Погружению, казалось, не было конца. Пушистая рыхлая масса податливо принимала то, что называлось ее телом. В широко раскрытые глаза падали, обречено подрагивая крылышками, снежинки-однодневки. И таяли, не дожидаясь болезненного хлопка ее примерзших ресниц. Если бы не эта обжигающая боль, было бы ясно, что она умерла.

Состояние бестелесности не покидало с момента страшного удара, который поднял ее, закружил в белом вихре метели и, подбросив куда-то к небу, грубо выплюнул в огромный придорожный сугроб, спасший от неминуемой гибели. И вращаясь в этой снежной мясорубке, проваливаясь в бездну неведомого, она отчетливо поняла, как правы те, кто говорит, что в последние минуты в подсознании человека всплывает вся его жизнь, как покадровая съемка какого-то фильма.

Вот маленькая девочка, рыдающая в гимнастическом зале у бревна: она проиграла, сделав неудачный соскок. Казалось, нет ничего горше этого проигрыша. Ее утешали, а она никак не могла справиться с непрекращающимся потоком слез. Могла ли она знать, что это безутешное в тот момент горе будет наименьшим из зол, которые предусмотрительно подготовлены для нее мачехой-судьбой?

И самые богатые и всесильные мужчины у ее ног: помани пальчиком – подойдут, пожелай чего-нибудь – исполнят.

А вот выпускной: спортсменка, красавица, она – королева бала, вихрь вальса несет ее по залу, и изящные серебряные туфельки едва касаются пола…

А это – конкурс «Мисс Поволжья». И она опять – первая! Сам губернатор надевает на нее корону. И самые богатые и всесильные мужчины у ее ног: помани пальчиком – подойдут, пожелай чего-нибудь – исполнят. Учиться - зачем? Карьера – для чего, когда всё несут к твоим очаровательным стройным ножкам: золотишко, брюлики, круизы. Дальше – кадр за кадром - безумная страсть, весь мир – в кармане: счастье до боли.

Неужели это было со мной? Страна, где бирюзовое море и оранжевое солнце, где нет снега, метелей, леденящего холода, пробирающего до костей. Где бронзовые скульптурные тела, дурман кальяна и вечный праздник. Казалось, что вечный.

Обрыв пленки. Дальше – черно-белое кино под названием «Все мужики – сволочи»: он не может бросить семью, так как под угрозой окажется карьера и придется делить деньги, машины, квартиры, дачи. Банально до фарса. Одной с родившимся не ко времени ребенком было невмоготу. Тем боле, с больным ребенком. Все с молотка. И бесполезно.

Гробик совсем маленький, заснеженный холмик в живых цветах. Алые на белом. Издалека кажется – красный снег. И метель. Такая же, как сегодня. И снежинки не успевали таять в глазах, падая на розы застывшими хрусталинками. И боль. Тянущая, мучительная, от которой хочется выть раненым зверем.

Забыться. Нет, сначала отомстить ему, сытому, самодовольному, пожалевшему денег на лечение собственного ребенка.

Нет, сначала отомстить ему, сытому, самодовольному, пожалевшему денег на лечение собственного ребенка.

Какой дивный огонь! Это горит его дом. Не дом, а настоящий памятник постсоветскому монументализму. Конечно, у него их много, но хотя бы этот. И в бега. Туда, где не найдут. К таким же, как ты, отверженным, отброшенным из жизни чьим-то холеным сапогом. Обрести себя на вечное изгнание. И затаиться, утопив непрекращающуюся боль в ежедневных дозах спасительной травки, одновременно оттягивающей и приближающей желанную встречу.

Как было больно! А стало тепло и уютно. Как будто ты не в снежном мешке, а завернутая в теплое одеяло, заботливо подоткнутое мамой со всех сторон. И все у тебя только начинается. А над планетой Земля, такой нарядной в рождественские праздники, идет пушистый, ласкающий щедрый снег. Снег идет. Благослови же меня, Господи…

Молодая пара, прижавшись друг к другу, медленно прогуливалась по бульвару. Заметив сбившихся около огромного сугроба людей, они подошли ближе, поддавшись гипнотической магии толпы.

- Простите, а что здесь случилось? – поинтересовалась девушка и, увидев окровавленный труп лежащей на снегу женщины, ахнула и в ужасе закрыла лицо руками.
- Да не переживайте вы так, девушка, то ж бомжиха! Вон их сколько развелось, одной меньше – воздух чище. Сама, небось, под машину угодила. Тьфу ты, вонища какая, - сплюнул на красный снег коренастый мужик и зашагал прочь.