2007 год

Личный самолет французского мультимиллиардера Николя Лакарена оторвался от взлетной полосы аэропорта Ле Бурже и, набрав нужную высоту, взял курс на Россию.
Единственная пассажирка этого рейса, жена Лакарена, Анастасия, облегченно вздохнув, расстегнула ремень безопасности и откинулась в кресле.

- Ваше вино, мадам! - стюардесса Жаклин подала бокал с ее любимым Chateau Latour урожая 1989 года и поспешила удалиться.

Анастасия пригубила вино и открыла один из глянцевых журналов, заботливо приготовленных ей в дорогу помощницей Аннет.

Листая его, мадам Лакарен то и дело натыкалась на свои фотографии: вот она в Каннах вышагивает по красной ковровой дорожке, здесь - открывает модный показ, а на этой - отдыхает с мужем в собственном поместье…

Вот она в Каннах вышагивает по красной ковровой дорожке, здесь - открывает модный показ, а на этой - отдыхает с мужем в собственном поместье…

При воспоминании о муже Анастасия нахмурилась.
Он был против этой поездки, не видел в ней никакого смысла:
- Зачем тебе туда возвращаться? Ты же двадцать лет жила без них?

Анастасия молчала в ответ. Да и что она могла сказать? Какими словами можно объяснить, что все, чего она, простая девчонка из российской глубинки, добилась в этой жизни – «красный» диплом престижного московского вуза, успешная карьера в крупной международной компании и, наконец, замужество с ним, Николя Лакареном, президентом этой самой компании и самым завидным женихом Франции - все это было ради этого дня?

1985 год

Настя стояла у окна и с тоскою наблюдала, как кружат в прощальном хороводе желтые листья, поднятые с земли осенним ветром.

Как и все девчонки, Настя с нетерпением ждала начала этого учебного года. Восьмой класс - теперь она не просто школьница, теперь она старшеклассница, наступила счастливая пора под названием «Уже можно». Уже можно сменить косы на модельную стрижку и ходить в школу на каблуках. Уже можно плевать в собственную тушь, а не таскать ее тайком из маминой косметички. И самое главное - уже можно пойти на школьный вечер для старшеклассников, первый из которых, Осенний бал, будет как раз через несколько дней…

Подружки-одноклассницы вовсю готовились к этому вечеру, обсуждая на переменах свои обновки. Мама Кадиковой, директор универмага, «достала» для дочери финское трикотажное платье с только что вошедшим в моду рукавом «летучая мышь». Разуева собралась надеть новую джинсовую юбку «Монтана», привезенную отцом из загранкомандировки, а Покатаева - купленные у фарцовщиков за бешеные деньги туфли-лодочки фирмы «Саламандер». Одной Насте похвастаться было нечем - заграничных вещей в ее гардеробе не было.

Вечером на огонек заглянула соседка Маринка, работавшая портнихой в ателье. Узнав о Настиных печалях, она только рассмеялась:
- Нашла из-за чего реветь! Сошьем тебе платье не хуже импортного! Будешь у нас первой красавицей!

Перерыв шкафы, Настя с мамой нашли припрятанный до лучших времен бабушкин подарок - отрез японского шелка.

Выкройку Маринка сделала из купленного из-под полы на рынке журнала «Бурда», швы обработала «по-магазински» на оверлоке в своем ателье, а к горловине пристрочила «лейбл», безжалостно отпоротый от старой гэдээровской кофты.

- Ну, чем не «фирма»?

Настя с удовольствием разглядывала себя в зеркале.
Она представляла себе, как войдет в школьный актовый зал, как разинут рот от удивления ее одноклассницы, а она, не оглядываясь, как и положено первой красавице, с гордо поднятой головой пройдет мимо.

Узнав о Настиных печалях, она только рассмеялась: «Нашла из-за чего реветь! Сошьем тебе платье не хуже импортного! Будешь у нас первой красавицей!»

Но самое главное, ее, наконец, заметит Антон Коноплев. Он пригласит Настю на медленный танец, и она вложит в его горячую ладонь свои тонкие, дрожащие от волнения пальцы. Он уверенно обнимет ее за талию, прижмет к себе и в темноте зала как будто невзначай коснется своей щекой ее щеки…

А дальше… Настя боялась об этом думать, но воображение не слушалось и рисовало одну картину за другой.

Они будут гулять по вечерам, держась за руки, и в один прекрасный день Антон признается ей в своей любви. А она рассмеется и скажет ему в ответ, что любит его с самого первого класса.

Школа закончится. Настя поступит в пединститут и станет учителем. Антон пойдет, наверное, в строительный, будет архитектором - Настя давно заметила, что на уроках он все время рисует на промокашках какие-то необычные и очень красивые дома.

Они поженятся, и у них родится двое детей - мальчик и девочка, у которых будут такие же, как у Насти, темные густые волосы и такие же, как у Антона, лучистые голубые глаза и милые ямочки на щеках…

На Осенний бал Настя немного опоздала. Взлетев по лестнице на второй этаж, она остановилась в нерешительности. Сердце Настино вдруг замерло и упало, обнаружив себя сладкой истомой где-то внизу живота.

Немного отдышавшись, она открыла дверь и вошла в актовый зал.

Концертная программа, подготовленная силами комсомольской самодеятельности, уже закончилась, стулья сдвинулись в сторонку. Школьники выстроились вдоль стен - мальчики с одной стороны, девочки с другой, - в ожидании дискотеки.

На входе стоял трудовик Аркадий Семенович Графитов. В обязанности его входило включать музыку, не пропускать на вечер посторонних хулиганов и следить за тем, чтобы молодежь не принесла с собой на вечер спиртного. Впрочем, школьники Аркадия Семеновича не боялись, между собой называли «Графином» и частенько над ним подшучивали.

Увидев запоздавшую Настю, Графитов преградил ей путь:
- Иванова, почему опаздываем? Ничего с собой не несешь?

В зале неожиданно стихло.

Убедившись, что с Настей все в порядке, трудовик закрыл дверь на щеколду - чтоб не бегали по школе, а то мало ли что, - и направился к магнитофону.

Сомнений не оставалось - кто-то пронюхал, что Настино платье «паленое», и теперь все смеются над ней. Вспыхнув от стыда, Настя бросилась обратно к двери.

В абсолютной тишине Настя шагнула вперед, и тут в зале раздался смех - с начала с одной стороны, потом с другой.

Настя в растерянности остановилась. Хохот нарастал.

Смеялась Кадикова в своем финском платье. Хохотала Разуева в новой монтановской юбке. Дрыгала от смеха ногами в саламандеровских лодочках Покатаева. И даже Антон Коноплев басисто загоготал, поддавшись общему веселью…

Сомнений не оставалось - кто-то пронюхал, что Настино платье «паленое», и теперь все смеются над ней.

Вспыхнув от стыда, Настя бросилась обратно к двери и, выбив щеколду, кубарем скатилась вниз по лестнице.

Она выскочила на улицу и сломя голову понеслась прочь, так и не услышав, что кричал ей вдогонку Антон Коноплев.

Ночью Настя не спала. Она лежала на кровати, уставившись в потолок, и, словно в бреду, повторяла снова и снова:
- У меня будет все… И я вернусь… У меня будет все…

2007 год

Анастасия Лакарен сбежала вниз по ступенькам школьного крыльца к ожидавшему ее лимузину. Шофер учтиво открыл дверь, но она не спешила сесть в машину - ей хотелось от души насладиться своей победой, а для этого надо было еще чуть-чуть подождать.

Анастасия улыбнулась, вспомнив удивление одноклассников, расплывшиеся, облаченные в китайский ширпотреб фигуры своих бывших школьных подруг, их плохо прокрашенные волосы и состарившиеся лица, разговоры про сады-огороды и болячки, завистливые взгляды после ее как бы невзначай оброненного:
- Нет, Куршевель сейчас уже не тот, не советую. Мы с мужем предпочитаем Валь-Торранс…

Голова кружилась: то ли от выпитого шампанского, не имеющего ничего общего с настоящим - уж она-то в этом разбиралась! - то ли от ощущения собственного превосходства.

- Настя!

Ну, вот и все, комедия окончена. Как же все оказалось просто и предсказуемо!
К лимузину, запыхавшись, бежал Антон Коноплев. В нем почти ничего не осталось от того курчавого мальчишки с ямочками на щеках, каким она его запомнила. Главный архитектор города в последние годы заметно раздобрел, полысел. Разве что голубые глаза его по-прежнему лучились. И от взгляда глаз этих у Анастасии что-то так сладко сжалось внутри, так, как никогда не сжималось рядом с мужем-мультимиллиардером…

И от взгляда глаз этих у Анастасии что-то так сладко сжалось внутри, так, как никогда не сжималось рядом с мужем-мульти-миллиардером…

- Ну, куда же ты? Опять ты убегаешь от меня?

Анастасия недоуменно подняла брови:
- Опять? И когда же я убегала от тебя?
- Ну, как же… А в восьмом классе, помнишь, вечер первый был у нас, Осенний бал? Я ведь, дурак, влюблен в тебя был с самого первого класса. А как к тебе подойти - не знал. Я этого вечера ждал как не знаю чего - думал, приглашу тебя на танец и все скажу. А ты пришла, такая красивая, и убежала вдруг ни с того, ни с сего, а потом вообще в другую школу перевелась…
- Я? Красивая? А ты… Ты разве не помнишь, как вы ржали тогда надо мной?
- Ржали? Над тобой? - лицо Антона вытянулось от удивления. - А при чем здесь ты? Мы же тогда над Семенычем, трудовиком нашим, прикалывались. Он пока с тобой разбирался, Васька ему на спину прилепил листочек с надписью «Графин»…

Анастасия уже не слушала его. Сев в лимузин, она резко захлопнула дверь и коротко отрезала:
- Едем!

***

Стюардесса Жаклин поставила на столик перед мадам Лакарен бокал с ее любимым Chateau Latour урожая 1989 года и хотела было уже удалиться, но та остановила ее:
- Водки, Жаклин. Принеси мне водки. И убери все это к чертовой матери! - Анастасия брезгливо сбросила на пол стопку глянцевых журналов.

Жаклин недоуменно пожала плечами - ах, загадочная русская душа, кто же ее поймет? - и поспешила выполнить распоряжение хозяйки.

Анастасия сидела, тупо уставившись в темноту иллюминатора, и, не закусывая, опрокидывала в себя стопку за стопкой.

Личный самолет французского мультимиллиардера Николя Лакарена уносил ее снова в сладкую, но такую чужую жизнь…