— Алёша, ты скоро?!

Это моя жена Лена. Она готова отправиться в путь, а я задерживаюсь. Стою на берегу моря и с наслаждением ощущаю босыми ногами прохладу воды. Уходить не хочется, но здесь, в Римини, наша поездка по Италии закончилась. Две недели путешествий и воспоминаний...

— С-с-с-с… — набегает волна, засыпая песком мои ступни.
— С-с-с-с… — вторит ей другая.
— С-с-сара… С-с-сиена… — слышится мне в их шёпоте…

***

Это было восемь лет назад.

Марк и я на год приехали во Флоренцию по международной программе Школы дизайна и архитектуры Флорентийского университета. Мы с воодушевлением начали учёбу, посетили несколько лекций и… Она соблазнила нас. Вначале мы отдавали ей свободное время, потом увлеклись и стали понемногу прихватывать учебное.

Главное, не зарваться, не провалить экзамены. Но до них ещё далеко, и мы наслаждаемся ею — прекрасной Италией. Берём в прокате Форд и носимся по окрестностям: Фиезоле, Чертоза, Сеттиньяно... На днях были в Пизе.

Но до них ещё далеко, и мы наслаждаемся ею — прекрасной Италией. Берём в прокате Форд и носимся по окрестностям: Фиезоле, Чертоза, Сеттиньяно...

Сегодня едем в Сиену.

За рулём Марк:
— Я созвонился с Сарой. Она встретит нас у ворот, где стоянка автобусов.
— Сара — турагент?
— Нет, она родилась в Сиене, учится в Риме, изучает русский язык. Хочет пообщаться с русскими, и я…
— Смотри! Ка-а-акой Феррари! Bella auto!
— Bellissimo!

Мы говорим по-итальянски — встраиваемся в новую жизнь. Немного досадно, что с гидом придётся общаться по-русски — нам тоже надо практиковаться в языке. По-моему, Марко напрасно договорился не с местным экскурсоводом, а с какой-то девчонкой…

Узнавать эту страну нам помогает русский историк и искусствовед Павел Муратов. Открываю его «Образы Италии»: «Сиена вызывает особую симпатию, привязанность… Она до сих пор не знает никаких противоречий обаянию своей старины, ни одной малейшей чуждой ноты не услышит здесь самое чуткое ухо. Все мелкое, будничное и наносное, что приносит с собой современность, бессильно переделать по-своему этот город…»

— Здравствуйте! Я Сара.

Свежее смуглое лицо без косметики, весёлые чёрные глаза… Не девчонка, молодая женщина. Красивая! Кого-то она мне напоминает...

— Марко.
— Алекс.
— Очень приятно, — по-русски Сара говорит с акцентом, но правильно. — Начнём? Это Римские ворота, через них шла дорога на Рим. Здесь написано: «Больше, чем ворота, Сиена открывает тебе свое сердце»… Когда на нас в начале 13 века напали эти ужасные флорентийцы…

На «флорентийцах» Сара, чуть приседая, делает рукой эмоциональный жест снизу вверх, словно ввинчивает лампочку. Это выглядит очень забавно, и я смеюсь.

— Зря смеёшься! Когда сиенец встречает флорентийца, обязательно напоминает ему о проигранной битве при Монтаперти! Это очень злит флорентийцев…
— Сара, — перебивает Марк, переступая с ноги на ногу. — Нам бы позавтракать и… это…

Сара понимающе улыбается. Я мучительно пытаюсь вспомнить, где видел её? Мне знакомы этот овал лица, пухлые губы, чёткие арки бровей… Нет, мы не встречались раньше, и всё же…

Я мучительно пытаюсь вспомнить, где видел её? Мне знакомы этот овал лица, пухлые губы, чёткие арки бровей… Нет, мы не встречались раньше, и всё же…

Оставляем машину на стоянке, идём в ближайшую кофейню. Заказываем капучино и булочки.

Сара продолжает рассказывать историю Сиены, сыпет датами, но я слушаю вполуха — мне не дает покоя её сходство с кем-то известным, но забытым! Она вся словно подсвечена изнутри: смуглый горячий румянец, лучики в зрачках, сдержанная энергия в каждом движении. Я смотрю на розовые без помады губы, ямочки на щеках… Эта женщина нравится мне всё больше.

В чашках на поверхности бежевой пены нарисовано шоколадное сердечко. Сара дует на кофе, и сердце теряет очертания. Я тоже теряю границы самообладания. Мне безумно хочется взять в руки её пальцы…

— Сара, ты замужем?
— Нет, но у меня есть жених.

И вдруг я вспоминаю! «Юноша с лютней» Караваджо! Копия, только одетая в джинсы и футболку. Преподаватель по истории искусства говорил, что тайна этой картины не раскрыта. До сих пор неизвестно, мальчик позировал художнику или девушка.

— Ты похожа на…
— Лютниста Караваджо. Мне уже говорили.

Точно! У неё лицо таинственного музыканта с полотна эпохи Возрождения. Только не загадочно-грустное, а открытое, полное радости жизни.

Мы бродим по старому городу.
Вокруг нас всюду камень. Цветы и зелень лишь на окнах, выставлены наружу. Все окна плотно закрыты жалюзи от беспощадного солнца и большей частью расположены высоко над землёй.

— Это для безопасности, — объясняет Сара. — В средние века было много грабителей. После захода солнца двери закрывали. Для опаздывателя из окна спускали верёвочную лестницу.
— Опоздавшего, — поправляет Марк. — В этих домах люди живут с двенадцатого века?!
— Некоторые семьи — даже с одиннадцатого.

Я пытаюсь представить, что чувствует человек в городе, обжитом его предками до двадцатого колена. Получается плохо. Мои родители не жили на одном месте больше десяти лет, а родных дальше прабабушек-прадедушек я даже не знаю, как зовут.

Город-крепость цвета охры с узкими улицами-колодцами, в которые сверху заглядывает небо. Он меня восхищает — у него есть своё лицо, свой неповторимый дух. В нём одновременно присутствуют прошлое, настоящее и будущее…

Город-крепость цвета охры с узкими улицами-колодцами, в которые сверху заглядывает небо. Он меня восхищает — у него есть свой неповторимый дух.

Я хочу, чтобы моим будущим стала Сара! Понимаю, что по уши влюбился с первого взгляда. Никогда бы не поверил, что так бывает. Я не мальчик, у меня были девушки. Но, так, ничего серьёзного. Сара отличается от них как… Как Сиена от Москвы. Она не растеряла себя, своей индивидуальности — внутренней и внешней, она настоящая, подлинная…

Мои мысли прервал барабанный бой.

Откуда-то навстречу нам вышли парни в бархатных беретах и старинных национальных костюмах. Они размахивают флагами, бьют в барабаны и так органично вписываются в древний городской пейзаж, что если б не туристы рядом с ними, я бы решил, что провалился в дыру времени.

— Это репетиция. Молодые люди готовятся к празднику… Пойдёмте за ними на площадь.

Возле маленького фонтана в виде орла Сара на минуту останавливается:
— Мой талисман. Я из контрады… как это…
— Общины, — Марко нацеливает объектив. — Алекс, Сара, встаньте сюда.
— Да, общины Орла. В нашем городе семнадцать общин, и у каждой свой герб, флаг и символ. Есть Носороги, Пантеры, Волчицы, Улитки…
— Твой жених тоже из Орлов? — не выдерживаю я.
— Нет, из Баранов.

Смеюсь и ловлю недоуменный взгляд Сары. Глупею с каждой минутой, но ничего не могу с собой поделать — ревную Сару к её «барану».

Вместе с костюмированным шествием выходим на наклонную раковину площади. Её перечеркивает тонкая тень высокой башни дель Манджи. На тёплых древних камнях сидят и лежат люди. Мы с Марко тоже растягиваемся, Сара садится, поджав ноги.

— Пьяцца дель Кампо. Здесь проходит палио. Каждая община собирает деньги, нанимает лошадь, жокея и болеет за них. Палио — самое большое событие в жизни сиенцев уже много веков.

Да, время в Сиене измеряют не часами, не годами, даже не десятилетиями — веками!
Солнце припекает. Марко ворчит, что в фотоаппарате сели батарейки, и пора бы поесть.

— Сейчас, — отзывается Сара. — Посмотрим собор и пойдем в одно место. Там готовят отличную пиццу.

Громада храма Вознесения Богородицы местами выглядит как руины.

Сара отличается от них как… Как Сиена от Москвы. Она не растеряла себя, своей индивидуальности — внутренней и внешней, она настоящая, подлинная…

— Его начали строить в 14 веке на месте старого, но так и не закончили, помешала страшная эпидемия чумы. Эти ужасные флорентийцы… — Сара снова темпераментно «ввинчивает лампочку», и я едва удерживаюсь, чтобы не обнять её, — когда построили свой Санта Мария-дель-Фьоре, они хвалились, что у них самый большой собор в мире, зато мы гордимся своим самым большим в мире недостроенным собором!

Сара смеётся. Я, наконец, решаюсь коснуться её руки.

— Мы с Марко теперь тоже ужасные флорентийцы и готовы сдаться в плен!..
— За меня не расписывайся, — отмахивается Марк.

Он оставляет нас в полупустой пиццерии и уходит в ближайший магазин за батарейками.

— Сара… — я тянусь к её пальцам.

Она прячет руки под стол и тихо спрашивает:
— Сколько тебе лет?
— А что? Ну, двадцать…
— А мне тридцать, и я через месяц выхожу замуж.

Она задумчиво смотрит куда-то вбок. Музыкант кисти Караваджо… Средневековая загадка в средневековом городе…

— Ты знаешь, какую песню играет лютнист на картине?

Сара молчит.

— Учёные выяснили, что перед ним… или перед ней, неизвестно… Лежат ноты мадригала «Вы знаете, что я Вас люблю». Сара…
— Что?
— Приедешь ко мне во Флоренцию?
— Нет.
— Чего молчите? Устали? — Марко подошёл неожиданно. Я сжимаю кулаки — мне почему-то хочется его ударить.

После обеда Сара провожает нас до машины. Марк дает ей денег, она обнимает его и целует в щёку. Я тоже получаю лёгкое прикосновение губами к виску и ухожу не оборачиваясь…

Быстро темнеет.
Молча гоню машину.

— Ты для неё мальчик, bambino, — Марко рассматривает на дисплее фотоаппарата отснятые кадры.
— Сам ты бамбино! Это судьба, я вернусь к ней.

Марк дает ей денег, она обнимает его и целует в щёку. Я тоже получаю лёгкое прикосновение губами к виску и ухожу не оборачиваясь…

— Ага. Запишешься в общину Пьявки и навсегда поселишься в Сиене.
— Да, запишусь! И поселюсь, и проживу с Сарой всю жизнь, а наши потомки ещё десять веков в том же доме...
— Брось! Это всего лишь наваждение. Как сон. Скоро ты проснёшься в другой жизни.
— В какой?
— В своей собственной, а не позаимствованной из учебника по истории искусства.

Дорога пуста, и я зло вдавливаю педаль газа в пол.

…Год пролетел быстро.

В Сиене я больше не был и с Сарой не виделся, но никогда не забывал нашей короткой встречи.

Фотографией, где мы стоим у фонтана с Орлом, заложена страница в моей любимой книге «Образы Италии»: «Воспоминание о Сиене в ряду других итальянских воспоминаний остается самым светлым… В нем соединяется все то, что заставляет сердце биться сильнее при слове «Италия» — святая древность, цветущее искусство, речь Данте в устах народа, чувство воздуха, чувство насыщенной тонкими силами земли, производящей веками мирные оливы и хмельный виноград… Свой древний, средневековый облик она сохранила лучше других итальянских городов. Сиена не кладбище, не мертвый город, как Пиза или Феррара…»

***

— Алексей! Ну, что ты стоишь? Опоздаем на самолёт!..

Мы с женой много ездили в эти две недели. Я показывал Лене места, где провел самое счастливое время своей юности. Побывали мы и в Сиене…
Она совершенно не изменилась.