Воскресенья Леонид ждал с давно забытым нетерпением, с таким в детстве он ждал дня рожденья и подарков. Реклама уже месяц тормошила: «Эти дни! Сливаем все по красной цене!» - и Лёня решился. Плоский телевизор с большим экраном из мечты выплывал в реальность.

Покупка прошла буднично - пришел, ткнул пальцем, магазинщики доставили. Лёня быстро водрузил приобретение на почетное место - кино, которого он ждал неделю, уже началось. Но шикарный дорогой телевизор ничего не собирался показывать. Лёня потыкал в разные кнопочки - без толку. Подергал шнур - то же самое. Разозлившись, шарахнул кулаком по обнове что было сил, и...

Наконец-то на экране появились два сотрудника МУРа.

- Вор должен сидеть в тюрьме, - следователь был настроен решительно.
- Кто ж его посадит, он же памятник! - резонно возразил опер.

«Что за фигня!?!» - Лёня аж подскочил на месте! Любимый фильм он помнил наизусть, не было в нем такого. А на экране продолжалась фантасмагория:
- Говорят, его не то повесили, не то зарезали.
- Умер при невыясненных обстоятельствах.

Лёня аж подскочил на месте! Любимый фильм он помнил наизусть, не было в нем такого. А на экране продолжалась фантасмагория...

Леонид протер глаза - кажись, вчера не пил и головой не стукался, да что ж такое? А тут еще в иx кабинет вошел... Мама дорогая, половину его лба закрывал культовый берет Че Гевары, а из-под берета уныло свисали круглые уши Чебурашки.

- Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Hекто, как отец ваш, - муровец посмотрел на Че Бурашку, - вооруженный с ног до головы, является и величавым шагом проходит мимо. Он мне явился нынче ночью.
- Явился? Кто?
- Отец ваш.
- ??? Наверно так нужно, так надо, что нам на прощание даны...
- Камо...Камоэнс! Только он бы мокрушничать не стал, не такое у него воспитание. Есть слух такой. Покойный наш «король», чей образ нам сейчас являлся, был, вы знаете, норвежским Фортинбрасом.
- Но это же какой-то нонсенс!
- Вам знаком этот предмет? - молчавший до времени опер снял газету с черепа, лежащего на столе.
- Я знал его, - Че взял череп в руки. - Где теперь твои шутки? Твои вспышки веселья, от которых всякий раз хохотал весь стол? Ничего не осталось, чтобы подтрунить над собственной ужимкой? Совсем отвисла челюсть? Ну и рожа у тебя, Шарапов, - глядя в пустые глазницы, заключил допрашиваемый и положил череп обратно на стол.

Леонид тихо сполз с дивана. «Этта, я с ума, что ль, схожу?» - мелькнуло в его голове, и он было схватился за пульт, чтобы прекратить безобразие, но засмотрелся. В кабинете следователя происходило невообразимое - Че вышел на середину, поправил берет, вытащил откуда-то гармошку и запел:

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — глядя в пустые глазницы, заключил допрашиваемый и положил череп обратно на стол.

Когда-то был я странный,
Всегда немного пьяный,
Мне люди говорили, что цвет мой голубой.
Теперь я с автоматом,
И рожа как лопата,
И Гена рядом, друг мой боевой.

Я помню так бывало,
Врагов своих немало
Мне приходилось раньше стрелять, топить, мочить.
Теперь почти примерный
Живу я с Геной верным.
Решить бы только - быть или не быть.

«Да что за хрень-то, - в оцепенении продолжал страдать Леонид. - Может, телевизор брако… От же ж твою! Выходит, я его нокаутировал! Может, у него сотрясение приключилось?»

Тем временем следователь и оперативник успели вынуть из-под стола легко узнаваемый предмет и поглядывали на него с нетерпением. Под звуки ностальгической песни пошли титры. Вернее музыка была ностальгической, а слова совершенно издевательские:

Он клацнул кнопкой пульта. Дьявол, опять мелькает этот нелепый Че Бурашка. И с ним еще огромный черный кот.

Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд как будто не видна.
И на третий, пятый, сто десятый взгляд
Нераскрытые дела на нас висят,
Просто нету мочи.
Раз уж с другом засиделись тут вдвоем,
Мы по двести пятьдесят сейчас нальем.
Служба дни и ночи.

«Может, только один канал испортился», - вдруг осенило страдальца. Он клацнул кнопкой пульта. Дьявол, опять мелькает этот нелепый Че Бурашка. И с ним еще огромный черный кот.

- Ну что, опять сегодня появлялось? - спросил Бурашка у кота.
- Явился, не запылился!

Экран заполнило нечто, укрытое белой простыней, с прорезями для глаз и рта.

- К вреду иль к пользе помыслы твои, я озадачен так таким явленьем, что требую ответа. Отзовись, - грозно потребовал Че.
- Я лучшее в мире привидение с мотором! - послушно отозвался призрак.

— А как выглядит убийца? Может, какие особые приметы? Может, шрам? — неожиданно вмешался кот.

«Ё-моё - тень отца Карлсона», - Лёне захотелось измерить температуру, но он сроду не болел, и термометра у него дома не водилось. Валидола тоже. А пригодился бы, поскольку странные герои на экране продолжали странный диалог:

- Коль ты отца когда-нибудь любил, - всхлипнуло привидение и облетело вокруг Че, - отомсти за гнусное его убийство.
- А как выглядит убийца? Может, какие особые приметы? Может, шрам? - неожиданно вмешался кот. Он уже был не черный, а полосатый, вернее одет в матросочку. Матросский кот, одним словом.
- Усишки у него как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки.
- Мы его на помойке подобрали, от очисток очистили, - возмутился Матросский. - Собака!

Бурашка пробормотал что-то в ответ, но Леонид разобрал лишь «…только от жизни собачей...»

- О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться! - вдруг возопила тень отца Карлсона и впрямь стала испаряться, только улыбка задержалась на экране и приятным баритоном исполнила душещипательную арию:

Лёне захотелось измерить температуру, но он сроду не болел, и термометра у него дома не водилось. Валидола тоже.

Помнишь ли ты,
С крыши на крышу летали.
В форточку - я,
Ты же на стреме стоял.

Помнишь ли ты,
Чьи-то нас руки ласкали,
Трогали, ах,
В разных местах,
Пусть это был только шмон -
Мне дорог он.

Продолжая бороться за здравие своего рассудка, Лёня предпринял ряд полезных действий: ущипнул себя правой рукой за левое ухо, умылся холодной водой, прошелся по половице. Включил радио, утюг, чайник - все, кроме чокнутого телевизора, работало как положено. Кажется, впервые после развода он пожалел, что рядом не было жены. Змея она, конечно, он ей сапоги купил, а она вместе с сапогами и тю-тю. В отчаянии Леонид еще раз переключил канал.

Мирная картинка было успокоила расстроенного зрителя - уютная комната, накрыт праздничный стол, за столом блондинка. Но тут же рядом с ней оказался все тот же диковатый Че Бурашка, а из-под стола вылез кот Матросский.

Включил радио, утюг, чайник — все, кроме чокнутого телевизора, работало как положено.

- Можно я поем? С прошлого года ничего не ел, - кот изобразил голодное урчание.
- Не делайте из еды культа, - буркнула дама. Но котяра принялся уминать все яства подряд, недовольно подмяукивая: «Какая гадость эта ваша заливная рыба».
- А мое платье!? - женщина с недоумением оглядела свой фартук и засаленный халат. - Я же забыла надеть праздничное платье!
- В морге тебя переоденут, - злобно вставил Че и подхватил лежащую на блюде булочку, - главное, чтобы костюмчик сидел.
- Отдай плюшку! - женщина гневно дернула Бурашку за мохнатое ухо.
- Может, тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат? - заорал тот в ответ. - Это не домоправительница, а какая-то домомучительница!
- Ребята, давайте жить дружно, - Матросский попытался подавить очаг напряженности, но сам же первый и не выдержал. Выпустил когти, решительно вздыбил шерсть и вдруг рявкнул: - Ларису Ивановну хочу!
- Хамите, парниша, - блондинка вышла из-за стола и, подсев к роялю, заиграла шопеновский прелюд.
- Это и я так могу, - забияка Че не упустил случая поддеть пианистку.
- А что ж сыграть-то?
- «Мурку»! - нагло потребовал кот и с чувством завел самую знаменитую кошачью песню:

— Ребята, давайте жить дружно, — Матросский попытался подавить очаг напряженности, но сам же первый и не выдержал.

Раз пошли на дело я и Че Бурашка,
Просто квасить - это не по нам!
Вот зашли в пивную, Шарик пьет из чашки,
Под хвостом погоны и наган.

Шарик, ты ж с ментами-суками связался!
Что произошло, я не пойму?
Ты к ментам в ищейки втихаря подался,
Ну, а нас в фигвам на Колыму.

Ты друзьям-легавым продал нас, паскуда,
Продал нас, как бросовый товар!
Ты теперь не Шарик, ты теперь иуда,
Ты теперь позорный волк Мухтар!

Ошалевший Лёня судорожно жал на все кнопки подряд. Чертов плоский экран вспыхивал разными цветами, звучала знакомая и в то же время едва узнаваемая музыка, в черном ящике творилась полная чепуха. Наконец-то появилось что-то осмысленное. Вроде как парад. Вроде как октябрят. Малыши такие симпатичные, только вместо красной звездочки у каждого на пузе красовалась красная кнопка. Юные... нет, не ленинцы, а, наверное, карлсонцы, внучата Карлсона, выстраивали пирамиду в виде вращающегося пропеллера, маршировали и дружно пели:

Как бедолага ни напрягал память, что такое «Эльсинор», вспомнить он не мог — то ли карандаши такие, то ли презервативы...

Крышуем мы всех в Датском Королевстве
(Пытался Ал Капоне, но не смог).
Нам Карлсон дал пропеллер сердца вместо,
А вместо мозга - яблочный пирог.

Бросая ввысь свой аппарат послушный,
Наш деда нашим бабам говорил:
«Вот обзываться летуном не нужно,
А не летает только уж без крыл».

Все выше, и выше, и выше
Возносится рейтинг страны,
Родимые датские крыши
Уже из Стокгольма видны.

Лёня силился понять, где происходит парад. На площади, но не на Красной. И звезды не кремлевские. И дирижабль с надписью «Elsinore» летает. Как бедолага ни напрягал память, что такое «Эльсинор», вспомнить он не мог - то ли карандаши такие, то ли презервативы, а может, и мороженое. Наверное, мороженое, вон его сколько - целый сугроб. А за сугробом суровый муровец целится в юного карлсонца.

- Не стрелять! - страшным голосом закричал Лёня.
- Нет, на это я пойтить не могу, - ответил из заэкранья стрелок и равнодушно пожал плечами. - Уйдет.

Не помня себя от страха за малышей, Лёня схватил стул и обрушил его на адскую машину, о которой совсем недавно так страстно мечтал...

А через несколько дней Главный Директор Телевидения господин К. Ёпрст получил странное письмо:

Не помня себя от страха за малышей, Лёня схватил стул и обрушил его на адскую машину, о которой совсем недавно так страстно мечтал...

Дорогая передача,
Я пишу вам, чуть не плача,
Водку пью, глотаю чачу, потрясенный до основ;
У Облонских все смешалось,
Ну, а мне за что досталось?
Я ж не граф какой, казалось, просто Лёня Голубков.

Что же там у вас творится!?
Чебуратор матерится,
Мне ночами Карлсон снится - чиста форменный бандит.
Кот устраивает склоки,
Малыши мотают сроки,
Лишь звезда, хотя и в шоке, но с звездою говорит.

Так что, гады, как хотите,
А ущерб мне возместите:
Новый телек, битте-дритте, к понедельнику хочу,
Также дом на Якиманке,
Круглый счет в швейцарском банке,
А не то я вас, поганки, всех в сортире замочу.