На главную
 
 
 

День розового цветка
Автор: Костырева Жанна / 14.10.2005

День розового цветкаБоль, б-о-ль - все тот же звук, нудный и звенящий на конце. И все это было, чтобы писать теперь это безумие на клочках и обрывках…

Иди к черту! К черту! Грохот битой посуды, упавшей мебели, рухнувшего дома, города, ушедшего под землю, затопленной страны, взорвавшегося ядра планеты. Я не хочу-у-у… Вой в пустоте. Так кончалась обычная любовная история, которая началась на пыльной летней улице безвременного города.

"Я люблю тебя" - шептали сумасшедшие листья и кружились, и летели мимо полувросших в землю окон старых купеческих домов. "Я люблю тебя" - баритонил пыльный ветер и корявые деревца (что-то плодовое), разбитый асфальтовый тротуар спускался вниз. А внизу была беспорядочная улица сельского вида, со ставнями, колеями и редкими мусорными свалками. Место по своим метафизическим свойствам замечательное. Здесь время стоит как в болоте и парит над поверхностью ложбины. Реально исчезнуть здесь, вот так спуститься по раскрошенному асфальту вниз и не вернуться. Это не горные реки и не полюс, где героям ставят памятники. Здесь некая субстанция проникает в тебя и вытесняет память о прошлой жизни. Ты остаешься в доме с наличниками, калиткой, березой или рябиной около. Ты ходишь в магазин, смотришь сериалы, встречаешь соседей, слушаешь местные новости и все хорошо. Не нужно никуда ехать, пропорции мельчают в экране телевизора, там большие здания и широкие проспекты уменьшаются до размеров диагонали. Однажды почтальон начинает носить пенсию. Все спокойно….Слава Богу, не голодаем, не холодаем…А у Марь Петровны дочь шалашовка и сын…Тиабалду…Миранда все-таки не права.

Вера Ильинична заворочалась на смятых простынях, мысли путались, а сон не шел. Что-то было не так, душно как-то. "Ох, грехи наши тяжкие" - она села на постели, больные ноги не слушались, кошка, прищемленная хозяйской лапой, вякнула и убежала в кухню. Ильинична, опираясь на мебель, пошла за ней. Налила чай в посуду эпохи синхрофазотрона и присела у самодельного стола, выкрашенного синей краской.

Жизнь кончалась. Так незаметно прошло колхозное детство, молодость под гармошку, муж-электрик, дочь живет на соседней улице, держит кур. Подружки тоже состарились и теперь разговоры все чаще о снадобьях. Так все и прошло, будто не было ничего. "Вот так и жили не хуже других. И что же теперь?" - старуха подперла щеку ладонью. Острая тоска сжала сердце. Вот так, как будто скоро уходить из гостей, а ты еще ничего не попробовал. "Как же это? Ведь и не жили же совсем. Дети росли, работа…" - панику и беспомощность перед неизбежным чувствовала Вера Ильинична, сидя у окна своего насквозь обжитого дома, где накренившиеся полы и косившие в другую сторону дверные проемы говорили, что ремонт уже не нужен, финита. Это был какой-то чудовищный обман. Это неправильно и несправедливо. Обещано было что-то необыкновенное, ждали же чего-то, вот-вот, разгадки какой-то. А так ничего и не случилось. И надо уходить, несолоно хлебавши. Жизнь не состоялась, и нет виноватых.

Старуха тяжело встала и подошла к зеркалу. В полумраке отразилась грузная фигура, отечность, морщины. Так мало людей видело ее красивой, и никто не воспел, а профиль у нее не хуже, чем у некоторых. В легком порыве безумия она взяла розовый платок и повязала, натянув кожу на лбу, - лоб стал более гладким. На дне шкатулок она отыскала мумифицированную помаду, обвела рот. Скоро из зеркала на нее смотрела Вера Холодная в роли старухи Изергиль. Из шкафа полетели всякие шали, кофты и комбинации, не видевшие свет уже лет двадцать. Теперь Изергиль походила на…. Минуту существо рассматривало себя в зеркало, переживая, видимо, первый день творенья, потом разоблачилось и отерло лицо мокрой тряпкой. Чувствуя себя неловко и сумбурно, Вера Ильинична легла спать. Во сне она представляла себя в лиловом хитоне на коне, участвующей в псовой охоте.

Наутро во рту было сухо - помада таки. И что-то было еще больше не так. Цветной переполох оставался на полу как свидетельство вчерашнего грехопадения. Следовало все это немедленно убрать и забыть о вчерашней странности. Она и сейчас краснела, вспоминая. Вместо уборки Вера намотала на запястье бусы, на поясе затянула мохрастый платок на манер парео и вышла во двор.
- Вера… - Почтальонша у калитки захлебнулась в недоумении.
- Что смотришь? Мода такая - Вера подбоченилась, демонстрируя слежавшуюся бахрому и большой розовый цветок на филейной части.

Почтальонша ушла, а Вера предприняла выход в город, из эпатажа, правда оставила только браслет. Уже к вечеру Вера Ильинична представляла из себя персонажа из наркотического сна с розовыми вздыбленными волосами, черными бровями, морковной помадой и блеском в глазах. Все это великолепие, обернутое в старомодный крепдешин, восседало на диване и задумчиво смотрело на закат.
- Вера, ты дома? Можно к тебе? - хрипловатый голос соседа Петра Матвеича оборвался на вдохе… - Вера…. - сосед судорожно тер горло - Тебе плохо?..
- Плохо? Мне хорошо, Петя. Не угостишь ли сигареткой?
Петр Матвеич, кивая и таращась, достал пачку "Примы".
- А огоньку? - Вера прищурилась и запрокинула голову набок, жест, убойный по своей силе, достиг цели - Петр Матвеич сполз по дверному косяку, не отрывая взгляда от небожительницы. Дрожащими руками он прикурил сигарету, закурил вторую.
- Да, Петя. "Ветка сакуры прекрасна на закате, / но ночь неизбежна". Я сочинила это час назад, а мне кажется - очень давно. Нравится?
Петя глотал воздух.
- А вот, послушай еще: "Прекрасен жемчуг, но песчинка еще прекраснее, ибо она на пути к совершенству" - Это из последнего. Или…
- Вера, может тебе к врачу? - Петр Матвеич был почти у врат вечности.
- Эх, Петя, ты думаешь, я сошла с ума, ну и что с того. Лучше скажи мне, Петя… - Вера протянула в его сторону ярко-красные ногти, и сосед вжался в стену, - Ты же любил меня, Петя, тогда, давно, на прополке вы еще с мужем моим поссорились? Я тогда еще хотела тебя спросить, да так и не спросила, лет тридцать, как не спросила. Да и спросила бы - ничего не изменилось. А сейчас интересно. Любил?
- Да не помню я уже, Вера, может, и было что, ты тогда красивая была.
- А сейчас боишься. Вижу - боишься. Я там, где тебя нет. Сегодня День розового цветка, Петя.
- Вера, ты бы легла, я за Франей схожу.
- Дурак ты, Петя. Не пакости, раз пришел. Открой вино, там на столе. Пить будем.
Вера зажгла свечи, и для большей праздничности обернула их в золотинки от шоколада. В волосы воткнула розу в каплях клеевой росы и села, закинув ногу на ногу у стола, который был по случаю покрыт кружевной салфеткой.
- Петя…Иди же…Народ к разврату готов! - крикнула в кухню Вера и засмеялась так весело, как давно уже не смеялась. - Разливай, Петя, так уж тебе повезло сегодня…Я попробую объяснить тебе…
Вместо объяснения Вера замолчала и пристально смотрела в глаза Петра Матвеича, изредка глотая вино. Слишком сложно это было облечь в слова, и мысли свободно перетекали в его глаза. Он молчал, и она видела, что он понимает. Так продолжалось до самого рассвета.

- Я устала, Петя, - наконец прошептала Вера, глядя в сторону и вынимая из волос искусственную розу.
- Я понял, Вера, я все понял. Отдыхай, я зайду попозже. - Петр Матвеич вышел.

Вера легла на кровать, положила под щеку ладошки. Все было хорошо - легко умирать в День розового цветка, а не в какую-нибудь среду. "То бабочка была…".



 
 

Что не так с этим комментарием ?

Оффтопик

Нецензурная брань или оскорбления

Спам или реклама

Ссылка на другой ресурс

Дубликат

Другое (укажите ниже)

OK
Информация о комментарии отправлена модератору