В заросшем парке
Стоит старинный дом
Забиты окна
И мрак царит
Извечно в нем
И это место стороной
Обходит сельский люд
И суеверные твердят
Там призраки живут

КиШ

Стояло солнечное утро, такое, каким и положено быть украинскому утру в середине лета. Кукарекал петух и гоготали гуси — они-то и разбудили спящую девочку. Аленка открыла глаза, потянулась, зевнула, вытянула ногу наружу — как же не хочется вылезать из-под перьевого одеяла, под ним даже прохладнее, чем снаружи. Но пора, бабушка, наверно, уже вернулась с утренней дойки и сейчас печет блинчики. Предвкушая любимое угощение вместе с медком, девочка побежала на кухню. На столе стояла тарелка с блинами, намазанными маслом и источающими такой аромат, что у Аленки заурчало в животе.

— Доброе утро, внученька!
— Привет, ба! Как сегодня Василиса себя вела, не брыкалась?
— Василиса вела себя прилежно, тебе от неё привет в кружке. Вечером придешь, выведешь её погулять, а то она отяжелела с теленочком в животике, мало гуляет.
— Хорошо, ба.

Взобравшись на вершину, и усевшись поудобнее, размазывая сок по щекам, девочка во все глаза пыталась рассмотреть глубину соседского сада.

На самом деле парное молоко девочка на дух не переносила, но не выпить нельзя — гулять не пустят, да и все-таки это Василисино молоко, а она её любимица.

— Бабуля, а можно я в сад пойду, на вишню?
— Беги-беги, солнышко, только не залазь высоко. Когда наешься, насобирай мне в кружку, я вареники буду делать.
— Угу.

И, выпорхнув из-за стола, лохматое рыжее чудо перепрыгнуло порог, выскочило во двор и побежало в сад. Аленка обожала лазить по деревьям, ловкости ей было не занимать, и она добиралась до самых крайних веточек, уже опускавшихся вниз под тяжестью плодов. Но кроме сладких ягод, её волновало ещё одно — с дерева был хороший обзор на соседний сад, который начинался сразу после старой вишни. Худенький забор из старых досочек служил границей между двумя дворами. Взобравшись на вершину, и усевшись поудобнее, размазывая сок по щекам, девочка во все глаза пыталась рассмотреть глубину соседского сада.

Старые неухоженные яблони, на которых поселилась моль и все заполонила своими белыми коконами, ветвистые вишни, кустарник, сквозь все это еле-еле проглядывал дом. Дом было плохо видно, так как, несмотря на яркий солнечный день, деревья создавали полумрак. Но все равно девочка разглядела забитые крест на крест окна и таким же манером забитую дверь. Краска давно облупилась, один из углов покосился, и дом как будто присел в реверансе. Девочку притягивало к этому остову, он был словно заколдованный. «Там, наверное, живут привидения», — подумала малышка и в тот же момент покрылась мурашками, а волосы встали дыбом от протяжного воя. Алёнка слетела с дерева и понеслась к бабушке. И хоть она не в первый раз слышала это завывание, оно было жутким.

— Аааааааааааааааааааааааааааааааааа! Баааааааааааааааааа!
— Ну чего, милая?! Чего?!
— Там опять это чудище!
— Это не чудище, это старый Волхв хозяина зовет. Не бойся милая, только не заходи в тот сад, мало ли что там старый пес удумает.

Перестав трястись, Аленка схватила конфетку со стола и побежала снова во двор. Её ждало столько дел: покормить птиц, зайти в гости к хрюне — проверить поросят, поиграть с кошкой, заглянуть к дедушке Мише — он обязательно угостит сотами, а потом одеться и пойти с бабушкой на дойку, где её ждет Василиса.

В течение дня девочка обдумывала утреннее событие. «Почему я никогда не видела этого пса, я только слышу его. Может, бабушка придумывает, чтобы успокоить меня, и там на самом деле живут привидения?» Так в задумчивости она провела день, и наступило время вечерней дойки.

«Там, наверное, живут привидения», — подумала малышка и в тот же момент покрылась мурашками, а волосы встали дыбом от протяжного воя.

В тот же день вечером бабушка Алены подошла к соседу:
— Миш, а Миш!
— Чего, соседка?
— Слышь, может, ты все же это, того… ну, Волхва пристрелишь, чего пес мучается, ребенка пугает? Может, он уже бешеный стал?
— Петровна, не говори глупостей. Если бы Волхв был бешеный, он бы так просто в доме не сидел, а кидался бы на людей. А воет он от тоски, ведь вся семья померла, а он остался и столько лет стережет дом. Да и не могу я этого сделать, я его ещё щенком ласкал, хоть он этого и не помнит. Иди-иди давай. Все будет хорошо.

Однажды здоровый детский интерес все же пересилил бабушкины наказы, и маленькая егоза перелезла с вишни через забор и на носочках стала красться к заброшенному дому. Дом пах сыростью и мхом. Вблизи он показался Алене не таким уж и страшным, а даже милым и любопытным. Она подошла к забитому окну и попыталась заглянуть во внутрь.

Вдруг сзади послышалось сдавленное рычание. Медленно повернувшись, Алена увидела огромную собаку, которая доходила ей до подбородка. Точное название породы она не знала, но видела на картинках рядом с пограничниками — такая лохматая серо-белая овчарка. Пес стоял, принюхиваясь к девочке и продолжая рычать. Сердце упало в пятки, дыхание сперло, не зная, что делать, она шагнула вперед и протянула руку собаке. Та попятилась назад и затем, резко присев, прыгнула на девочку, накрывая своим телом. Аленка закричала, кричала как в последний раз в жизни. Собака её не кусала, а только стояла над ней, как будто рассматривала.

На крик прибежал дед Миша с двустволкой в руках, первый выстрел в воздух — собака побежала, второй выстрел вдогонку ей — послышался скулеж.

Дед Миша подхватил плачущую девочку и понес домой, поглаживая по голове и говоря успокаивающие слова.

Ещё неделю Алена просыпалась каждую ночь в слезах, мучил её не только страх, но и чувство вины, ведь это из-за неё Волхва убили.

Бабушка успокаивала, качая на коленях и гладя по головке: «Не переживай, может, и живой он, мы с дедом не нашли его нигде».

Вскоре Аленка уехала домой с родителями.

***

Прошла почти четверть века, нет больше той страны, нет колхоза с дойкой, многие дома опустели, бабушка Алены давно живет с её родителями в городе, осталось несколько жилых дворов. Лишь в старом саду на окраине иногда слышен протяжный грустный вой. Старожилы говорят, что это привидение старого Волхва, который зовет своих хозяев и охраняет свой дом.