы. Интересно, думала она, по всему городку остановки частые, а тут следующую и не видать.

— Может быть, Семен Семенович, это простое хулиганство?
— Скорее всего, так и есть, конечно. Но у хулиганства любого, Дашут, есть основа. Скажем, бывает хулиганство ради хулиганства — набедокурил просто, зачем — самому неведомо. А есть — которое с подлинкой, ради чего-то задуманное. Скажем, разлить воду зимой на дорожке, снегом припорошить и стоять в затишке, поджидая, когда кто-то упадет, а после ржать до упаду. Это же хулиганство, вишь, времени требовало, влет рельсы на замажешь. Значит, ради чего-то…
— А может, кто-то хотел напугать… Виктора Павловича?
— Да кому он нужен, этот Палыч, чтоб его пугать?
Палыч недовольно зафырчал на «кому он нужен» и отвернулся.

…Вокруг Семеныча, Даши и Палыча собралось полтора десятка любопытных. Кто-то смеялся, кто-то изумленно выспрашивал подробности. Даша задумчиво смотрела на рельсы. Интересно, думала она, по всему городку остановки частые, а тут следующую и не видать.

— Семен Семенович, а может, кто-то просто хотел, чтобы трамвай тут остановился? До остановки-то далеко?
Семеныч аж зашелся:
— Что значит — хотел?! И потом, письма писали, прошения подавали, все в курсе — всему свой черед, рассматривают уже наверху просьбу об остановке. Ждут люди спокойно, и все. Вот бабы, волос длинный, ум короткий, это ж надо предположить, что люди выйдут ночью черти чем заниматься, когда дело и так решится не сегодня-завтра! Глупость какая!
Даша чуть не заплакала. Ну зачем сразу про ум и волос? Она обиженно тряхнула длинной косой. Ну что Семен Семенович за человек! Вообще ее всерьез не воспринимает! Хотя правда: странная история-то, необъяснимая…

…Под вечер Семенычу опять пришлось идти на улицу Андреева: Сидорчук устроил очередной пьяный дебош, и его жена позвонила в милицию, требуя забрать «эту-рожу-сил-никаких-уже-нет».

— Эх, бабы! Я его раз забрал, так она на меня же потом жалобу написала — дескать, лишил ее мужа и детей отца на трое суток…

Даша восприняла «эх, бабы» почти как личное оскорбление, и потому с Семенычем к воюющим Сидорчукам не пошла. Ноги сами понесли ее чуть дальше, к повороту с закрашенными рельсами. Они, кстати, за день почти отскоблились, и трамваи бодро бегали по ним, тряся красными боками и позвякивая, как стаканы в подстаканнике.
Неподалеку от поворота, возле двухэтажного дома сидела на лавочке бабулька; Даша поздоровалась и присела неподалеку. Потом кашлянула.

- Простите, я… в милиции работаю, практика у меня. Хотела спросить… Вы ведь, мне кажется, тут всех знаете…

— Простите, я… в милиции работаю, практика у меня. Хотела спросить… Вы ведь, мне кажется, тут всех знаете…
Бабка несколько высокомерно кивнула.
— Случай с рельсами (бабка вновь кивнула) — не знаете, кто бы мог?..
Бабка пожевала губами, поправила платок. То, что она всех знает, ей явно понравилось.

— Думаю, Колька Сытин это. Кулибиным его кличут. Ему вечно на ум невесть что приходит. То осветитель придумал — сказал, что на бычках, на окурках, то бишь, работает. Сунешь окурок в дырочку — колесики какие-то правда крутиться начинают и лампочка горит! А в прошлом году антикомарин изобрел. Все смеялись, а он установил енту штуку у подъезда нашего. И знаешь, внучка, все лето комаров тут не было, их, как он сказал, «магнитное поле особого направления» прямо за кусты отбрасывало! Потом придумал, как белье гладить без утюга. Развесишь, скажем, простыни, а он под ними проводки разложит, ток подведет — все натянется мигом дугой, ни складочки! Рубашки да трусы прямо колом стояли! Так и высыхали — ровные! Ну а в сухом-то белье ток не держался, никакой опаски. Но через этот свой магнитный утюг Колька и пострадал — участковый к нам как-то зашел, на проводок наступил; вроде и ударило его не сильно, однако ругался страшно, проводки все порвал, и сказал — еще раз, и я сперминтатору вашему руки оборву по самое не балуйся!

Это было так похоже на Семеныча, что Даша расхохоталась. Довольная бабка продолжила рассказ:
— Ну вот, значит. С тех пор Колька наш изменился. Ничего, вроде, не изобретает больше, а тут вообще — постригся, в приличном ходит. Я-то знаю, в чем дело — он в Ленку Кузякину влюбился. Хорошая она девочка, приветная, да и он ей, мне кажется, нравится. Так что по прежним временам я бы сказала — точно Колькино изобретение, а сейчас и не знаю уже.
— А Колька где живет?
— Да в соседнем подъезде. Второй этаж, квартира 5. А Ленка — в нашем.

Поблагодарив словоохотливую бабушку, Даша двинулась в соседний подъезд. Она заранее поморщилась, живо представив, зная такие дома, как в подъезде будет промозгло и «кошачье»…

Но, лишь шагнув в темный провал подъезда, она вздрогнула — повсюду включился свет. Тут все на фотоэлементах, догадалась Даша, никаких чудес, но придумано как здорово! На подоконнике между этажами — цветы. На стене — красная кнопка и аккуратная надпись: «нажми меня». Она коснулась кнопки рукой: из пластиковой бутылки, что стояла возле цветка, брызнула в горшок струйка воды, после чего бутылка «замолчала».

- Это чтобы полив в каторгу не превращался, - послышался негромкий голос. - Только сейчас брызгает плохо.

— Это чтобы полив в каторгу не превращался, — послышался негромкий голос. — Только сейчас брызгает плохо. Батарейку поменять надо.

Даша обернулась — на площадке верхнего этажа стоял худенький парнишка. Разукрашенный крупными веснушками нос смешно задран, уши лопушками…

— Вы к нам, к Сытиным? Я почему-то сразу так подумал. Только предки на работе.
— А я, наверное, лично к тебе.

Колька был спокоен, но несколько удручен. Он пропустил ее в прихожую, дверь мягко клякнула, закрываясь.

— Меня зовут… Дарья Михайловна. — Даша заалела щеками, ведь Колька немного моложе. — Я из милиции… По поводу рельсов.

Колька вздохнул. По лицу было видно, что он решил «сдаться», не заводя песню «а чо сразу я».

— Ну? — его вопрос прозвучал как признание вины.
— Ты зачем это сделал-то? Шутка дурацкая, люди перепугались, водителя, Палыча, чуть инфаркт не хватил.

Колька молча потупил голову. Дверь тихонько скрипнула — на пороге комнаты возникла худенькая фигурка. Темноволосая девочка смотрела на Дашу испуганно:
— Это я виновата. Я тут каблуки о гравий ободрала, а потом вообще чуть ногу не сломала — все в институте на шпильках ходят, вот и я тоже, а дороги разбитые… До трамвая у нас идти невыносимо долго, другого транспорта нет. Мне в институт надо было приехать рано-рано. Ну вот, я и сказала со зла: Коль, если сделаешь так, чтобы завтра утром трамвай напротив моего дома остановился, выйду за тебя замуж. А утром слышу — голоса, шум. Выглянула из окна — а там трамвай стоит!
— Так что теперь хочешь — не хочешь, а выходи, — хмыкнул Коля.
— Да выйду. — Лена улыбнулась. — И воспоминания о твоем сватовстве назову «Трамвай желания»!

- Ты зачем это сделал-то? Шутка дурацкая, люди перепугались, водителя, Палыча, чуть инфаркт не хватил.

Даша почувствовала, что просто не в силах сдерживать смех.

— Да, Лен, выходи. А то он все равно придумает какой-нибудь… невестоуловитель.
— И женоудержатель, — без тени улыбки кивнул Коля.

…Вечером Семеныч сообщил, что Сидорчук «взял рельсы на себя» — мол, учудил, находясь в нетрезвом состоянии.

— Я ему за это обещал кой-какие мелкие грешки простить, так что дело закрыто. Учись, Дашут: пока бабы думают — мужики уже делают.

Даша улыбнулась. С полчаса назад Лена написала ей по «электронке», что они с Колей подали заявление. «К свадьбе Коля обещает изобрести скатерть-самобранку, так что угощений на всех хватит, приходите обязательно, Дарья Михайловна!» В конце строки весело подмигивал смайлик.

Даша подмигнула ему в ответ. Обязательно приду!