- Варвара, если нас не будет, пообедаешь сама, - Александра Максимовна закрыла за внучкой дверь.

На кухне дочь возилась с посудой. Александру Максимовну не на шутку беспокоило её сегодняшнее состояние - синюшная бледность лица, обычно появлявшаяся к вечеру, заметна уже с утра.

- Оставь, сама управлюсь. Иди, приляг.
И то, что непокорная дочь послушно выполнила указание, встревожило ещё больше.

Татьяна на самом деле чувствовала себя хуже некуда, понимала: это финиш. Чудеса, которых в её жизни было много, закончились. Устало опустилась на диван

Ей около четырёх, а может и меньше. Мама впервые взяла её с собой на рынок. Таня не ожидала, что это так утомительно. Она еле плетётся, держась за тяжелую мамину сумку. Ослепительно светит солнце. Она щурится, опускает голову, взгляд скользит по асфальту и натыкается на незнакомый предмет. Таня знает, поднимать на улице ничего нельзя, и всё же спрашивает:
- Мама, можно я подниму вон то? - мама торопится, не отвечает.
- Ма, ну можно я подниму вон то? - снова канючит дочь.
- Что вон то? - наконец реагирует мама.

Но солнце мешает смотреть сегодня. Сейчас. Таня отцепляется от сумки, возвращается, подбирает очки и надевает. Свет меркнет.

Таня не знает, как называется предмет, и показывает рукой назад:
- Вон то.
- Это солнцезащитные очки. Поднимать нельзя. Тот, кто потерял, вернётся за ними. А если мы заберём, то он не сможет их найти. Завтра куплю тебе новые.
Но солнце мешает смотреть сегодня. Сейчас. Таня отцепляется от сумки, возвращается, подбирает очки и надевает. Свет меркнет.

- Скорее, - слышит она отчаянный голос матери, чувствует, как та хватает её за руку и куда-то тащит.

***
Апрельский денёк выдался по-летнему теплым. Виктор Михайлович, выехав за город, глубже вдавил педаль газа, ехать осталось минут двадцать, представил, как солнечные лучи будут щекотать его обнажённый торс, как вдохнёт запах свежевскопанной земли, и настроение полезло в гору, любил он первый набег на дачу осуществлять один. Ему бесподобно нравилось, как потом, приезжая на выходные с женой, та восклицала:
- Опять ничего для меня не оставил? Когда же ты всё успел, землепашец мой милый?
- Не женское это дело - с лопатой обниматься, лучше меня обнимай, - весело отвечал он,
и они в обнимку начинали перспективный обход своего клаптика. Подолгу стояли у каждого дерева, обсуждая, какую ветку пора удалить, а какую ещё оставить, дотошно присматривались к почкам, пытались предугадать, чем порадует пациент в текущем году. И хотя ритуал повторялся уже раз семнадцать, прелести от этого не утратил. И нечему тут удивляться. Весна. Обновление всего. На такое дело даже отгул потратить не жаль...

Да, человек предполагает, а располагает…
Телефонный звонок заставил притормозить у обочины.
- Да. Ясно. Уже еду. Готовьте обеих.

Джип развернулся и помчался обратно. В реальной жизни землепашец - хирург, а эта профессия с личными планами и желаниями не считается. Без стыда подсовывает вместо отдыха сложную операцию (или, как сейчас, сразу две) и даже не краснеет...

Впервые к нему Татьяна попала из родового отделения. Вопреки запретам врачей она выносила ребёнка, но в решающий момент сердце не выдержало. Однако сиротой Варваре (так в честь его матери назвали новорождённую) остаться не судилось. Позже, анализируя события того дня, удивлялся он их счастливому совпадению. Задержался на внеплановом дежурстве - это раз. Операционная была свободна - это два. Редкая группа крови оказалась в наличии - это три. Сердечный клапан, приготовленный для утренней операции, оказался неиспользованным по причине преждевременной смерти пациента - четыре. И, что вообще невероятно, подошёл почти по всем параметрам.

И всё же, как ни жаль, при недавнем обследовании Виктор Михайлович понял: срок годности истёк, счётчик включился.

И всё же, как ни жаль, при недавнем обследовании Виктор Михайлович понял: срок годности истёк, счётчик включился. Найти донора для пересадки сердца, даже учитывая валютную решаемость, весьма и весьма проблематично.

***
Вернувшись из школы, Варя действительно обнаружила, что их малогабаритная квартирка, неизвестно каким образом вмещающая кучу народа: дедушку с бабушкой, папу с мамой и её, пуста. Девочка обрадовалась. Откуда в неполные десять лет знать, что такое необычное отсутствие сразу всех родственников к беде.

Неожиданное одиночество Варя решила использовать с максимальным кайфом. Суп есть не стала, но... чтобы не вызвать подозрений, тарелку измазала и оставила возле раковины - ела, мол, я ваш суп, ела. Став на табуретку, достала с верхней полки коробку конфет (тоже мне, спрятали, называется), налила в чашку сок и, устроившись со всем этим добром у компа, под завывание попсы нырнула в дебри Амазонок.

За таким времяпрепровождением её и застал вернувшийся раньше обычного отец. И всё же странный день продолжал удивлять. Вместо заслуживаемого нагоняя он усадил её на колени и нежно провёл ладонью по голове.
- Маму увезли в больницу? - догадалась Варя и обняла отца.
Тот грустно кивнул. Теперь всё ясно. Маму часто забирали лечиться, и дочь к этому привыкла. На такой случай у неё есть «запасная мама», так в шутку называла она бабушку.
- А бабушка скоро придёт?
- Бабушка тоже заболела.
Вот это было очень странно, потому как бабушка никогда не болела. По неопытности Варя думала, что когда мама станет бабушкой, тоже перестанет болеть.

***
А вот Виктору Михайловичу привыкнуть к неожиданным поворотам в судьбах людей никак не удавалось. В очередной раз он был сражён знакомством с матерью Татьяны - маленькой сухонькой старушкой. Когда та появилась в его кабинете со своим проектом, он ей просто нахамил:
- Самой два дня до смерти осталось, и туда же - в спасатели!
- Что ж, - ухватилась за соломинку Александра Максимовна, - в таком случае отказать мне в направлении на обследование Вы не имеете права. А там посмотрим, кому сколько осталось.

Когда та появилась в его кабинете со своим проектом, он ей просто нахамил: "Самой два дня до смерти осталось, и туда же - в спасатели!"

Через две недели она провела в его кабинете целых три часа. Изучив кипу ответов и заключений, он принёс ей свои извинения: редкое несоответствие внешней оболочки с внутренней начинкой. Однако согласиться на то, что она предлагала, по-прежнему не желал.
- Да не могу я пойти на такое. Это убийство. И не просите.
- А оставить ребёнка без матери можете? Не знаете Вы, что значит без матери расти. А я знаю. Тело моё - тому доказательство.

Ему, застывшему от испепеляющего взгляда, пришлось выслушать эпизод из её жизни. В тридцать втором незнакомые люди ночью увели отца. Мать, осознав, что троих детей ей не прокормить, попыталась сдать двоих в детдом. Их не взяли.
- Не имею я права при живой матери детей принимать, - сказал сердитый директор.
- Так что, мне смотреть, как они от голода умрут, или самой сдохнуть?
- Ну, не знаю, дети ваши. Делайте с ними, что хотите.

Когда мать, выпроводив старшую сестру в школу, приказала ей одеться потеплей, а сама стала пеленать младшего брата, девочка сразу всё поняла. Они пришли на вокзал, сели в поезд. Проехав несколько станций, вышли. Мать в зале ожидания накормила хныкающего брата и, когда тот успокоился, попросила сидящую рядом женщину подержать младенца, пока она сводит в туалет дочь. За братиком они так и не вернулись. Дальше поехали вдвоём. Наконец, мать вывела её на перрон, усадила на скамью, сунула горбушку хлеба, наказала не кричать и за ней не бежать.
- Кто-нибудь подберёт, - сказала вместо прощания и исчезла в толпе...

- Разве могу я осуждать мать, что она выбрала не меня? Ещё неизвестно, кому повезло больше...

Виктор Михайлович обречённо согласился. Подготовил необходимые документы и втайне надеялся, что неизбежное наступит во сне, приступа вовремя никто не заметит.

Судьба с ним не согласилась. И вот он в операционной, чтобы отобрать жизнь у одной ради шанса продлить её для другой. На что только не идут женщины ради спасения своих детей.

- Человек предполагает, а Бог располагает. Александра Максимовна, я, увы, не Бог и вынужден в последний раз задать этот вопрос: Вы не передумали?
- Располагает тоже Человек. Сильный и умелый. Я верю в Вас. Вы сделаете то, чего не смог даже Он. Жизнь - штука такая - берёшь на время, отдаёшь навсегда. А мне удалось её объегорить, мое сердце, надеюсь, ещё потикает, - женщина приподнялась и свободной рукой сама убрала зажим с трубки, - быть или не быть. Начинайте, дочь уже заждалась...

- Жизнь - штука такая - берёшь на время, отдаёшь навсегда. А мне удалось её объегорить, мое сердце, надеюсь, ещё потикает...

***
Вечером следующего дня Варя узнала, что бабушки больше нет.
- Не тревожь дедушку. Дай ему побыть одному, - попросил отец, когда дочь направилась в бабушкину комнату.
- Я с ним по-пе-ре-жи-ваю, - непослушание в семье наследствовали в первую очередь.

В комнате пахло чем-то незнакомым (наверно, от свечки, подумала Варя) и царил полумрак. Дедушка сидел на диване, смотрел на обрамлённый черной лентой бабушкин портрет и грустно шептал: «Сашенька, как же я теперь без тебя?» По щекам катились слёзы. Варя, не подозревавшая даже, что дедушка умеет плакать, остановилась в нерешительности. «Мы с тобой - два берега у одной реки», - с трудом разобрала девочка чьё-то скрипучее шипение, повернула голову на звук и застыла в изумлении, забыв, зачем пришла.

- Что это? - воскликнула она, рассматривая невиданный доселе предмет. На тумбочке, в которой бабушка прятала свою швейную машинку, стоял ящик. Крышка была открыта. В ящике крутился черный диск, по которому единственным своим зубом елозила серебристая голова. - Дракончик поёт?

- Это патефон, - отозвался дедушка, - в прошлом веке на нём слушали музыку. Садись, послушай любимую бабушкину песню.

Девочка осталась у патефона. Она представила реку. Один берег - дедушка, другой бабушка. По реке на кораблике плывут папа с мамой и она. Вдруг бабушка-берег исчезает, вода из реки потоком устремляется за ней, кораблик переворачивается и летит в тартарары. От такой жути она даже ойкнула и зажмурилась: бедный дедушка, маму выпишут нескоро, одному с рекой никак не справиться.

Варя подошла к дедушке, обняла его за шею, провела ладошкой по шершавой щеке:
- Деда, не плачь, пока мама в больнице, вторым берегом буду я.