Манечка Филатова обожала Моцарта фанатично и самозабвенно. Даже дешевенький плеер всегда носила в сумочке, чтобы никогда не расставаться с кумиром. Работа библиотекаря не отвлекала ее от «Волшебной флейты» или «Свадьбы Фигаро». Посетителей практически не было, книги давно дышали на ладан, фонд совсем не пополнялся. Коллеги разбежались из-за мизерной зарплаты — остались одна Манечка да заведующая Людмила Павловна.

Невероятная легкость мелодий уносила Манечку от серых, беспросветных будней в мир галантного восемнадцатого века. Он завораживал ее своей дивной красотой и удивительной внешней изящностью париков и кринолинов. Дворцовые интриги и адюльтеры мелькали в воображении, как кадры в кинопроекторе, под звуки скрипки и клавесина.

Маленькая и худенькая, с собранными в вечный «хвостик» волосами, Манечка взирала на все через большие старомодные очки. За это бывшие сослуживицы прозвали ее Тортилой, видимо, ожидая бурной реакции. Но Манечка пришла в полный восторг: оказывается, она с детства любила сказку «Золотой ключик» и Рину Зеленую. Злопыхателям ничего не оставалось, как быстренько закрыть тему.

Возраст Манечки определялся с трудом, до того нелепые и скучные вещи она носила. За тридцать, ни грамма косметики на лице, никакой парфюмерии. Заведующая библиотекой поначалу пыталась давать дружеские советы и подсовывать гламурные журналы, потом плюнула. Подаренный ею шифоновый шарфик ярко-голубого цвета Манечка повязала на шею один единственный раз. И хотя глаза при этом у нее засветились неподдельным счастьем, больше порадовать себя и окружающих обновкой она не захотела.

Душа металась, как в застенке, и хотелось плакать. И, как назло, суббота — и в библиотеке одна, и редкие читатели — на дачах.

— Странная ты, как будто не своей жизнью живешь или в облаках летаешь, — не раз говорила ей Людмила Павловна.
— Ой, летаю! — мечтательно улыбалась Манечка, краснея и смущаясь, как школьница.
— О небесных кренделях или заморских принцах?
— О кренделях, конечно!
— Ну, смотри! А то все мужу расскажу! — притворно грозила пальчиком заведующая, прекрасно понимая, что с таким мужем заморские принцы и не нужны. Супруг Манечки несколько раз встречал ее после работы. Высокий, плечистый, интересный — картинка, а не мужик. Только жену почему-то называл не Манечкой, а Машкой.
— Он считает, что имя Маня мне не подходит, и говорит, что оно — пережиток прошлого, — объяснила грубость мужа Манечка. — А меня так мама называла… И бабушка…

Сегодня Манечка слушала сороковую симфонию. Душа металась, как в застенке, и хотелось плакать. И, как назло, суббота — и в библиотеке одна, и редкие читатели — на дачах. Но дома находиться было совсем невозможно, все равно пришлось бы где-то прятаться. Жизнь словно засасывала ее в гигантскую черную воронку, из которой никак не вырваться — муж опять не ночевал дома.

Никто из знакомых не знал, что Саша Филатов, один из лучших поваров города, за несколько лет превратился в завзятого картежника, потерял престижную работу из-за прогулов и пьянок. Сначала пропадал в казино, теперь — в подпольных игорных домах. Нищета подкралась мгновенно — не зарплату библиотекаря не пошикуешь.

А как красиво начиналась их семейная жизнь! Сколько было планов! Саша мечтал увидеть Нью-Йорк и хотел остаться жить в Штатах. Для этого совершенствовал кулинарное мастерство, обрастал богатыми клиентами и связями, начал учить английский язык.

Но однажды все рухнуло в одночасье: Саша привел в дом нового приятеля.

— Машка, познакомься, это — Максим Осипов! — представил он гостя, улыбчивого блондина, одетого с иголочки. И заговорщицки добавил вполголоса:
— У этого малого — папаша банкир, денег — как грязи!

Манечке Максим сразу не приглянулся. Наглая ухмылка, самодовольный вид. На левом мизинце — массивный перстень. Да и фраза Саши про деньги впечатления не добавила, а наоборот. После ухода Осипова Манечка ничего не сказала мужу о визитере, пребывая в полной уверенности, что никогда его больше не увидит. И ошиблась.

Манечка заволновалось было, но устыдилась собственного поведения: не доверять супругу, да как ей такое в голову пришло?

Уже потом, когда история этого знакомства приобрела необратимые последствия, Манечка обвинила себя в том, что вовремя не заметила изменений, происходивших с ее Сашей.

Поначалу муж стал чаще уходить из дома в выходные дни и преимущественно по вечерам. Манечка заволновалось было, но устыдилась собственного поведения: не доверять супругу, да как ей такое в голову пришло? Человек много работает, должен же он и отдыхать.

Первой ласточкой неприятностей явились денежные суммы, превышающие заработок мужа в несколько раз. Довольный Саша рассказал Манечке, что устроился на вторую работу, и она, конечно, поверила. Дальше — больше, у него стали появляться долги, которые он объяснял каждый раз по-разному: то помощью другу, то аварией, то задержкой зарплаты.

Из дома начали пропадать вещи. Первыми исчезли старинные фарфоровые статуэтки и картины, бабулино наследство. Потом — золотые украшения и аппаратура. А как-то вечером на пороге их квартиры снова появился Максим Осипов и забрал у Саши ключи от машины «в счет карточного долга».

Разговора с супругом не получилось. Он что-то кричал, бил посуду, требовал оставить его в покое. Манечка поплакала несколько дней и решила, что надо переехать в другой район, сменить обстановку. Позже она перешла в эту библиотеку, где никто не знал о ее прошлой жизни.

Последний год находиться рядом с Сашей стало невыносимо. Несколько раз Манечка его выгоняла, выставляя за дверь вещи. И каждый раз он выбивал хлипкую входную дверь одним ударом. Когда Манечка подала на развод, муж избил ее и за руку отвел в суд, забирать заявление. В тот день на ней был тот самый шарфик, подарок заведующей. Его пришлось выбросить, чтобы лишний раз не вспоминать о бурых пятнах крови на небесно-голубом шифоне.

Когда рабочий день подошел к концу, Манечка пребывала в смятении: пойти домой или остаться ночевать на работе? Наверняка муж заявился пьяный и злой. Сколько раз Манечка зарекалась принести на работу большой клетчатый плед, но каждый раз вспоминала об этом только в подобных экстренных случаях.

Тяжело вздохнув, Манечка собрала сумку и поехала к дому, уговаривая себя тем, что Саша иногда пропадает на несколько дней. Но как только она вошла в квартиру, слабая надежда улетучилась, как дым: прихожая встретила ее стойким запахом перегара, а из спальни раздавался заливистый храп мужа.

«Тортила я и есть, так и сгнию в своем болоте!» — с тоской подумала она и вдруг замерла, уставившись на одинокий, ржавый гвоздь в стене.

Манечка прошла на кухню и достала настойку пустырника. «Тортила я и есть, так и сгнию в своем болоте!» — с тоской подумала она и вдруг замерла, уставившись на одинокий, ржавый гвоздь в стене.

Сегодня утром на этом самом месте еще висела бабулина икона в серебряном окладе — Дева Мария с младенцем Иисусом. Единственное, что у нее еще оставалось и держало на плаву. Сердце Манечки ухнуло куда-то в пятки, и в груди образовалась гнетущая пустота…

Словно робот, она достала из сумочки плеер и включила «Реквием» Моцарта. Вытащила из ящика стола большой нож для разделки мяса и направилась в спальню. Саша лежал ничком поперек кровати, сладко посапывая во сне.

— За Машку! — прошептала Манечка и вонзила нож под левую лопатку мужа, а потом уже не могла остановиться…