Новую жизнь можно начинать с любого момента: с Нового года, с последнего дня отпуска, или первого после выхода на работу, с именин, с понедельника или любого дня недели.

Но если старая жизнь напоминает ежедневное, вязкое серое болото, то начинаешь придумывать какое-нибудь отвлекающее занятие, например, поездку в подшефный детский дом, сбор пожертвований на лечение больных детей. От этого только сжимается сердце, а чужое горе тут же становится своим. Исцелить всех страждущих не получается, а радость от помощи одному человеку вспыхивает на мгновение и исчезает, как потухший уголек.

Чтобы забыться, приходится прибегать к более чудовищному в своей бессмысленности провождению времени - поиску 95-го романа известной писательницы Мармары Бартленд, ожиданию получения со сдачей юбилейного рубля с изображением Пушкина, запойному чтению произведений любимой женской писательницы Дальцовой, вечному просмотру нескольких сериалов по вечерам.

Я купила Шубку. Сшитую из черной норки узором «змейка», с пушистыми манжетами и воротником.

Но когда все попытки вытянуть себя из вязкой жижи, как Мюнхгаузен, ни к чему хорошему не приводят, то приходишь к мысли о том, что, наверное, необходимо, чтобы помог Кто-то. Или Что-то. У меня было Что-то. Я купила Шубку. Сшитую из черной норки узором «змейка», с пушистыми манжетами и воротником. Я назвала её Шуринька. Ей очень подходило это имя. Шубка была как родная.

«Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха. Ты напрасно кутаешь мне руки и грудь в меха…» - лезли в голову строки.

Легкая, словно перышко, в отличие от старой цигейки, от которой к вечеру разваливался остеохондрозный позвоночник и болели руки. С мелодичным звуком защелкивались металлические застежки. Её не портила даже огромная перламутровая пуговица со стекляшками, на которую я бы даже никогда не взглянула. Перламутр напоминал о Крыме, море, сердоликах. Стекляшки до странности походили на маленькие бриллиантики из старинных сережек.

А еще было очень красиво, когда на шубку опускались снежинки и играли с ней. После появления шубки сразу же захотелось сменить увенчанные резинкой от «Зимней подковы», надеваемые на два носка разношенные сапоги 40-ого размера на что-нибудь из тончайшей кожи на высоком каблуке. А вместо шапки, связанной ещё в прошлом веке, пришлось купить нечто из серенькой норки с игривыми помпонами. Шуриньку не портил ни глупый, не подходящий к холодной зиме шелковый шарф с меховыми шариками на концах, ни толстая старая бабушкина шаль. Она всегда была хороша. Хотелось распрямить спину, высоко поднять голову, побежать, полететь…

Полететь удалось скоро. Но не на небо, к прекрасным и таинственным красавицам-звездам, а гораздо ближе, в сугроб. Но и это мне не удалось. Чьи-то крепкие руки подхватили шубку, а вместе с ней и меня, поставили в вертикальное положение, а уверенный голос приказал быть осторожнее! Спасибо, Шуринька! Без тебя мне никто не помог бы. Я уверена!

Но на ведущих и тамаду денег не хватило, и славное дело написания программы праздника поручили, как водится, мне.

И даже у далекой от разбрасывания комплиментов дальней знакомой Лили Ковальковой при виде Шуриньки (и меня в ней, конечно) невольно вырвалось: «Какая Вы хорошенькая. Как Снегурочка». Я записала эту несомненную нашу победу на счет шубки.

Под Новый Год Институт устраивал праздничный вечер. Профком поднажал, и вечер решили проводить не в старой, знакомой до трещинки на потолке столовой, а в современном кафе. Но на ведущих и тамаду денег не хватило, и славное дело написания программы праздника поручили, как водится, мне.

Сценарий капустника, которые так нравились народу, смог бы немного смягчить факт обнаруженного у меня на недавней аттестации наличия очень небольшого количества статей и научной продукции. Написать программу празднования не составляло для меня никакого труда. Гораздо тяжелее было собрать народ для хотя бы единственной репетиции. Поэтому часто перед праздниками я не успевала даже сходить в парикмахерскую, проверяя роли, музыку, костюмы.

Но в этот раз все пошло по-другому. Должна же я соответствовать своей Шуриньке. Оставив малоуправляемую и плохо выучившую роли компанию на попечение сотрудницы, я унеслась в парикмахерскую и в магазин за платьем. Мне повезло. Это платье и прическу я видела раньше в вещих снах. Когда мы с Шуринькой появились в фойе кафе, все были приятно удивлены. Но когда я снимала шубку, то почувствовала, как что-то укололо палец. Это высунулся из застежки крючок, как будто хотел что-то сказать или предупредить. Но тогда я не обратила на это внимания. А зря, как оказалось впоследствии.

Итак, прическу сделали потрясающе, платье досталось обворожительное. Сотрудники были потрясены, сотрудницы тихо завидовали. Вечер потек своим чередом. Люди воодушевились, читали стихи, пели, никто не забыл слова и не перепутал свое вступление. А некоторые непредусмотренные экспромты придавали действу определенный шарм. Еда оказалась на уровне, небольшой оркестрик играл проникновенно и с душой. А главное, что всем было интересно и хорошо.

Как я добежала до дома, не помню. На отчаянный стук в двери открыла третья по счету соседка.

Щедрость профкома в этот Новый год не знала границ. И людей с праздника развозили на специально нанятом для этого случая автобусе. Было волшебно и шумно. Все делились впечатлениями и даже пытались петь недопетые песни. Весело попрощавшись с сослуживцами, я выскочила на остановке рядом с домом. Но радость тут же прошла, так как я обнаружила в руках только большой пакет с нотами, туфлями, сценарием, а вот маленькой сумочки, где находились ключи, кредитки, телефон, кошелек, не было. Вот о чем хотела сообщить Шуринька!

Автобус давно ушел, остановка была пуста, и вокруг не было ни души. Как я добежала до дома, не помню. На отчаянный стук в двери открыла третья по счету соседка. Я живу в этом доме недавно, да и боится сейчас народ всего. Добрая душа накапала в стаканчик каких-то пахучих капель, позволила позвонить и даже помогла в поисках предприятия, к которому относился наш автобус. Мне пообещали задержать его в конторе. Соседка вызвала такси.

До приезда машины мы познакомились и даже успели перекинуться несколькими словами. Милая женщина, её звали Наташа, была очень удивлена, что я вынуждена работать так далеко от дома, и предложила место в ее фирме по моей специальности. Мы с Шуринькой ещё могли удивляться. Но я понимала, что это из-за шубки.

Неожиданно быстро подъехало такси. И мы с Шуринькой кинулись навстречу новым приключениям. Казалось, что машина едва плетется. Пришлось немного поверещать и даже поруководить поездкой, хотя я очень не люблю вмешиваться в чужую работу. Но шофер, поняв ситуацию, не обиделся, и мы понеслись по обледенелой дороге так, что, казалось, мы скоро взлетим.

Неожиданно быстро подъехало такси. И мы с Шуринькой кинулись навстречу новым приключениям.

Все обошлось. Сумочку мне вернули со всем содержимым. И мы поехали домой. В салоне было тепло. Я позволила себе немного расслабиться. Тихо играла музыка. «И с чистого листа опять начнёшь сначала», - проникновенно выводил приятный голос. «А выходите за меня замуж», - неожиданно произнес водитель. И мы с Шуринькой уже перестали чему-либо удивляться...

Прошёл год. Завтра я выхожу замуж. За нашего спасителя. Он оказался чудесным человеком, добрым, искренним, понимающим… Может, зима - это не лучшее время для демонстрации свадебных нарядов. Но я так хочу, чтобы со мной была Шуринька. Как чудесная накидка, как свидетельница обид и побед, как подруга, наконец… Она это заслужила! Как заслужила другой жизни и я. Кстати, и работа у меня теперь другая – более интересная, я поняла, что же такое радость творчества.

Новую жизнь можно начинать с любого момента. Конечно, человек должен сам делать свою судьбу. Не ждать чудес, милости, обещаний. Но если вдруг Некто окажется рядом и поможет увидеть твои блеск глаз, чистоту души, красоту внутреннего мира - это будет замечательно. И пусть это будет!