Толстушка в чудовищно красном платье с нечеловеческим любопытством разглядывала меня, новую соседку, когда я шумно перетаскивали старые пожитки в крайне новую квартиру. Ей было чрезвычайно радостно от потрескивания моих молодых костей и дребезжания, и скрипа, и стука частей престарелой мебели. Когда, наконец, я загрузила квартиру до отвала, она решилась высказать свое счастье наблюдать мою личность.

"Здравствуйте!!!" Да, именно ТАК она произнесла приветствие, напихав в него всё счастье от лицезрения человеческих и мебельных страданий. Ответа не последовало, я с трудом переводила дыхание, которое с шумом и бульканьем как вулкан Кракатау клокотало у меня в глоточке.
"Здравствуйте!!!" - вторая попытка, однако, увенчалась успехом. Мои затуманенные усталостью глазки ответили молчаливым подергиванием.

Так я познакомилась с моей соседкой, которая неутомимо разнесла благую весть о прибытии нового жильца из квартиры в квартиру, из подъезда в подъезд. И поэтому, когда на следующее утро я покидала новую обитель, совершенно незнакомые люди бодро приветствовали меня, при этом некоторые загадочно подмигивали и жмурились в улыбках, будто знали все мои тайны и отдающие греховностью мыслишки.
"Мда", - подумала я тогда "По-видимому, красна тётя приправила свою весть хоть и ложными, но очччень веселыми рассказами обо мне".
И тут… как говорится, коли думаешь об экскрементах, то и не удивляйся, если оные вылезут наружу. Но лестничной площадке выросла страшная округлость краснушки - пампушки.
"Ой, доброе утро! Как я рада, как мы рады…."
Она прямо-таки взорвалась потоком приветствий и залила меня ими с ног до головы.
"АХ! Да вы еще не знаете, что ваши соседи по площадке уехали и …."
Свежеразмороженные слухи о соседях заполнили все тесное пространство лестничной площадки. Моя отчаянная попытка вставить словечко и помочь ей закончить монолог, была грубо пресечена и уничтожена прямо на площадке. Глупая улыбка озаряла мое лицо и была блестящим продолжением высказываний страстной соседушки-кащейки.

Но вот, кажется, фонтан словесного поноса истощился, и с ликованием прощалась я с неугомонной теткой. Но вздохнула я с облегчением только, когда она повернулась ко мне необъятной алой спинкой.
"Ах, да!", - она так внезапно обернулась и вскрикнула так громко, что лопнула от неожиданности резинка на моих штанах. Внезапность и сила удара вообще были ее козырями, как я позже имела честь узнать.
"Ах, да! Забыла сказать! У нас тут в подъезде ютится маленькая кроха, котеночек. Сиротка бедная и обиженная всеми".
Лицо ее исказилось в судорогах жалости и сострадания.
"Так мы подкармливаем его, сиротинушку добрую и несчастную. Так вы его не гоните, покормите, если не жаль вам крошечки хлеба, а он больше и не съест, бездомная лапушка", - и как ни в чем не бывало, продолжила свой путь наверх.

Я долго не могла отвести взгляда от шапоклячки: ритмичные колебания её жировых отложений гипнотически завораживали. Недолгая тишина, воцарившаяся на лестничной площадке, была нарушена кряхтением и душераздирающим сопением, доносившимся с нижних ступенек лестницы. Подумав грешным делом, что это - старичок немощный, я поспешила на подмогу, но, спустившись на несколько ступенек вниз, я аж икнула от неожиданности.

Огромное рыжее тело, жирное как цирк - шапито карабкалось вверх по лестнице. Мучительная моя икота заглушалась хриплым дыханием толстяка. Утомившись от невероятного подъема, ОНО шлепнулось белой толстой попкой на бетонный пол и … вперило в меня безбожно наглый взгляд.
Да, это был "сиротка", плечистый жирный с блестящей (от жира?) тумбообразной мордой. Рот мой открылся и на всем протяжении нашей встречи уже не закрывался! Кот, по-видимому, привыкший к такому роду знакам внимания, повел толстыми усами и … мяукнул хриплым прокуренным голосом: "Ну -у-у-у… Чего уставилась, мымра-мяу… Жрать есть? Если не-мяу, вали на … или в … сама выбирай …" И он элегантно сплюнул. От такой дикой наглости даже икота покинула меня.
Кот, прищурив заплывшие жирком глазенки, надменно обмахивался как веером огромным кустистым хвостом.
"Нет ни хрена, что ли?"
Его рот скривился в безгранично презренной ухмылке, и он нечеловеческими усилиями отклеил попочку от пола.

Жалость промелькнула в моем хоть и воспаленном, но ещё благородном мозгу, и я осмелилась приблизиться к монстру. "Проооооооочь! Шууууу! Фффыыы!", - зашипело и брызнуло ядовитой слюной разъяренное животное. В следующую секунду блеснули когти, и в миллиметре от моего любопытного и жалостливого носа просвистела гигантская лапа. Не рассчитал котик удара и лапой засвистел себе в мокрый и слишком уж красный нос. То ли слишком много, то ли не того выпил котяра до нашей первой встречи, но одного этого удара хватило ему, чтобы отправить себя любимого в глубокий нокаут.

Мораль проста - не жалей слишком много бездомного кота.