Говорят, что красота спасет мир. А у меня на это другое мнение. Красота – сила, извините за ляп, страшная. И природа ее разрушительная. Примеров тому масса.

Главный режиссер народного театра "Занавес" Марк Абрамович Пожильцон любил выпить. Заложить за воротник, присесть на стакан, уйти в глубокий синий каньон. Называйте это как хотите. Суть от этого не меняется. Бутылку он называл своей музой и всегда носил ее с собой во внутреннем кармане пиджака. Вообще, в его жизни было две большие любви: эта самая муза и симпатичные девушки. Муза должна была быть не иначе как сорокаградусной, а девушки ему нравились разные, но предпочитал он блондинок ростом не ниже 180 см и грудью пятого размера. Сам Марк Абрамович при этом был невысокого роста, лыс, усат и любил материться. Талантлив был невероятно. Но волею судьбы в юности занесло его в один провинциальный городишко. Там он и пустил корни, то есть женился и организовал народный театр. По началу все было прекрасно. Молодой, подающий надежды режиссер, покорил всех местных критиков новой постановкой "Анны Карениной". Несмолкающие аплодисменты, овации, буря восторга и море цветов на премьере. Восхищенные отзывы в газетах. Хотели даже в Москву послать на театральный конкурс какой-то. Но почему-то передумали. Наградили грамотой и торжественно внесли его имя в список почетных граждан провинциального города М.

На протяжении десяти лет Марк продолжал радовать публику постановками классических произведений в новой интерпретации. То "Ромео и Джульетту" поставит, то "Вишневый сад", хотел было на "Войну и мир" замахнуться, но размеры сцены местного ДК, при котором и состоял народный театр, не позволяли батальные сцены изобразить в полном масштабе. Пришлось отказаться от этой идеи.

А потом случилось страшное. Ну, не совсем страшное, а скорее даже вполне закономерное, предсказуемое и, можно сказать, ожидаемое. Премьера нового спектакля "Дядя Ваня" провалилась. Местные критики в газетных статьях порвали режиссера в клочья. Спектакль назвали банальным и скучным. В течение сезона зал заполнялся от силы наполовину.

Режиссер впал в уныние. Затосковал и хотел повеситься. Потом хотел уехать. Но вторая жена ждала третьего ребенка, и пришлось нести бремя позора на месте. Марк запил. Неделю не выходил из дома. Пил, пил, пил. И плакал, глядя на почетную грамоту на стене. Потом вышел и вернулся через неделю. С горящими взглядом и в порванной рубашке. Дома кроме старенького дивана и радио ничего не было. Рядом с грамотой на стене была записка: "Не выдержала соперничества с музой…"

Ниночка родилась на тридцать лет позже Марка Абрамовича. И белую полосу его карьеры не застала. С детства родители внушали ей, что она просто рождена для сцены. Конечно, только Ниночка так замечательно могла, стоя на табуретке, рассказывать "Что такое хорошо и что такое плохо". В пять лет. Только Ниночка так грациозно исполняла танец маленьких утят. В семь. И, естественно, только Ниночка могла так драматично заламывать себе руки, читая со сцены школьного театра в десятом классе: "Отчего люди не летают?.." И хотя все в школе понимали, что таланта в этой очаровательной белокурой и голубоглазой девочке ни на грош, в конце монолога хлопали все равно самозабвенно. И Нина принимала все за чистую монету. И отчаянно верила, что сможет превзойти славу Сары Бернар, Фаины Раневской и гонорары Джулии Робертс. Покорит олимп Голливуда и выйдет замуж за Леонардо ди Каприо. Вот только театральных институтов в провинциальном городе М. не было. А родители в другой город свою красавицу не отпускали. Пришлось поступить на курсы парикмахеров в местном ПТУ. Но мечта не давала Нине спокойно жить. Мечта дарила ей по ночам сказочные сны, усыпанные роскошными мехами, бриллиантами, лимузинами, папарацци и красными ковровыми дорожками.

О том, что есть в городе такой народный театр, "Занавес" знали все. Знали все также и о том, что режиссер обожает хорошеньких барышень. И поговаривали, что по его протекции уже несколько девиц работают в московских театрах. И не гардеробщицами, а ведущими актрисами. Врали, конечно. Пожильцон к тому времени уже давно оборвал все свои московские связи. И терпеть не мог вспоминать свои студенческие годы, проведенные там.

Ниночка свято верила, что красота – города берет и, надев самую короткую юбку и самую прозрачную блузку, отправилась на прослушивание. Она и на самом деле отвечала всем стандартам общепринятой, глянцевой красоты. Высокая и стройная, с огромными голубыми глазищами и пухлыми губками. Она знала, как можно улыбнуться, чтобы тебе тут же уступили место в общественном транспорте, в очереди за селедкой или за билетами на ж\д вокзале. Как можно пройти, чтобы потом дворники убирали за тобой попадавших штабелями красавцев-миллионеров. Знала, но пользовалась этим крайне редко, то ли потому что в очереди никогда не стояла, то ли потому что красавцев-миллионеров в провинциальном городе М. не было.

На прослушивании она не смогла сразу запомнить текст, путала слова и все время повторяла: "Ой, погодите, здесь не так надо, щас, щас..." Режиссер пробы посчитал удачными, и Ниночку приняли в труппу. На репетиции Нина ходила исправно, вовремя и в хорошем настроении. Сначала ей предложили роль горничной в новом спектакле "Красота - страшная сила". В общем-то, и роли как таковой не было. Надо было лишь дважды выйти на сцену и спросить "Чай подавать?" Нина волновалась на репетициях жутко. Дожидаясь своего выхода за кулисами, грызла ногти и громко хохотала над пошлейшими шутками рабочего сцены. Потом она выходила, вставала в позу и спрашивала: "Так меня хорошо видно?". Актеры ее ненавидели. Режиссер обожал. На премьере она перепутала текст и спросила: "Кока-колу будете?". Пьеса была о временах, пару столетий тому назад минувших.

В следующем спектакле она играла главную роль. Труппа была в негодовании. Режиссер был объят пламенем страсти. Третья жена от него к тому времени ушла. Ниночка стала его богиней. Он был ослеплен ее красотой. Писал для нее пьесы, разучивал роли, репетировал до потери сознания. Через пару месяцев Нина уже переехала к нему.

Но тут в труппе появился новенький. Красавец-мужчина. Он играл главную роль в одноименном спектакле. И Нина потеряла голову. Красавчик был молод и беден как церковная мышь. Сначала он побаивался отвечать на знаки внимания со стороны подружки режиссера, но потом его это стало забавлять. И пока Марк Абрамович, мучаясь одышкой, карабкался на свой режиссерский балкончик, красавчик предавался любви с Ниной в гримерке. Пока Марк Абрамович шелестел страницами сценария, красавчик, стоя на сцене, мог ущипнуть Нину за попу.

Сначала режиссер отказывался верить слухам, потом решил, что поставит последний спектакль и уволит молодого нахала. В новой пьесе он отвел ему роль бессловесного конюха. Нина, сославшись на сильную усталость от работы, попросила отпуск и вообще там не играла. В день премьеры режиссер напился. Сильно. Очень сильно. Вхлам. И спектакль вел его помощник. Красавчик, отыграв свою нехитрую роль, сначала заперся с Ниной в туалете, а потом они решили, что можно и пошалить. Отправились в кабинет главного режиссера.

Темно. Шепот в тишине:
- Ниночка, ты такая сексуальная сегодня.
- Тут диван у стены…
- А старикашка не будет против?
- Ха-ха… Ну, хватит разговоров…

Оба падают на диван. Потом раздается дикий крик Нины, невнятное бормотание Марка Абрамовича. Свет. В дверном проеме видна голая спина убегающего красавчика.

На сцене шел как раз второй акт. Главная героиня умирала. Мучительно и долго. На заднем плане пробежал голый конюх. За ним пьяный режиссер, размахивающий пустой бутылкой. За ними – Ниночка, пытаясь застегнуть на ходу юбку и крича: "Оставь его в покое, я одна во всем виновата".

Хотелось бы, чтобы все закончилось хорошо. Хотелось бы, но - увы. Жизнь расставляет свои акценты и предлагает.

Ниночка не стала звездой Голливуда. И звездой московских подмостков тоже. И даже в своем провинциальном городе не прославилась. Она вышла замуж за какого-то иностранца и уехала.

Красавчика уволили из труппы, не предавая огласке причины. Но все и так знали. С тех пор имя его не упоминалось в прессе, и на афишах было заклеено черным скотчем.

Марка Абрамовича сначала все долго жалели. Потом долго ругали. За пьянство и сорванную премьеру. Потом быстро и торжественно проводили на пенсию.

А вы говорите – красота спасет мир!