Мой дневник отнюдь не хранитель великих тайн, но он хранитель переживаний, которые дороги мне. И именно благодаря дневнику я имею прекрасную возможность переноситься в переживания двадцатилетней, десятилетней или пятилетней давности, пребывая там в процессе чтения. Это особенное состояние, когда вдруг чувства из прошлого захватывают тебя своей волной, и ты получаешь записку с признанием в любви от неизвестного воздыхателя, кружишься в вальсе на последнем звонке, сдаешь экзамены в институт, просыпаешься в холодном поту от страшного сна, ожидаешь первенца и многое-многое другое... Дневникам присуще особое качество - переносить нас в прошлое.

МОЯ ОСЕНЬ
Обычное утро, обычное осеннее солнце - обманчивое золото, обычное стадо опавших листьев, бросаемое ветром под колеса машин, ноги прохожих... Обычная городская суета... Необычно лишь то, что сегодня я поняла (наконец-то!!!) , почему разлюбила осень.

Что это было: сон или подсознание?! Вертихвостка-дорожка, протоптанная коровами, бежала через луга к березовой роще. Желтое... Красное... Белое... Какой коктейль из красок! Так приятно захлебываться от избытка необъяснимого счастья!!! Обхватив тонкий, слегка шершавый стан, запрокидываю голову, отдаваясь голубому, с обрывками ватных облаков, небу. И смеюсь... Эхо разносит мое веселье по роще, до самой речушки Березки, дарит каждому деревцу, каждой травиночке. Я их дитя!!! И счастье объяснимо...

Там, где с красным носом и опухшими руками сразу направлялись к печке и чувствовали, как оттаивал кончик носа...

Обычное утро, обычное осеннее солнце - обманчивое золото, обычное стадо опавших листьев, бросаемое ветром под колеса машин, ноги прохожих... Обычная городская суета... ...сегодня я поняла, почему разлюбила осень.

МОЯ ЗИМА
Я люто ненавидела зиму... особенно московскую, мрачную, слякотную... с красноватой кашей на дорогах... Я ненавидела московские зимние праздники, потому что в последний раз была счастлива в это время не в Москве, а там, где за окном бушевала вьюга, в печной трубе завывал ветер, в печке трепыхалось пламя, облизывая вишневые поленья... Там, где, входя в дом, люди обметали валенки от клочковатого снега, а на шапках и пуховых платках сверкали хрупкие сказочные снежинки. Там, где с красным носом и опухшими руками сразу направлялись к печке и чувствовали, как оттаивал кончик носа... и от этого становилось щекотно и хотелось чихать...

В Лондоне на Новый год шел дождь. Дождь... Дождь... Дождь и спустя две недели. Я так соскучилась по Моей Зиме!!!

Ночью меня увозила скорая . Боль заглушалась каким-то наркотическим веществом из трубки. Я лежала, расплываясь в дурманной улыбке. В стекло машины бились белые фантомные комочки. Я думала: «Почему меня везут без мигалки и сопровождающего сигнала?»

Ровно через сутки я сидела у окна, сжимая маленькое теплое и такое драгоценное тельце. Мария, с Днем Рождения!!! В окошко заглядывали любопытные снежинки... Снег ровным слоем ложился на проплаканную землю. Долгожданная белизна слепила глаза... Мария, с Днем Рождения!!!

МОЯ ВЕСНА
Весна действительно моя, ибо я родилась весной. От нее я всегда жду чудес. Каждая последующая - для меня особенная. В период с 13 до 16 лет мое сердце билось в ожидании любви. Мой герой обязательно должен был придти весной, когда цветет акация и ее запах окутывает все наше село. Весной ночи особенно светлы, небо глубоко, а тени печальны и длинны. Весной так одиноко и печально без любви. Весной хочется плакать и неистовствовать, смеяться и летать.
Юность прошла. Молодость на исходе... Но каждую весну я верю в чудеса... И каждая весна особенная для меня до сих пор.

Весной так одиноко и печально без любви. Весной хочется плакать и неистовствовать, смеяться и летать.

МОЕ ЛЕТО
Летом я умру. Нет, я хочу умереть летом. Потому что ковыль на кладбище так шелковист и нежен. И пение птиц, гнездящихся на кладбище, так печально и душевно. И земля так мягка и податлива. Моя душа будет помнить, что при жизни во плоти любила лето, любила валяться на сене, грызть соломинку и смотреть в небо, по которому постоянно проносились стада белоснежных облаков-барашек, любила слушать выпь и кваканье лягушек на реке, извечную песню соловья за рекой в том лесу, который сто лет назад посадила моя прабабушка. Да, я хочу умереть летом...

КРАСНЫЕ ЯБЛОКИ
В эту ночь я должна была сидеть у изголовья умершего друга. Две свечи на длинных деревянных подставках по разные стороны гроба равномерно дрожали, иногда вскидываясь и растягивая пламя в стороны от лёгкого сквозняка. Блики суетились на лице покойного, от которого я не могла оторвать мучительно-сосредоточенный взгляд, пытаясь по памяти воспроизвести движение его губ в разговоре, в улыбке, искорки лукавых глаз и прочие, свойственные лишь ему мимические проявления. Я одухотворяла его тело и видела, как под скрещенными большими руками вздымается широкая мужская грудь, поднимая и опуская оные. Казалось, что Геворг просто спит, спит крепким, богатырским сном.

Его ресницы неожиданно вздрогнули, и глаза распахнулись; я предчувствовала это. Пролежав некоторое время в молчаливом созерцании потолка, Геворг обратился ко мне взором: он не говорил, но я слышала его просьбу:
- Пожалуйста, постарайся вынести меня... я так хочу к реке...

Гроб оказался невообразимо лёгким, несмотря на то, что в нём покоился мужчина-богатырь; без лишнего напряжения я перенесла его через двор, через сад, по тропинке длинного огорода к реке...
- Опусти меня в воду, - безмолвно попросил Геворг. Я выполнила его просьбу, гроб ударился о воду, вода всхлипнула, слегка погрузив в себя деревянную плоть, и вытолкнула его на поверхность...

- Так хочется яблок... красных яблок... без гнили и червоточины...
Я со всех ног побежала к саду. Взобравшись на самое массивное дерево, начала рвать самые крупные, самые спелые красные яблоки, складывая их в подол юбки. «Быстрей, быстрей, не опоздать бы», - думалось мне. Собрав семь яблок, побежала обратно.

Взобравшись на самое массивное дерево, начала рвать самые крупные, самые спелые красные яблоки, складывая их в подол юбки.

Гроб слегка покачивался на воде, Геворг посмотрел на меня с такой надеждой, я протянула ему три яблока... потом ещё четыре... Сосредоточив их на груди, Геворг втянул в себя аромат и улыбнулся.
- Оттолкни меня от берега...
С улыбкой на губах он уплывал всё дальше и дальше, пока не скрылся за горизонтом...

Через два дня я стояла у гроба Геворга и напряжённо вглядывалась в его лицо, пытаясь оживить застывшие черты... В ТУ ночь он попал в автокатастрофу, шансов выжить у него практически не было...
...практически не было...
Я БОЮСЬ СВОИХ СНОВ...

ДЕНЬ РОЖДЕНЬЯ
Олег пригласил меня на свой восемнадцатый день рожденья. Я очень долго собиралась и уже опаздывала. Срезала на террасе две тёмно-бордовых, на изгибах переходящих в чёрный цвет розы, завернула в шуршащую бумагу. Быстрей...

Я не знала новое место его обитания, но шла по наитию. Тёмная винтовая лестница привела в сырое подвальное помещение с грязными стенами, окрашенными в мерзко-зелёный цвет.

Я не успела постучать, как Олег распахнул дверь передо мной, будто стоял около неё и прислушивался к шагам. Я протянула розы, лепестки, как бордовые хлопья, посыпались на грязный пол... Олег почернел и сморщился от пронзившей его боли...

Я стояла одна в сыром подвальном помещении, пахнувшем плесенью и квашеной капустой...

Проснувшись, я подошла к окну, за ночь листья на деревьях из зелёных превратились в жёлтые, будто по мановению волшебной палочки... Осень... Осень... К чему был этот сон?! Осень... Осень... ОСЕНЬ?! 11 октября ровно десять лет назад у Олега был восемнадцатый день рождения. Он не пригласил меня, чему я была очень удивлена: все одноклассники были приглашены, а я нет... Потом его призвали в армию.
Девятнадцатого дня рождения в жизни Олега не было!

МУЗЫКА НОЧИ
Весь день дул холодный порывистый ветер, гоняя черные тучи по небу. Полуголые деревья гнулись к земле. Но к вечеру как-то резко все утихло.

Он не пригласил меня, чему я была очень удивлена: все одноклассники были приглашены, а я нет... Потом его призвали в армию.

Я вышла на улицу. Ночь неожиданным теплом прикоснулась к моим щекам. Подняв глаза, я увидела, как по небу медленно ползли клочья белых облаков. Кое-где перемигивались еле заметные звездочки. Природа млела во власти полной луны. На землю ложились темные тени домов, заборов, деревьев. На речке слышалось хоровое кваканье лягушек и протяжное «у-у-у». Где-то в лесу одиноко пел соловей.

Музыку ночи нельзя было остановить. И нельзя было перестать ее слушать, попав в таинственный омут звуков.

ДОРОГИ
Я не люблю дороги. Долгие. Мучительные. Пыльные. Они приносят мне боль и слезы. Хотя... Да, это было давным-давно, когда я пешком под стол ходила и назойливо просила дедулю, чтобы он взял меня с собой на станцию встречать поезд. Не было предела детской радости, наивной и беззаботной, когда меня сбивал с ног мощный, обжигающий поток ветра, сопровождающий поезд, который с грохотом пролетал мимо меня. Это было Счастье. Детское Счастье.

Я смотрела на людей, выглядывающих из окон вагонов, и думала: «Как им хорошо!» Для меня счастьем являлся мир дорог, немного дикий и необыкновенный, заставляющий биться сердце совершенно не по-детски, зовущий в большой мир (разве я тогда знала, что законы этого мира так жестоки?!)

Теперь я не люблю дороги. Они слишком далеко увели меня от родного очага, от моего маленького мира беззаботной радости и родительской любви, безграничной, горячей, которой была пропитана каждая клеточка моего тела, каждая частичка моей ранимой души (которая сейчас скрывается за маской хладнокровия. Трудно. Больно. Невыносимо. Но...).

Я не люблю дороги. Они украли у меня Его, оставляя кровавый след на первом робком снегу. Я плачу. И я не люблю эти дороги. Долгие. Мучительные. Как ни больно, но начинаешь понимать, что вся наша жизнь - дороги, а мы робкие или решительные путники, которым приходится искать свою дорогу.

Кто-то думает, налево идти или направо повернуть, а кто-то идет прямо (им бывает труднее всех, ибо именно они первопроходцы и первооткрыватели). Иди. И пусть колючий ветер рвет тебя. Ты идешь, а значит ты живешь. И не стесняйся слез. Слез горя или радости. Это Госпожа Жизнь!