Зеленый автомобиль с белым рисунком-зигзагом на крыле. Низкий, хищный, спортивный. С моими ногами грациозно сесть на сиденье такого в принципе не возможно. И, открыв дверь, я почти падаю в кресло. Порыкивая, урчит мотор. Тот, кто приехал за мной, спокойно, чуть свысока, смотрит на меня. Что ж, с его ростом даже такое возможно. Меня всегда занимал вопрос, как он помещается в этой спортивной машинке? Тем не менее, он явно чувствует себя в ней очень комфортно. Конечно, его машина - его любовь и страсть!

Я почти с яростью смотрю на него, зная, что он все равно ничего не прочтет в моих глазах. Эта ярость вперемешку с безумным желанием клокочут во мне вот уже бог знает сколько времени, истрепав мое существование. И предела этой пытке не видать. Сколько времени прошло, а они бушуют все с той же силой, лишь изредка, на минуты, оставляя меня. Смолкают, чтобы вернуться и опять поставить все с ног на уши, перетряхнуть, перемешать, поменять местами верх и низ. А ему… Ему все равно. Вернее, он и не знает ничего, а я не собираюсь рассказывать. Потому что ему все равно.

Летим по ночной Москве. Он, конечно, говорит, что сорвал движок и больше, чем двести километров в час в последнее время не ездит. Я только помалкиваю, наблюдая, как он играет в «шахматку» с другими машинами, занимая только что освободившееся место. Ремни безопасности - великая штука, даже чувствуя, как покорно машина слушается его рук, мне лучше с мыслью, что не придется грызть подушку безопасности.

В ночной кофейне он вещает о переменах в своей жизни, о том, что меняет службу, о новом месте, где его ждут новые деньги и новые люди. Рассказывает о делах и друзьях, о коте по кличке Боня, который воспринимал мои руки, как игрушки, ласковом, суматошном и избалованном. Да, такого кота, как Боня, трудно не избаловать!

Затягиваясь сигаретой, смотрит сквозь дым на меня, опять взвешивая что-то и размышляя. Мои пальцы дрожат от желания впиться в его плечи, я даже смотрю на свои руки, удивляясь, что они спокойно лежат на столе. Внутри - агония, не представляю, как меня ещё не разнесло в клочья от бесящихся страстей.

Дурманный аромат горячего шоколада и большая чашка двойного эспрессо - м-да, колобродить от этого сочетания мне сегодня всю ночь! И безумствовать, ловя среди запахов, пропитавших одежду, еле заметный - его одеколона.

Что это? Я не заметила, как поменялся взгляд темных глаз. Неужели память той страсти, что перетряхнула наше спокойно протекавшее знакомство?

Фу! Мне показалось! Он опять равнодушен и отстранен. Мой голос, вплетаясь в шелест приглушенных бесед за соседними столиками, насмешливо говорит о моей жизни с сутолокой работ, спорта, танцев и мужчин.

Всё! Эта пытка закончена! Улыбчиво раскланиваясь с администратором, мы уходим в холод улиц и авто. Вдыхаю морозный воздух. Марево вишневого табака и шоколада осталось там, за закрытыми дверьми. Зачем я здесь, на другом конце Москвы, рядом с человеком, что стал проклятием моих ночей, безмерно желанным и абсолютно далеким? Что дальше? Домой? Один на один с ним в машине, каждой каплей крови понимая, что через полчаса я буду метаться по своей широкой постели, ругаясь и исходя тоской. Что сделать, как сломать эту прочнейшую стену из воздуха и света, в мгновение ока вознесшуюся между нами? Как преступить свою независимость и сказать ему, что по утрам, склоняясь над ним, я хочу видеть, как он просыпается?

Надо сбежать! Судорожно пытаюсь вспомнить ближайшее метро. А он, решительно взяв меня за руку, ведет к машине. Мысли читает, что ли? Что-то раньше я у него таких способностей не замечала, да и моё лицо не из тех, что отражают все обуревающие чувства. Усадив меня в машину, не задав ни одного своего обычного вопроса, куда, что и как, он несколькими уверенными поворотами руля вписывается в поток машин.

Кроме музыки и звука мотора в салоне не слышно ничего. Куда он меня везет, мне уже почти все равно, я измучена борьбой с самой собой, со своим телом, что жаждет прильнуть к его рукам. Хочется кричать.

Убавив звук магнитолы, он говорит, что давно меня не видел, что я похудела, а волосы стали ещё длиннее, что не может меня сейчас отпустить. Я молчу. Потом прошу отвезти меня домой, и голос мой не дрожит. Припарковав машину под запрещающим дорожным знаком, он поворачивается и рассматривает меня, как восьмое чудо света. «Ты не можешь вечно бегать от меня», - говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать. Чуть заметный поворот головы и мои губы уходят от его губ, пару секунд я ощущаю мятное дыхание на своей щеке. Раздается сухой смех и его ладонь мягко и властно ложится на мой затылок, фиксируя голову, и вот мне уже некуда деться от обрушившихся на мой рот губ, от прорвавшегося внутрь языка, тут же начавшего свой нетерпеливый танец, требуя и добиваясь ответа. Наконец, последним нежным движением прикоснувшись к моим губам, он отстраняется, вглядываясь в мои глаза, и довольно улыбается увиденному в них. Я опускаю веки, чтобы не отдать себя полностью и навечно. А он, легко повернув мою голову, тихонько дует мне в ухо. И волна крупной дрожи прокатывается по всему телу, заставляя подниматься волоски на затылке и поджимать пальцы ног. Вцепившись в сиденье, пытаюсь подавить рвущийся из горла всхлип. Мне почти удалось, но он все равно услышал, потому что ждал.

И снова огни гирлянд, фонарей и витрин проносятся мимо. Смотрю в боковое стекло и медленно осознаю, что животная страсть толкает меня на бездумные поступки, что, в момент, когда я буду прижата его большим телом к поверхности, мне не удержать бессмысленных слов любви! Значит, я не должна позволить взять себя в плен желаний! Рассудок мой, друг и враг мой, на тебя уповаю!

Мы подъезжаем к знакомому дому, туда, где живет его лучший друг Лючия и ее британский кот Бонька. Сила моего недоумения на мгновение перебивает все мысли и чувства. Сюда? Зачем? На мой невысказанный вопрос, (видно, сильно на лице прорисовался!) он говорит, что Лючия улетела в очередную командировку в экзотические страны на очередную фотосессию, Боня отдан на поруки бой-френду Лючии и ему, сегодня его очередь кормить кота.

Даже большой лифт все-таки слишком маленькое помещение для сосуществования нас двоих, воздух моментально насыщается электрическими разрядами сексуального напряжения, дышать почти невозможно. Но какое счастье, что весь подъем занимает несколько секунд, как хорошо, что в Москве ещё не слишком много высоток, насчитывающих сотни этажей!

Он открывает дверь, из темноты реактивным мячиком вылетает серый Боня, с наскока пытаясь прорваться на лестничную площадку. Со смехом я отлавливаю этот вечный юркий двигатель с желтыми глазищами, что тут же забывает свой порыв и начинает льнуть ко мне, мурлыча и изгибаясь! Странным образом все напряжение вечера выплескивается в мой детский смех, растекается крохотными искорками по плюшевой шерстке кота и, прозвенев, угасает. Легкость и смелость наполняют и промывают чувства, и мысли, я прямо и насмешливо гляжу в его глаза, дерзко улыбнувшись. И вспоминаю, я вспоминаю, что это было уже, здесь, в этих комнатах, и дерзость, и уверенность в собственной безнаказанности, и мои гибкие уходы от его рук и губ, на полудвижении, на виртуозном владении собственным телом. О том, что было потом, как он сумел поймать и запереть меня в кольце своих рук, о том, как я потеряла сначала чувство времени, а затем и чувство реальности, став раскаленной лавой неутоленного желания, я не желаю сейчас вспоминать. Обретенная свобода от него и себя самой хоть на минуты стоит слишком дорого, чтобы подобными безрассудными мыслями пытаться её спугнуть.

На кухне во всю свистит чайник, слышится звон посуды и звук льющейся воды. Там колдует он. «Шампанское будешь? «Новый свет», брют, твое любимое! - Спасибо, нет!» Тогда тоже все начиналось с шампанского. «Что ты будешь? - Чай, пожалуйста...» Я знаю, Лючия всегда держит у себя несколько исключительных сортов чая, привозимых ею из дальних стран. Смотрю, как со сноровкой он справляется с непростой процедурой заварки хорошего чая. Да, не взирая на явное наличие в его жизни большого количества женщин, живет он до сих пор один. Интересно, почему? Спрашивать у него ответа на этот вопрос яне собираюсь!

Ах, какой чай! Перекатываю во рту бархатный вкус. Откинувшись на спинку стула, покрытого шкурой волка, прикрываю глаза, наслаждаясь свежим и терпким ароматом золотисто-красного напитка. По движению воздуха ощущаю перемещение его в пространстве кухни. Губы изгибаются в насмешливой полуулыбке. Ничего не будет, ничего не произойдет. Надо отдать ему должное, он хорошо чувствует настроение женщин. Чувствует желание и нежелание. Вот только мою любовь не почувствовал. Или не захотел. Бывает и так.

Пора возвращаться. Открываю глаза. Милый мой, нежный, мы давно не принадлежим себе, наши мысли и чувства убраны под семь запоров. Всю мою страсть к жизни, стремление вперед, неистовство любви я отдала бы тебе, но…

Сколько времени прошло, я не знаю. И помнить не желаю.

Крыльцо подъезда моего дома. Последний взгляд в карие глаза. Прощай!