Мне это рассказала одна очень умная женщина:
- В жизни каждого человека есть особая фотография. Она может быть только одна. Не нее хочется смотреть. Не любоваться, а всматриваться. И ты вовсе не обязательно на ней красавица. И запомни на всю жизнь: красота, хоть и страшная сила, но вещь совершенно не важная.
- Мне вот 48 лет, - продолжала она, - и когда я открываю альбом с фотографиями, всегда быстро перелистываю страницы, но на одном снимке я всегда задерживаю свой взгляд. Мне тогда было лет 20, в легком сарафанчике, белом, в мелкий цветочек. Длинные волосы, - сейчас ее головку обрамляла короткая стрижка, которая придавала ей особую прелесть, - я тогда расчесывала волосы на прямой пробор. Ничего вроде бы особенного. Смотрю в объектив, почти не улыбаюсь. У тебя есть такая фотография?
Она пристально посмотрела на нее. Я пожала плечами:
- Не знаю. Может…
- Наверняка есть. Хотя ты такая молоденькая. Может еще не время, - она вздохнула.
Надо ли объяснять, что такая фотография у меня уже была.

Говорят, что свои фото нельзя никому дарить, примета плохая… Будто бы, если подаришь, то скоро расстанешься с этим человеком. Но я всегда плевала на предрассудки. Поэтому и дарила эту фотографию и бабушке, и второй бабушке, и другу, и еще одному другу, которого я любила, а он относился ко мне, словно я его двоюродная сестра. Я еще помнится, написала на обратной стороне снимка: "В этой улыбке вся нежность моя к тебе". За скромным словечком "нежность" скрывалась - любовь…

В день, когда была сделана та фотография, у меня был праздник. Мне исполнялось 19 лет. Я собрала в своей квартире весь курс, и мы гуляли до самого утра. Было куплено всего 4 бутылки шампанского, а выпито - 3! Четвертую забыли в холодильнике, и только в пять утра, кто-то проголодавшись, обнаружил ее и с победным криком возвестил об этом на всю квартиру. Нам было очень весело. Кровь кипела и обжигала своей лавой спокойный сон моих соседей. У которых, правда, была очень хорошая память, раз они ни разу даже не постучала по батарее. Память о прошедшей юности…

В один из моментов я выцепила свою однокурсницу из заводного танца и попросила меня сфотографировать. Уж не знаю, придумала ли я заранее, что встану у зеркала. Но случилось именно так - я посмотрела через плечо и улыбнулась.
Что-то притягательное есть в этой фотографии. Полу-девочка, полу-женщина, легкая и светлая, а в той улыбке и вправду была та нежность, которую я хотела подарить только тому, кому она была необходима. Мы тогда оба жили в Новосибирске, учились в одном театральном институте, только на разных курсах: я на первом, а он на третьем. Мне казалось, что красивее его нет никого на свете. А еще мне казалось, что он очень одинокий, и только я смогу спасти его из этого одиночества.

Спасать его хотели, правда, в разное время, все мои подруги. Это сейчас мы шутим по этому поводу, но в то время не раз случались минуты грусти и тоски, без которых не обходится ни одна юношеская влюбленность. Тогда никто из нас не знал, что все мы переедем в Москву, в том числе и наш общий друг, и каждый пойдет своей дорогой: кто-то продолжит актерскую деятельность, кто-то пойдет на телевидение, кто-то …в банк, а кто-то выберет профессию жены и просто родит ребенка. Но это будет потом, а тогда…Тогда я была влюблена. Как-то раз моя лучшая подруга Оксана, которая знала все мои секреты, спросила: - А как ты его любишь? Я внимательно посмотрела на нее и, почти не задумываясь, ответила:
- Я люблю его так, что когда он оказывается рядом, мне хочется спрятать его на своей ладони и всегда носить с собой.
Я повернула ладошку вверх, медленно сжала ее в кулачок, словно боялась раздавить нечто драгоценное, и прижала к щеке.
И подруга меня поняла. Она меня всегда отлично понимала. В самые горькие моменты жизни утешение я находила именно у нее.
Но однажды этого не произошло.

Мы обе уже жили в Москве. Была осень, и у меня случился приступ одиночества, который заставил меня бежать по Новому Арбату.
Расталкивая людей, не думая, что каблуки могут сломаться, а машины на перекрестке возле ресторана "Прага" - задавить. Слезы застилали мои глаза. Казалось, если сейчас я не увижу Оксану, не обниму ее, не разрыдаюсь на ее коленях, то уже никогда не вырву из себя ту боль, которая засела внутри, и терпеть которую, не было уже никаких человеческих сил, и сразу умру. Я бежала, не стесняясь своих слез и всклоченных волос. Оксаны могла и не быть в институте, а если так, то кому я могла еще выплакать свое одиночество?!

Оставалась всего несколько метров до поворота, куда мне нужно было сворачивать, и вдруг в какой-то момент, мне показалось, что в душе образовалась пустота. Я резко остановилась, замерла на месте и на секунду прикрыла глаза. И поняла, что даже если Оксана на месте, я уже не смогу ни плакать, ни объяснять, что же произошло. Все исчезло… не было ни боли. Ни одиночества. И вдруг я догадалась: да ведь я убежала от них!

В этом стремительном беге по Арбату, я избавилась от охвативших меня проблем! Такое было впервые… Я не задумывалась, поможет ли мне бег еще когда-нибудь, но в тот момент стало легко. Я повернулась и медленно пошла к метро. Потом я доехала до библиотеки, позанималась немного и спокойная вернулась домой.

…С той поры прошло пять лет. Оксана вышла замуж, и мы почти не видимся. Приступы одиночества иногда случаются, но я уже никогда больше не бежала, как в первый раз, по Новому Арбату, и честно говоря, не знаю, хорошо ли это или нет… Моя первая любовь закончилась, дав дорогу другой любви. Вот так я и перевернула страничку своей прошлой жизни в Новосибирске, чтобы начать новую в Москве, влюбившись в чернокожего парня.