На главную
 
 
 

Подделка
Автор: Dear / 24.03.2017

Любовь одна, но подделок под неё — тысячи.
Франсуа Ларошфуко

Анна не услышала, как в комнату вошёл муж, застав её всхлипывающую, с романом в руках.

Он прильнул к её плечу.

— Самое тривиальное занятие: плакать над книжкой, милая.

— Жалко героиню. Её муж по натуре ловелас. В его крови нечто такое, отчего он, даже неожиданно для себя, теряет всякий интерес к предмету недавнего увлечения. Помимо жены у него есть любовница. Представляешь, он изменяет им обеим.

— Жена знает о любовнице?

— Нет, разумеется. Обе узнают о третьей женщине. И по-разному реагируют. Любовница мстит, тоже изменяет ему, а жена вскрывает себе вены.

— Глупо посягнуть на свою жизнь.

— Она неимоверно любит его. Поэтому всё другое теряет цену в её глазах. Жёны готовы на жертвенность, безраздельно отдать себя любимому. Нежная заботливость в супружеских отношениях противопоставлена алчности любовных связей, временных, разрушающих законные браки. Любовницы — меркантильные дуры!

— Неистовствуешь, Ань. Не все алчны. И вообще… жёны уверили себя в том, что муж является их неотъемлемой собственностью и не смеет даже взглянуть на кого-либо, кроме них. Ну, сходит мужик на сторону: столько баб, сами вешаются. Что с того? Почувствует остроту вкуса к жизни. Это не измена, всего лишь — секс, просто зашкаливает тестостерон, которого много на одну жену.

На её несколько изумлённо-вопрошающий взгляд он потёрся носом об её нос.

— Жена есть жена. Даже предаваясь новой страсти, в глубине его сознания маячит о жене мысль, ни на минуту не даёт ему покоя, — он притянул её к себе.

— То есть совесть? Не лезь… Ты… можешь изменить мне?

— Дурёха. Я тебя люблю. А «если», что ты сделаешь?

— Убью её, тебя и себя. Хм… остроту вкуса…

Его ласки настойчивее. Поддаваясь им, тая, она не стала вникать в смысл его слов, придавать им значение, поскольку то огромное удовлетворение, которое они находили друг в друге, усыпляло её сомнения. Ей ничто такого не угрожает.

*

О сопернице Анна узнала случайно.

В то сумрачное утро муж уехал раньше, спешил по какой-то причине. Сына в колледж отвезла она. По дороге на работу, стоя на светофоре и невзначай взглянув на людей, идущих по тротуару, увидела мужа. Он был не один. Рядом с ним молодая женщина — бледное, худосочное создание в короткой юбке, с неудовлетворённым выражением лица, — и годовалый мальчуган, которого они оба держали за ручки. Неподалёку припаркован его автомобиль.

В первую минуту она была не столько шокирована, сколько удивлена. Время было раннее. Что он здесь делает? Кто эта женщина с ребёнком?

Отъехав, остановила машину, позвонила ему. Он ответил сразу. Солгал сразу. «Я в офисе».

Она в растерянности смотрела на него. На них. Не могла прийти в себя.

С тревожным предчувствием пролетели самые невообразимые мысли. Сердце сильно застучало. Попеременно негодование, страх, отчаяние нарастали и овладевали ею. Куда-то пропал воздух, его не стало хватать. Тряслись руки. Не могла управлять машиной. Потрясение было столь глубоким, что её способность рассуждать помрачилась. Однако, среди хаоса мыслей, разум подсказывал — уезжай. Наконец, здравый смысл пришёл ей на помощь, верх взяло самолюбие, не позволив ей затеять публичный скандал.

Время не останавливается. Для всего живого — оно тикает. Секунды, минуты, часы.

О, Ревность, ты мучительна, разрушительна, неодолима. Объятия твои хваткие, ледяные, как у смерти.

День скрипел заржавевшим колесом тяжёлого обоза, но шёл. Улыбалась коллегам на работе, о чём-то говорила с дочерью (студенткой столичного ВУЗа) по телефону, дома с сыном…

А подозрение и смятение неотступно терзали.

О, Ревность, ты мучительна, разрушительна, неодолима. Объятия твои хваткие, ледяные, как у смерти.

Она продержалась до его прихода. Потом кричала. Как невменяемая. Как одержимая.

— Не отпирайся! Даже не думай. Я видела тебя с твоей проституткой. Этот ребёнок твой? Говори! Твой! Твари! За моей спиной. Сколько ты меня обманываешь? Подлец! Предатель семьи. Сколько? Год? Нет, мальчишке год!

Надеялась: он объяснит! Всё не так, всё показалось. Пожалуйста! Я слабее, чем кажусь.

Он молчал.

— Сдохните! Чтобы выродок…

— Ребёнка не трогай.

Его голос жёсткий, взгляд холодный. Впервые.

Нервный срыв, переросший в припадок, окончился обмороком.

Он был рядом каждую минуту. Его карие глаза выражали неподдельное раскаяние.

Он рассказал ей всё. Познакомились в Сети. Тоня бесконечно названивала, пришла к нему на работу. Упорно оправдывал себя тем, что вовсе не собирался изменять, но она будто околдовала его. Потом заявила, что беременная. Шантажировала. Родила. В то утро он отвёз деньги на лекарства ребёнку, она позвонила — он болен, что не слишком соответствовало истине. Твердил — с ней всё закончено, а ребёнок… да, его, да, иногда навещал, но впредь не будет ходить туда. «Наверно, звучит нелепо и фальшиво, но люблю тебя».

Хотя теперь Анна чаще была напряжена и встревожена драмой, которой, казалось, нет ни конца, ни края; извелась, беспрестанно думая о мальчике, невольно разрушившем её покой своим рождением; женщине, бледное лицо которой преследовало её повсюду; всё же она выздоравливала.

Мало-помалу, к своему прискорбию, привыкала к статусу обманутой жены — своеобразное явление, именуемое уязвлённым супружеским чувством. Ей казалось, что этим она предаёт свою семью — её гордость, ныне неполноценную, ущемлённую. Это её унижало. Унижало и «копание» в его телефоне, детализация, но была бессильна побороть себя не делать этого.

Она понимала, что доверие к мужу, уничтоженное его изменой, не возродить; что все его слова о верности — всего-навсего слова. Понимала, но не признавалась в этом себе. Признание потребует действия.

Она не знала, как отнестись к измене. Была поражена, уязвлена, приходила в ярость, злость так и кипела в ней, но не хотела ничем ему вредить. Сколько бы она ни злилась на него, какие бы планы ни строила, ей и в голову не пришло предпринять какой-либо отчаянный шаг. Пойти на разрыв не решилась бы, не потому, что её беспокоило будущее, она не думала о будущем, просто-напросто не умела, не хотела жить без него. В конце концов, муж дорог ей.

Её душе казалось: больнее не бывает. Мудрое «и это пройдёт» не помогало. Теряла контроль над собой. Чутьём волчицы ведала, где он.

*

Жизнь сама находит выход.

Настал светлый, солнечный понедельник марта. Потом был вечер. Тёплый.

Муж задерживался на работе и до девяти отвечал на её звонки. После девяти перестал. Вызванная его длительным отсутствием, тревожная паника всё больше брала в свои тиски.

Её душе казалось: больнее не бывает.

Мудрое «и это пройдёт» не помогало. Теряла контроль над собой. Чутьём волчицы ведала, где он.

В час ночи, утратив всякое самообладание, безрассудно села за руль и за мгновения оказалась у двери квартиры соперницы.

Каждый поступает соответственно своему темпераменту, которым он не сам наделил себя, и потому не всегда умеет им управлять. Анна не ожидала таких способностей от своего темперамента.

Она не успела забарабанить в дверь, как та сама отворилась, и её благоверный явился перед ней. Он покидал квартиру, а Тоня провожала его со словами:

— Мы любим тебя, ждём.

Отвращение и безудержный, бешеный гнев вспыхнули в Анне. Боль, раздиравшая её душу, возбудила наивысший предел лютой ненависти к ним обоим. В ярости, она, как пантера на добычу, вцепилась в Тоню. Получая удар за ударом головой об стену, та, чудом вырвалась, завопила: «А-а-а! Помогите! Убивают!» Метнулась в комнату.

Анна без колебаний, вне себя от негодования, ринулась за ней. Нагнала её, повалила на пол, с остервенением стала царапать, колотить руками, ногами.

— Так, да? Любишь? Моего мужа? Ничтожество! Гадина! Сука! Шлюха! Родила! Привязать захотела! Убью! Вот тебе, вот тебе! Злодейка!

Девочка лет шестнадцати, от страха из-за разъярённого вида Анны, прижавшись к стене, истошно завизжала:

— Маму убивают! Помогите! Убивают!

— У тебя дочь есть?! Пример подаёшь? Тоже шлюха, как ты? Может, он вас обеих имеет?

Нападение было настолько стремительно, всё произошло так быстро, что муж, опешив, остался в подъезде. Когда заревел малыш, бросился вслед за женой.

— Анна! Отпусти её! Я к ребёнку зашёл, болеет. Не нужна она мне. Ты нужна. Ты!

Он пробовал оттащить её, что оказалось совсем нелегко. В справедливой ярости человек истинно силён.

Ему, наконец, удалось оторвать её от Тони. Прижал к себе.

— В тюрьму захотела? Дура! Убьешь ведь! С ума сошла?

— И убью! Пусти меня! Я проучу её! Искалечу! Пусти меня, негодяй. Мерзавец! Лживый! И тебе покажу, как путаться со всякой швалью!

— О-о-о! — простонала Тоня. — Убери от меня сумасшедшую! Засужу! Я с вас столько денег сниму! Ведьма.

Анна выскользнула из объятий мужа и с новой силой обрушилась на свою жертву. Та завопила:

— Я ещё второго рожу! Вот посмотришь! Рожу! Всё заберу у тебя! Все твои машины, дома!

Слова эти так ошеломили Аню, что она оторопело остановилась. Машины? Дома?

О, Любовь, твоя формула проста, отсюда все твои оттенки.

Почему-то сейчас, казалось бы, в столь неподходящий момент, у неё в голове пронеслось зарождение их с супругом любви: ему было девятнадцать, ей восемнадцать. Как странно: они вместе двадцать один год — и почти никогда не ссорились.

О, Чудодейственная Любовь, ты — не ты, без оттенков.

Ей вдруг неожиданно стало легко. Свершился перелом к лучшему. Жалость к себе обернулась брезгливой жалостью к съёжившейся на полу Тоне. Машины! Дома!

Аня посмотрела на неё сверху вниз и негромко, совершенно спокойно, словно не она только что бушевала, произнесла:

— Ты одна из тех безнравственных натур, которые не считают своим долгом проявлять малейшего уважения к чужой жизни, судьбе, которым плевать на всё и всех, лишь бы упрочить своё положение!

И, не удостоив мужа ни словом, ни взглядом, с невозмутимым видом направилась прочь, высоко подняв голову и расправив плечи.

Машины… Дома… Он. Любовь. Оттенки!

Фото: 123RF / Dmitriy Shironosov



 
 

Что не так с этим комментарием ?

Оффтопик

Нецензурная брань или оскорбления

Спам или реклама

Ссылка на другой ресурс

Дубликат

Другое (укажите ниже)

OK
Информация о комментарии отправлена модератору