Королева Фана пребывала в ноющей, заставляющей дергаться правое веко тоске. Чувствовалась в атмосфере надвигающаяся угроза, но правительница ничего не могла поделать, нельзя было ей - королеве Смехляндии - грустить, нельзя! История предков имела тому яркое подтверждение.

Давным-давно, прадедушка - Фан XX проснулся в плохом настроении, которое усилилось неведомой печалью. Король до того расстроился, что заплакал. От прискорбного настроя правителя в стране начался ужасный ливень, продолжавшийся три дня и три ночи. Не привыкшие к подобным природным катаклизмам жители королевства тоже разревелись и устроили бунт. Случился государственный переворот - дедушку сбросили прямо из окна замка, а спустя пару часов на небосклоне опять засияло радостное солнце. Во главе страны встала жена казненного. С этого момента вся власть в государстве переходила по женской линии.

Королева Фана была немолодой, но довольно привлекательной женщиной. Правда, с возрастом на голове осталось совсем мало волос, которые она собирала в жиденький хвостик, лоб разрезали глубокие морщины, а тело становилось пышнее и пышнее. Правительница подошла к зеркалу.

Правительница ничего не могла поделать, нельзя было ей - королеве Смехляндии - грустить, нельзя! История предков имела тому яркое подтверждение.

- Ты прекрасна, спо…
- Ну, чего ты с утра пораньше заголосило-то, а? - оборвала Фана. - Не надоело льстить? Тебе уже сколько годков?
- Тысяча два.
- Вот! Некоторые мудреют с годами, ты же тупеешь тут взаперти. Может, тебя на солнышко в сад вынести?
- Нельзя, госпожа, мне солнечные ванны категорически противопоказаны, голос могу потерять, - загнусавило зеркало.
- Тогда, если всякую ерунду не перестанешь балаболить, в сад вынесу, понятно? Да и вообще, ты же средний род, не мужчина, не женщина, откуда такие глубокие познания в модных тенденциях? Одни врали меня окружают!

Зеркало разумно промолчало, а королева начала судорожно придумывать, чем бы развлечься.

«Дон Жуана, что ли, позвать? Забавный он», - улыбнулась про себя Фана, вспоминая пылкость возлюбленного. Надо сказать, была у королевы одна слабость - уж очень любила она веселых да разудалых юношей и без колебания приближала к себе подобных самородков для пользы души и тела.

«Жигало проклятый!» - отчего-то резко передумала Фана, взяла колокольчик и отчаянно затрясла им в воздухе.

- Симпер, где ты шляешься, задери тебя кошак?! - топнула для пущей строгости правительница.

Из воздуха материализовалась длинная, тощая фигура дворецкого. Жердь во фраке, при бабочке и в лакированных туфлях бесшумно подплыла к Фане.

- Что там с погодой?
- Хмурится, моя королева.
- Я изволю идти гулять.
- Госпожа, сегодня четверг.
- Что, опять судный день? А без меня никак посудить нельзя?

Симпер сделал вид, что не расслышал вопросы. Не мигая, он смотрел совьими глазами на королеву, немного укоризненно и в то же время безучастно.

Из воздуха материализовалась длинная, тощая фигура дворецкого. Жердь во фраке, при бабочке и в лакированных туфлях бесшумно подплыла к Фане.

«Чурбан!» - злобно подумала Фана.

- Сейчас оденусь, выйду. Собирай присяжных.

Через двадцать минут королева при полном параде, в златокудром парике, затянутая корсетом и напудренная до неузнаваемости, чинно вышагивала в тронную залу. Присяжные встали, Фана величественно опустилась на трон, легким поклоном приглашая сесть остальных.

В центре зала на пурпурном ковре стоял великан Степка. Вид у него был абсолютно несчастный, а в покрасневших глазах читалась ночная бессонница.

- Уважаемые господа, прошу тишины, - глухим голосом начал заседание Симпер. - Сегодня рассматривается дело великана Степана Степановича Степанова, застуканного плачущим у себя дома. Нарушен главный, я бы сказал, стержневой закон нашего великого государства Смехляндии, говорящий о том, что никому, даже королеве, не разрешается плакать. Наш долг всегда быть в хорошем настроении и смеяться, а этот человек подло пытался обойти законодательство и заслуживает самой жестокой казни.

Речь расплылась торжественно-зловещим эхом по залу. Степка безуспешно попытался сжаться в маленький комочек, присяжные угрожающе молчали, и королева решила ускорить процесс.

- А как узнали, что Степка плакал?
- Мы получили донос, Ваше Величество, от уважаемого всеми анонима Портняжки, и поспешили ворваться к Степану с орденом на арест, - отрапортовал дворецкий.

Фана с сочувствием обратилась к великану.

- Степ, чего плакал?
- Зуб болел… сильно, - признался Степка и всхлипнул.
- А почему к врачу не пошел?
- Страшно. Он бы мне зуб выдирать стал, а это больно. Думал, потерплю маленько, зуб сам и пройдет.
- Ты как дитятко малое, Степан. Конечно, закон нельзя нарушать. И вину ты свою неизменно искупишь. Повелеваю и назначаю тебе в качестве наказания поход к доктору. Стража, доставьте великана по месту исправительных работ и не уходите до тех пор, пока зуб не вылечат. Все свободны, а Портняжку ко мне. Быстро!

- Конечно, закон нельзя нарушать. И вину ты свою неизменно искупишь. Повелеваю и назначаю тебе в качестве наказания поход к доктору.

Ее Величество удалилась к себе в покои, где велела придворному соловью «сбацать что-нибудь такое-эдакое позитивное». Но, несмотря на энтузиазм птахи, тоска продолжала перебирать своими узловатыми пальчиками струны королевской души.

Фана подошла к окну. Во дворе играли в салки семеро козлят, сбивая с ног мимо проходящих. За это мама Коза, смеясь, прикрикивала на них. Конек Горбунок, обходя вверенные ему стойла, перебрасывался шутками с Белоснежкой, штопающей на крылечке носки своим гномам. Сплошная идиллия. Всем было весело, всем хорошо, одна лишь королева страдала грустью.

«Нда… были бы детишки, было бы с кем по душам поговорить, устроить семейный праздник. А так, скучно, грустно и подзатыльник некому дать, того гляди, дохромаем в обнимку с одиночеством до старости…»

Тут у Фаны в голове зародилась смутная идея, но для начала необходимо было разобраться в Степкиной истории до конца.

- Хорош надрываться! - грубо оборвала соловья королева, села в кресло, взяла книгу, хотя читать было лень.

Путаные мысли прервал далекий вопль великана Степки.

- Вырвали, - констатировала факт Фана.

В дверь постучались.

- Кто там?
- Привели Портняжку по вашему указанию.
- Пусть войдет.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату, низко кланяясь, вошел улыбающийся Портняжка. Он лилейно смотрел на государыню своими водянисто-покорными, как у ангела, глазами.

Выйдя на крыльцо, Фана заметила на горизонте черную тучу. Сердце кольнуло в предчувствии беды. Да и дворовые переглядывались...

- Ты зачем анонимки строчишь? Да еще на своих друзей?
- Я - законопослушный гражданин. Положено, вот и пишу.
- Кем положено?
- Велением совести и законом.
- Значит для тебя закон дороже дружбы?
- Нет, не дороже, но главнее. Ваше Величество, если бы я не сказал, что видел, как плакал Степа, так меня бы тоже того самого… наказали за покрытие преступника.
- А если б не узнали?
- А если бы узнали?

Королева оказалась в тупике. Логика Портняжки была проста и одновременно несгибаема.

- Ладно, иди. А вообще, ябедничать нехорошо! Понятно?!

Портняжка кивнул, поклонился и, улыбаясь, исчез за дверью.

Пришло время заняться воплощением пришедшей ранее в голову идеи. Королева переоделась в дорожный костюм и приказала Симперу подать карету к выходу. Выйдя на крыльцо, Фана заметила на горизонте черную тучу. Сердце кольнуло в предчувствии беды. Да и дворовые переглядывались, они улыбались и смеялись, как положено подданным королевства Смехляндии, но тень тревоги уже присутствовала на их лицах. Королева нашла в себе силы широко улыбнуться и смехом приветствовать челядь. Затем села в карету, звонким веселым голосом скомандовав:
- В деревню!

Экипаж скрылся за облаком пыли.

Через пять минут Фана стояла в доме бабки-повитухи, где ее встретила молодая красивая девушка, очень напоминавшая королеву в молодости: серьезные серые глаза, толстая русая коса, перекинутая через плечо, высокая грудь и белая кожа.

- Вон, смотрю, внучка у тебя какая красавица выросла, прям залюбуешься. Молодцы вы с дедом, подсуетились, хорошую внучку слепили.

- Здравствуй, хорошая, - поздоровалась королева с девушкой. - А где бабушка с дедом?
- В огороде.
- Позови-ка Клавдию Тимофеевну сюда.

Девушка вышла, а королева, провожая ее взглядом, подумала: «Такой красавице в хоромах бы жить».

- Здравствуйте, Ваше Величество. Может, чаю?
- Здравствуй, многоуважаемая Клавдия Тимофеевна. Некогда мне рассиживаться. Дело у меня к тебе. Вон, смотрю, внучка у тебя какая красавица выросла, прям залюбуешься. Молодцы вы с дедом, подсуетились, хорошую внучку слепили. Только все это - сказки, правда?

На лице старушки выразилось удивление.

- О чем это вы, государыня? Не пойму я никак.
- А о том, что если для себя смогли, то и для меня сможете. Приказываю вам с дедом слепить мне дочку. Будет и у меня радость. Иначе казню за покрытие внебрачных детей и несанкционированные аборты.

Клавдия Тимофеевна пригорюнилась. А королева, попрощавшись, поехала домой.
Отужинав в компании Дон Жуана, который без умолку тараторил и передразнивал всех местных знаменитостей, государыня заперлась в своей комнате.

Неожиданно появился Симпер с новостью, что начался дождь.

- Не хочу Вас пугать, моя королева, но это очень опасное явление. Народ может взбунтоваться. И пока вы находитесь в столь подавленном состоянии, никакая сила не способна остановить дождь. Только смерть…
- Поди вон! - приказала Фана и заплакала. Теперь не имело смысла скрывать свое душевное состояние. Поплакав, она решила лечь спать с мыслью: «Будь что будет».

Проснулась королева с тяжелым сердцем и испариной на лбу. Она откинула ватное, вышитое павлинами одеяло, встала с кровати и подошла к окну. Медленно падал снег. Во дворе, немного понурившись, стояли слепленные вчера внуками снеговики.

В дверь, смеясь, вбежала молодая женщина, обняла королеву и чмокнула в щеку.

- Доброе утро, мамочка! Что-то заспалась ты сегодня. Завтрак готов, вся семья уже за столом, ждем только тебя...

Фана улыбнулась, на душе потеплело, а в голове пронеслась мысль: «Это был сон, всего лишь сон».