Она рассеянно наблюдает за тем, как осенние листья медленно кружатся в холодном и прозрачном осеннем воздухе. Стук ее каблуков особенно четко разносится по улице, заглушаемый голосами десятков людей, спешащих куда-то по своим делам или в тепло и уют своих квартир. Лицо города поразительно изменяется с наступлением осени. Становится больше пространства и больше воздуха, ветер становится сильнее, небо еще более бескрайним, хотя и хмурым и невыносимо низким. Город просто расплющивает – он растет вширь, опустошенный и покинутый, но небо придвигается все ближе к земле, безжалостно давя, еще даже не успев опуститься на головы прохожих.

Осень всегда вводит ее в странное состояние между умиротворением и угнетенностью. Когда редкое и капризное сентябрьское солнце еще радовало своими рассеянными лучами, она охотно подставляла им свое лицо, пытаясь удержать и сохранить хотя бы небольшую толику тепла перед надвигающейся стужей, и ей даже казалось, что все останется неизменным, что холода никогда не придут, а непередаваемое спокойствие начала осени поселится в ее душе навсегда. Но вот пришел мрачный и дождливый октябрь. Она с тоской глядит на низкое косматое небо, медленно обводит взглядом опустевшие улицы и снова зябко кутается в пальто. Зима с ее белым запустением и морозным одиночеством уже так близка, и ничто не может остановить ее приближения. А ей всегда хотелось хоть на миг, хоть ради эксперимента задержать мгновение последнего летнего дня – когда все вокруг дышит жизнью и теплом… Только никогда не остановить ход времени, лето, осень, зима, весна сменяют друг друга в назначенный срок, повинуясь древнему, как мир, закону. Зима неизбежна.

Она смотрит по сторонам, прежде чем перейти дорогу и сама удивляется тому, насколько прочна эта с детства привитая осторожность: методично – сначала налево, потом направо. Эта осторожность настолько крепко засела в сознании, что вытеснила и рассеянность, и отрешенность. Даже если бы однажды ей захотелось проигнорировать необходимость посмотреть по сторонам, стоя у перехода, она никогда не смогла бы сделать этого – не потому что отчаянно цеплялась за жизнь, а потому что некоторые из наших привычек намного сильнее наших желаний и устремлений.

По привычке она оглядывается и спешно переходит дорогу, которая и без того пуста – в это время дня движение в городе не такое уж сильное. По привычке же она поднимает голову и смотрит на старые часы, чтобы сверить свои. Пунктуальность тоже является привычкой, хотя ее дела и не важные или срочные и, уж конечно, не предполагают особой точности. Часы идут правильно – минута в минуту, как она любила когда-то. Стрелки упрямо движутся вперед, часы еле слышно тикают, а время идет… Каждый день – строго от рассвета до заката, от хмурого осеннего утра до серого осеннего вечера… Каждый день… Автобус задерживается. Она всегда любила ехать куда-то и смотреть в окно, как сменяют друг друга пейзажи, как люди идут куда-то, и думать о том, что что-то удаляется от нее, а что-то другое приближается. Все мелькало перед ней в окнах и окошках – знакомое или не очень, надоевшее за годы и годы созерцания или же вновь и вновь потрясающее воображение. Автобус медленно подходит к остановке и распахивающаяся дверь оказывается прямо перед ней. Из салона веет теплом, нагретыми от прикосновений поручнями и сидениями. Она медленно поднимается по ступеням и садится у окна. Она знает наизусть все, что увидит из окна за время своего пути, поэтому не спеша переводит взгляд на пассажиров и рассматривает их лица и одежду. Все они такие разные, но все одинаково беспомощные – запертые в тесную жестянку, привлеченные и обманутые кратким теплом, желанием отогреться после осеннего холода.

Она даже не сразу замечает бродячего пса, который тоже, как и все, поднялся по ступенькам в салон и теперь с любопытством смотрит сквозь застекленную дверь на улицу. Автобус трогается, тощее собачье тело на мгновение напрягается, как бы привыкая к мягкому покачиванию салона, но затем расслабляется. Пес опасливо озирается по сторонам, боясь, что его выставят вон, не подумав о его несчастной животной судьбе. И никто не подумает, что вечно голодному бродяге с поджатым хвостом в этот ветреный осенний день тоже хочется тепла.

Она пристально смотрит на пса, на мгновение заглядывает в полные тоски собачьи глаза, и ее сердце непривычно сжимается. А ведь у нее никогда не было такого вот пса – милого домашнего питомца, который радуется приходу хозяина, всегда верен и послушен, которого можно потрепать по голове и почувствовать рядом понимающую – хоть и не родственную – душу. Пес тоже задумчиво смотрит на нее, делает робкий шаг навстречу, но потом, как бы одумавшись, занимает исходное положение и, поджав хвост, сходит на следующей остановке. Она провожает его глазами из окна – он уходит, не оборачиваясь, бежит куда-то, где тоже тепло и откуда не выгонят в любой момент.

Она отворачивается от окна и сморит строго перед собой. Маршрут уже настолько врезался в ее сознание, что ей даже не приходится следить за остановками, чтобы не проехать свою. Через несколько минут она медленно встает и, взявшись за поручень, продвигается к выходу. Автобус останавливается, его застекленная дверь распахивается перед ней, и она снова чувствует привычный осенний холод, мгновенно пронизывающий ее. После тепла автобуса уличный ветер кажется особенно неприятным.

Деревья синхронно раскачиваются вдоль дорог, и яркие листья разлетаются в разные стороны. Один из них кружится у ее лица, и она ловит его в ладони. Еще совсем недавно этот листочек был всего лишь маленькой клейкой почкой, которая набухала день ото дня, пока из нее не показался ярко-зеленый край. Это был большой и красивый зеленый кленовый лист, которому так нравилось слушать летнюю песню ветра и трепетать от его дуновений. Каким жалким он кажется теперь – высохшим, неживым и ненужным. Он слетит с ветки кому-то под ноги, его сначала затопчут, а потом дворники, выполняя свою работу, сгребут его в кучу таких же товарищей по несчастью, и он погибнет совсем.

Она задумчиво крутит листок в руках, рассматривая его прожилки на свет, затем бережно кладет его в сумку. Когда-то в детстве она очень любила яркие осенние листья, устилающие дорожки тротуаров и аллей. Она любила осень и зиму и видела в каждом времени года что-то особенное, радовалась и солнцу, и дождю одинаково… Сейчас падающие листья нагоняют на нее тоску.

Вот и дом. Она быстро взбегает по ступенькам и останавливается у своей двери. Ее рука в нерешительности застывает у раскрытой сумки, она медленно поднимает руку, звонит и долго прислушивается к звучанию звонка в ее пустой квартире. Комнаты – все в идеальном порядке – отвечают ей звенящей тишиной. Она вздыхает, качает головой, достает ключ и поворачивает его в замке.

Несколько минут спустя она сидит за кухонным столом, сжимая чашку с горячим кофе в холодных руках. Тепло волнами накатывает на нее, она закрывает глаза, наслаждаясь им, затем ставит чашку на стол и подходит к окну.

Начался дождь, и теперь он методично бьется в ее окно, из открытой форточки на подоконник падают несколько холодных капель. Она закрывает форточку, еще несколько секунд смотрит на непогоду и отворачивается.

В комнате по-прежнему тихо. На стене размеренно тикают старые часы, давно не используемый телефон молчит, и ей даже кажется, что он с упреком сморит на нее из дальнего угла. Она снова вздыхает, садится в мягкое кресло и вновь закрывает глаза, вслушиваясь в тишину, которая в какой-то момент накатывает на нее со всей своей неотвратимостью. Липкий страх медленно крадется по ее спине сотней мурашек, и в какой-то момент ей кажется, что она сойдет с ума от этой тишины, от молчания телефона, от листьев, медленно кружащихся за окном. Ужас железными тисками сдавливает ее грудь, становится трудно дышать, и она жадно хватает ртом воздух, только вместе с воздухом ее легкие заполняет и это ядовитая тишина… тишина, от которой нигде не скрыться…

Она вскочила среди ночи и, сделав отчаянно глубокий вдох, села на кровати. На тумбочке мерно тикали часы, а из приоткрытого окна слышался размеренный звук дождя. Это был всего лишь сон…

Ночной кошмар… Она медленно опустилась на подушку.

Он крепко спал рядом, и его мерное дыхание успокоило ее. Она с нежностью смотрела на него – такого родного, близкого и просто единственного; того, кто наполнил своей любовью все ее существование, сделал ее жизнь совсем другой.

Он улыбнулся во сне, с его губ слетело ее имя, а руки сами собой потянулись к ней, чтобы заключить в теплое и нежное кольцо. Это был всего лишь сон…. И теперь последнее воспоминание о нем растаяло. Сердечный ритм пришел в норму, она задышала ровно и спокойно – рядом с ним ей нечего бояться. Он оградит ее и от отчаяния, и от боли, и от одиночества. Завтра снова новый день – день, в котором будут только она и он…