Я не люблю осень, поэтика «очей очарованья» мне чужда. Но так уж получилось, что эта странная история началась именно в сырой и серый вечер сентября…

Я шла на встречу с мужчиной, которого не видела больше 10 лет. Я любила его еще в институте, но сколько боли он мне причинил…

Стоял промозглый вечер. Дождя не было, в воздухе висела холодная морось. Шуршали под ногами желтые кленовые листья.

Что я к нему чувствую? Ни любви, ни ненависти, одно безразличие…

Андрей ждал меня на скамье в парке. Лицо отекшее, землистое, нос красный, руки дрожат. Пьет, что ли? Он сидел и, не глядя на меня, спрашивал, как у меня дела, как живу, где работаю. Я отвечала неторопливо и все ждала, когда же он задаст главный вопрос. А он суетился все больше, нервничал, и я видела, как его всего корежит от стыда, неловкости, неумения спросить и малодушного страха. Я могла бы ему помочь, но не стала. Мне не было его жаль. Наконец, я встала:

А он суетился все больше, нервничал, и я видела, как его всего корежит от стыда, неловкости, неумения спросить и малодушного страха.

— Мне пора.
— Рита, подожди. — Он встал тоже и впервые прямо посмотрел мне в глаза.
— Я хотел спросить тебя… Насчет того лета… Ты до сих пор обижаешься?
— Поздно ты об этом вспомнил. Мог бы еще 10 лет подождать.
— Рита, ты сердишься на меня?

Он смотрел тоскливыми собачьими глазами, и мне стало его вдруг жалко.

— Я уже все забыла.
— Рита, мне нужно только знать, что ты не сердишься на меня.
— Только это? Нет, Андрей, не сержусь. У меня все в порядке. Пусть у тебя тоже все будет хорошо.

***

Я шла домой. Моросил мелкий, противный дождик, в воздухе стоял туман. У меня мерзли руки, но я ничего не чувствовала.

Потому что в глазах у меня — теплый летний вечер 17 июля, и мне снова 23 года. Я окончила институт и еду в деревню к бабушке — обмыть диплом с друзьями.

В деревне мне все знакомо и дорого, у меня куча друзей и подруг. И мой молодой человек, Андрей Смирнов, с которым я встречаюсь, тоже живет здесь.

Компания собралась небольшая: я, Андрей, четверо местных парней и три девушки. Устроились подальше от родителей, в недостроенном доме Андрея. На столе водка, самогон, нехитрая закуска. И что-то со мной случилась — никогда ни до, ни после этого я так не напивалась. Я не заметила, когда исчезли девчонки, и я осталась наедине с пятью парнями.

Четкой картины того, что произошло этим вечером, у меня нет. Только отдельные слайды, как яркие вспышки на черном стекле.

Я сижу за столом, передо мной — стакан водки. Я пью, как воду, не чувствуя вкуса.
Кто-то рассказывает пошлый анекдот. Я смеюсь.
Другая комната, старый диван. Кто рядом?
Оступаюсь, падаю на диван. Трещит платье.
Вырываюсь, бегу (?) к дверям. Кто-то хватает меня сзади.
Удар — странно безболезненный. Стремительно приближается грязный, щелястый пол; и на нем расцветают алые пятна — кровь, моя кровь…
Затемнение.
И снова сплетение рук, ног, голов — разных и одинаковых одновременно — многорукое, многоногое, многоголовое чудовище. И снова провал…

Молила Бога только об одном — никому не попасться на глаза. Мне повезло — бабушка погнала корову в стадо; дома никого не было.

Я очнулась, когда в окне брезжил рассвет. Все тело болело, живот крутило, голова кружилась так, что я едва держалась на ногах. Кое-как надев свое измятое, рваное платье, я вышла в коридор. Из комнаты рядом доносился сочный храп. Я выскользнула из дома, и тут же около завалинки меня вывернуло. Это помогло — живот отпустило. Огородами я спустилась к реке, сбросила платье и вошла в воду. Тело пронизал холод, но стало легче, голова прояснилась. Так же огородами я пробралась к дому бабушки. Молила Бога только об одном — никому не попасться на глаза. Мне повезло — бабушка погнала корову в стадо; дома никого не было. В пять минут я переоделась, покидала вещи в сумку, нацарапала записку: «Бабуль, не волнуйся, со мной все хорошо. Уехала домой». В десять часов я уже была дома.

Первым делом я залезла в душ и яростно вымылась. Потом стала оценивать ущерб. Синяки по всему телу, под глазом наливался синевой бланш, разбитая губа… За две недели заживет. В милицию обращаться я не собиралась. Не хотела расстраивать маму и отчима. А больше всего бабушку — она старенькая и больная, как она сможет жить рядом с родственниками насильников? К тому же было стыдно, ведь я сама пошла, сама по-свински напилась. Нет, надо забыть, забыть…

Как бы странно и дико это не звучало, я легко пережила это изнасилование. Может, потому что многое произошедшее той кошмарной ночью я не помнила. А то, что помнила, старалась забыть. Единственная моя потеря — больше я у бабушки не была, разорвала все связи со своими друзьями детства. Но это было потом…

А сейчас я сидела на кухне, пила горячий чай. И несмотря на летнюю жару, меня бил озноб. Раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок — это был Андрей, он переминался с ноги на ногу, и лицо у него было виноватое, потухшее, тоскливое. Вот он поднял руку к звонку и отдернул ее, словно боялся, что дверь откроется, и он увидит меня. А я не хотела открывать, я не была готова. Он ушел, так и не позвонив. Не было его ни на следующий день, ни через неделю. Больше я его не видела. До того осеннего дня.

***

Последняя наша встреча произошла через год, таким же хмурым осенним вечером. Я возвращалась с работы в сумерках, через парк. Со скамьи навстречу мне встал мужчина, и я сразу же узнала Андрея. Выглядел он еще хуже, чем в прошлый раз, и пахло от него так…

— Я ждал тебя, Рита…

На всякий случай я сделала шаг назад.

— Рита, они все умерли. Все.
— Кто… умер?
— Игорь, Женька, Славка, Марат. Остался один я. Тебе мало?

Он смотрел на меня, и я видела безумие в его глазах. Боже, да что происходит?

Он внезапно качнулся и упал на колени, я услышала глухие рыдания. Хотела бежать, но ноги не слушались. Потом подошла к нему, положила руку ему на голову.

— Мы виноваты, все виноваты перед тобой. Они уже заплатили. Теперь мой черед. Господи, помоги мне!..

Он внезапно качнулся и упал на колени, я услышала глухие рыдания. Хотела бежать, но ноги не слушались. Потом подошла к нему, положила руку ему на голову.

— Пойдем со мной…

Церковь была пуста. Я поставила свечку за упокой бабушкиной души, смотрела на тоненький огонек и машинально крестилась. В церкви стояла тишина, только потрескивали свечи, да доносилось тихое бормотание: это вполголоса беседовали Андрей и отец Александр, друг нашей семьи. К окнам липла темнота, пахло ладаном…

***

Мы шли обратно, и Андрей говорил, говорил…

— Первым был Игорь. Повесился, когда его бросила девушка. Потом Марат. Убили в драке в тюрьме, он сидел за разбой. Женька… Умер от рака мозга. Только о Славке я ничего не знал, он уехал. Ты не представляешь, в каком кошмаре я жил эти годы. Ведь я сразу понял, в чем дело. Видеть, как один за другим умирают те, кто был с тобой, и думать, когда моя очередь? Стал пить, потерял работу, жена ушла и детей забрала. Ты думаешь, я ничего не осознавал? И я к бабке пошел, к Ларионихе. Она как меня увидела, так сразу и сказала: грех на тебе непрощенный. От этого и беды все твои. Я ведь и в самом деле даже прощения у тебя не попросил. Приехал на следующий день, а тебя не застал. И потом не пришел, струсил, как последняя сволочь… Тогда я решил тебя отыскать, узнать как ты живешь, не держишь ли зла. Знаешь, после той нашей встречи я как заново родился! Пить бросил, работу нашел, жена вернулась. Думал, все закончено. А месяц назад позвонил бывший однокурсник. Сказал, что Славка погиб, разбился на машине. Вот тогда у меня крыша и поехала. Запил так, что мерещиться стало всякое и голоса… Взбрело в голову, что это ты на нас порчу наслала. Дошло до того, что я убить тебя хотел. Думал, приберу тебя до того, как ты до меня доберешься…

Мне стало холодно, я не хотела больше слушать. Я вспоминала то, что сказал мне на прощание отец Александр:
— Рита, говорю, как бывший психолог — этому человеку нужна помощь специалиста. Ты знаешь, что он хотел тебя убить? Если ты имеешь на него какое-нибудь влияние, убеди его обратиться к врачу…

Мы расстались в парке, там же, где встретились. Андрей сжимал своими горячими руками мою ладонь.

— Ведь ты простила меня? Простила?
— Давно. И клянусь, никогда никому я не хотела навредить. Все это — просто случайность.
— Случайность? Знаешь, что самое странное в этой истории? — Андрей глядел на меня, и я снова видела в его глазах сполохи безумия. — Все они умерли в одно и то же число — 17 июля…

***

Больше я Андрея не видела.

Картина прояснялась, но была еще неполной. Последний кусочек мозаики пришел в письме Лильки, моей деревенской подруги детства.

Но эта странная история гвоздем засела у меня в голове. И я достала записные книжки со времен студенчества, зарегистрировалась в социальных сетях. Я искала однокурсников и знакомых, писала письма, задавала вопросы. Я разлиновала листок на четыре строчки. И медленно, скрупулезно их заполняла. Картина прояснялась, но была еще неполной. Последний кусочек мозаики пришел в письме Лильки, моей деревенской подруги детства.
После ахов, восторгов и описаний своей жизни Лилька перешла к главному.

«Ты спрашивала насчет Марата, его убили 2 февраля 2003».

Я отложила письмо и вписала последнюю дату в свой список.
Сорокин Игорь — 17 июля 2000 г.
Хуснуллин Марат — 2 февраля 2003 г.
Кислов Евгений — 22 мая 2006 г.
Усов Вячеслав — 5 августа 2008 г.

Я чувствовала, словно камень свалился у меня с души. Я не лукавила, когда говорила, что ничего не делала, чтобы повредить своим обидчикам. Высшим силам необязательно насылать легионы ангелов, чтобы наказать виновных. Дурные люди накажут себя сами…

В письме была приписка:
«Не успела отправить письмо, и опять пришлось распечатывать. Помнишь Андрея Смирнова, твоего бывшего лю? Он и раньше пил, а последнее время совсем плох стал, заговариваться начал. А этой ночью дом свой поджег! Его едва вытащили, он жив, но, говорят, не жилец, обгорел сильно. Хорошо, хоть жены и детей дома не было!
Больше писать не могу, бегу на почту. Сегодня короткий день, надо успеть отправить письмо.
Ритка, приезжай в гости, я по тебе соскучилась.
Пока, жду.
Лилия Сабурова»

Я всмотрелась в оттиск календарного штемпеля на конверте. Провела в своем списке черту и вписала:
Смирнов Андрей — 17 июля 2009 г.

Смог бы ему помочь врач? Замечала ли я раньше признаки безумия в Андрее? Или на него так подействовала смерть Игоря — его лучшего друга?

Я скомкала листок со своими записями, положила на блюдце и подожгла. Пепел размяла и смыла в раковину. Потом села писать:
«Привет, Лиля! Очень рада твоему письму. Через две недели у меня отпуск, так что жди в гости...»