Как жизнь? Идёт, идёт и при этом ускоряется. Говорят - всё течёт, всё меняется. А ведь по сути ничего не меняется, всё одно и то же. Ускользает ночь - вползает утро, пролетает день – накатывает вечер, за осенью – зима, за весной – лето, и даже листья календаря в течение всей жизни одни и те же. Меняется только две цифры, если повезёт – четыре, это годы… мои ГОДЫ…

Вот такие невесёлые мысли крутились у меня в голове накануне Нового года, праздничная суета не вдохновляла, а наоборот, угнетала. Подарки, шампанское, мандарины, колбаса, снова подарки… И всё бегом, бегом, бесконечный жизненный галоп. Тоскливее всего было возвращаться вечером в пустынную квартиру, поэтому я растягивала дорогу домой, как умела. Медленно бредя по вечерним улицам, расцвеченным сотнями новогодних гирлянд, мне особенное удовольствие доставляло разглядывать горящие окна домов – где-то мерцал голубоватый туман телевизионных экранов, где-то мелькали быстрые тени, а где-то, ритмично подмигивая, сиял мягкий красно-жёлтый свет. Это ёлка, это её свет, её тепло, её позывные для спешащих домой домочадцев.

Помню, как в детстве ёлка была целым событием, первым взмахом волшебной палочки накануне чуда.

Помню, как в детстве ёлка была целым событием, первым взмахом волшебной палочки накануне чуда. Покупка и установка ёлки - это целый ритуал. Во-первых, несмотря на то, что мы говорили о ёлке каждый день, приносил её отец всегда неожиданно. Как-нибудь поздно вечером, когда мы уже ложились спать, мы слышали тихий смех мамы и мягкий шелест хвои. Приходилось вскакивать и, кутаясь в одеяло, лететь в коридор, шлёпать босыми ступнями по лужицам растаявшего снега и, затаив дыхание, наблюдать, как отец через весь зал тащит ёлку на балкон, стараясь не намусорить иголками. Во-вторых, я не знаю почему, но сразу устанавливать ёлку нельзя ни в коем случае. Нужно обязательно потомить детей, чтобы они дошли до готовности.

И вот она, нарядная, на праздник к нам пришла… Мама вешает последний шар, мы поправляем струи дождя из фольги, отец водружает на самую верхушку пятиконечную звезду, а, надо заметить, в детстве все ёлки такие высоченные, что только отцу по силам дотянуться до вершины. Наконец выключают свет, мама незаметно включает гирлянду и – вот оно… ВОЛШЕБСТВО!!! И заиграли огоньки на ёлке, и заиграли блики на зеркальных поверхностях шариков и шишек, и заиграли улыбки на лицах…

Я тоже купила ёлку. Вот так вот, детство прошло, а традиции остались. Она неделю пролежала у меня на балконе, потом вечером 31-го я всё-таки установила её в специальную подставку и повесила электрическую гирлянду. То-то и оно, гирлянда уже не была волшебной, она была электрической, современной, со множеством режимов. Я сидела на корточках в тёмной комнате, каждую секунду нажимала на кнопочку, то ускоряя, то замедляя бег разноцветных точек, и ничего не чувствовала.

Встречать Новый Год договорились с Анькой. Раньше у нас была шумная компания из трёх влюблённых пар, но кто-то уехал в столицы, кто-то за границы, а мы с Анькой стали «бывшими».

То-то и оно, гирлянда уже не была волшебной, она была электрической, современной, со множеством режимов.

30-го мы сделали последние закупки, ну как последние – хоть устрой в своём холодильнике супермаркет, а по-любому за какой-нибудь фигнёй придётся вечером 31-го бежать в магазин. Так, пять бутылок шампанского, коньяк, пепси, апельсиновый сок, два лимона, мандарины, ещё мандарины, снова мандарины… Решили особо не готовить, так - пару салатиков, чтобы, как говорится, были мягкие посадочные места для наших мордашек. Не больше. Видите ли, нет ничего более тоскливого, чем одинокая женщина, одиноко готовящая потрясающе вкусный ужин для одинокого праздника.

Бутылка с коньяком была так привлекательно оформлена, что мы не удержались и тяпнули по рюмашке за наступающий. Потом ещё по одной за прошедший. Потом за «нас с вами». Потом за «хер с ними». Когда тосты закончились, а коньяк оставался, пили уже просто за «мир во всём мире». Стол постепенно зарастал рюмками, дольками лимона, постепенно тающими кубиками льда и мандариновыми корками. Как там Шифрин рассказывал: «Пепельница, полная окурков… карандаш докурен до половины».

И вдруг звонок в домофон. Две пары мутных глаз непонимающе уставились друг на друга. Оказывается, это пришли мои ученики поздравить меня лично с Новым Годом. Ё моё, ну кто такой активный организовал их на это?! Пока они ехали на лифте до девятого этажа, я успела затолкнуть Аньку на кухню и плотно закрыть за ней дверь, помыть руки и сбрызнуть себя освежающим спреем, поправить чёлку – так, чтобы она прикрывала глаза, и принять безопасную и устойчивую позу, облокотившись о дверной косяк. Дети были очень милы, они смущённо перетаптывались на пороге, монотонно бурча старательно заученные поздравления, потом переложили из своих рук в мои красивую картонную коробочку с подарком. Вот именно, просто переложили, как перекладывают картошку из мешка в ящик. Хорошенькие, они ещё не умеют вручать. А я, держась за спасительный косяк, повторяла: «Спасибо, дети, с Новым годом, будьте умничками, любите маму, мойте руки с мылом…»

Потом я сидела на табуретке и вертела в руках подарок. Это был набор – небольшая фарфоровая чашка и блюдце. ОДНА чашка и ОДНО блюдце. И то ли подарок был слишком хорош, то ли коньяк чересчур плох, то ли просто что-то в глаз попало…

Это был набор – небольшая фарфоровая чашка и блюдце. ОДНА чашка и ОДНО блюдце.

«Ань, может планету сменить? Как ты думаешь, на Марсе курить можно?»
«Думаю, на Марсе всё можно».
«Ну что тогда, поехали?»
«Полетели».

А потом всё по плану – шампанское, быстрый налёт на тарелки с лёгкой закуской, быстро напечатанные и долго отправляющиеся из-за перегруженной сети смс всем знакомым, речь многоуважаемого президента под наши едкие комменты, третья бутылка шампанского открывается уже не так ловко, разбитый фужер – к счастью, к счастью, уже на улице наблюдаем за доморощенными салютами, которые порой не уступают в претензии муниципальному в честь дня победы, на улице холодно, щёки красные, голова свежая, руки снова ловкие… что-то Анька криво танцует… откуда маслина в рюмке… меня никто не любииииит...

Семь дней хандры, семь дней печали, семь способов убить время и семь попыток всё забыть. С 31 по 6 января.

«Слушай, Ань, чем займёмся?»
«К чёрту подробности, какой сегодня день?»
«Шестое, завтра Рождество, кстати, с праздником».
«Да, спасибо, с шампанским завязываем».
«А и нету больше. Да, ведь Великий пост, очень кстати – клянёмся не мыться, не бриться, не пить, не курить?»
«Думаешь, выдержим?»
«Я насчёт бриться – сомневаюсь…»

Потом мы пили на кухне кофе и курили дешёвые сигареты, потому что в те редкие вылазки из дома, что мы совершали в поисках «горюче-смазочных» материалов, нормальные сигареты нам не встретились. Господи, какие же мы были подратые и опухшие!!!

«Знаешь, три месяца ни слуху ни духу, и как ни в чём не бывало – ну ты чего, куда пропала?»

Как жизнь? Идёт, и такое ощущение, что мимо…
Но, удивительное дело, мне было спокойно. Ни весело, ни грустно, а спокойно.

«Мне вчера Игорёк звонил. Знаешь, три месяца ни слуху ни духу, и как ни в чём не бывало – ну ты чего, куда пропала? Встретиться предлагал, мол, зови Катюху, ко мне друг из Тамбова приехал», - Анька энергично тёрла разбухшей от пены губкой тарелки.
«Тааак. Что ж ты, балда, раньше молчала?», - я прекрасно помнила, что Анька мне всё это уже докладывала, и, поскольку ответом был мой потухший безразличный взгляд, как настоящий друг, замяла тему. Сейчас на её лице застыло явное недоумение, мол, ты определись для начала.
«Ну?»
«А чего нам, красивым, теряться? Давай, бросай посуду к чертям и звони Игорьку, - я спрыгнула с нагретого места на подоконнике и бросилась в сторону ванной, - так, я первая на процедуры!!!»
«А как же… что же мы скажем? Поздно ведь уже? Полдесятого на улице», - Анька растерянно петляла за мной по квартире.
«Не, Ань, ну ты странная, Сочельник же, скажем, что колядуем!»

Дальнейшие описания бессмысленны. Мы хохотали без остановки, чувство куража и какой-то необъяснимой лёгкости охватило меня. В конце концов, если уж так всё тоскливо в этой жизни, почему бы немного не повеселиться? И русскую народную колядочную «Чип, Чип, Чип, Чип энд Дейл к вам спешат!» мы вывалились на улицу, навстречу Рождеству.

Зима будет долгой, но всё обойдётся.