«Стоящего над пропастью – да подтолкни»
(с) Ф. Ницше

Что может быть хуже скандального увольнения с любимой работы, которой ты жила, дышала, питалась и отдавала все свои силы?

К хорошей жизни привыкаешь очень быстро – обеды в элитарных ресторанах, кашемир, собственный кабинет, шейпинг после работы. Любовник для галочки… чтобы был. Идеально смазанное колесо фортуны повернулось, и теперь ничего нет, кроме догоревшей до фильтра сигаретки и бокала сухого мартини.

Холодные струи в душевой бьют мне по лицу, впитываются в пиджак, шелковую блузку, проскальзывают в рукава, а внутри как будто мерзкий липкий осьминог. Пусто и противно. Выключаю кран и, держась за стены, направляюсь к выходу. Нажимаю кнопочку верхнего этажа и вжимаюсь затылком в ледяной металл кабины лифта. Мысль о самоубийстве приходила мне в голову не единожды, но я не верила, что смогу на это решиться. Лёгкий толчок кабины, двери бесшумно раскрываются – ну вот и всё. Перед собой я увидела свою последнюю Via Dolorosa, лестницу на крышу – подъём на Голгофу, на которой уже торчат распятия – кресты антенн. На дрожащих ногах подхожу к краю, сажусь на бортик крыши и крепко держусь за него. Есть в этом доля лукавства – подниматься с 14 этажа здания на крышу, ведь можно было спрыгнуть и из окна…

«Разбежавшись прыгну со скалы, вот я был, и вот меня не стало…» - негромкое мужское пение прервало мое упоение мрачными мыслями. Любопытство не губит, нет, оно спасает. Я на носочках, чтобы не цокать каблуками и не спугнуть этого ночного соловья, проскользнула за западную секцию крыши и заметила силуэт молодого человека, лет 20 на вид, который стоял, раскинув руки над пропастью из бетонных конструкций, и декламировал то монолог Катерины из Островской «Грозы» - «Отчего люди не летают как птицы…», то в голос напевал суицидальные тексты из русского рока.

В кармане пиджака завибрировал телефон. «Мама» - прочла я вслух надпись на дисплее, но трубку взять не решалась.

- Что Вы тут делаете? - неожиданно заметил меня юноша.

Удивительное дело – он стоит на крыше, распевает песни, а меня спрашивает, что Я тут делаю. Может, у меня просто сеть не ловит, и я поднялась позвонить. Но ложь уместна лишь тогда, когда она гармонично вписывается в антураж, а мой размазанный и жалкий внешний вид не оставлял мне выбора.

Удивительное дело – он стоит на крыше, распевает песни, а меня спрашивает, что Я тут делаю.

- Кончаю жизнь самоубийством, - сказала я и зачем-то улыбнулась.
- А Вы всегда доводите дело до конца? – спросил он и тут же испугался моей реакции. - Я за то, чтобы воплощать в жизнь достойные начинания.

Он осторожно, по-кошачьи подошел ко мне, взял моё лицо в свои руки и стёр большими пальцами тушь с обеих щек. По крыше зацарапал дождик и ситуация стала больше напоминать романтическую сказку, чем сцену из фильма ужасов. У меня было более двух минут тишины, чтобы спокойно вглядеться в лицо юноши – было в нём что-то доброе и безумное, дыхание пахло имбирём.

- Я тоже самоубийца, девочка моя, - внезапно я поняла, что ему совсем даже не двадцать. Он продолжал: - Я частый гость на этой крыше, но такой знак судьба мне ещё не посылала.

Он стал медленно опускать руки, скользнул влажными ладонями по воротнику моей блузки, пальцами пересчитал пуговицы моего пиджака, остановился на последней и слегка покрутил её, обхватил мои дрожащие запястья и прошептал:
- Ну что, прыгаем?

Внезапно я почувствовала себя такой дурой – серьёзная деловая дама в офисных туфлях и в этой строгой юбке ниже колена стоит на крыше в дождь и обнимается с абсолютно незнакомым мужчиной. Мы с ним как будто в коконе, в одной большой запаянной капсуле, и близость смерти – единственное, что нас сейчас объединяет.

Я заплакала. В кармане опять завибрировал телефон. Молодой человек, одной рукой обнимая меня, достал трубку. Звонила мама.

Он ответил:
- Здравствуйте. С ней всё в порядке. Это её друг. Мы? Свежим воздухом дышим. Всего доброго.

Он положил телефон в карман своих брюк и сказал:
- Глупая девчонка. Уходить нужно только тогда, когда уже терять совсем нечего. Какой у тебя номер квартиры?

Утром у меня болела голова, но в дверь настойчиво звонили, и я послушно поплелась к выходу. От мальчика-курьера я получила посылку, в которой оказался мой собственный телефон. На SIM-карте были стёрты номера всех моих прежних контактов, был только один неизвестный номер, а в «Заметках» я нашла сообщение: «Ненадолго я хочу быть единственным».

Неделю я провела у мамы в загородном доме. Это была самая бестолковая неделя в моей жизни. Номер на моей телефонной карте по-прежнему был первым и единственным. Я не хотела больше никого туда записывать. И дрожь в ладонях вроде бы знакомая, и бессонницу узнаю… Так было не один раз, но ТАКОГО никогда не было. Я влюбилась за всю свою жизнь впервые – да ещё и в психа-самоубийцу, который почему-то не звонил.

По возвращении в город я нашла в своём почтовом ящике записку, написанную от руки: «Спаси мою жизнь ещё раз. И навсегда». Внизу был приписан номер квартиры соседнего подъезда.