«А ведь жили мы, братцы, веки по веку,
А такой игры на свете не видано,
Да на белом свете не слыхано...»

...Бум! — вырвалось в вечернее небо, метнулось ввысь и рассыпалось над столичным градом Киевом.
Бум! — эхом отозвалось в висках.
Бум! — огласили начало игрищ бубны. Запела свирель. Выводимые искусным музыкантом звуки, ласкающие, нежные, щемящие, разлились по округе. Недолго думая, к свирели присоединился рожок, следом поспели гусли.

Дубовый стол, пересекавший двор, ломился от яств — осетрина, заячьи тушки, соленья и заморские кушанья, мед, брага... Шумное застолье в ознаменовании возвращения великой княгини из Византии было в самом разгаре. Здесь все равны, все едины — бояре, волхвы, дружинники и ремесленники. Поляне, дреговичи, словене, кривичи, северяне, древляне делили хлеб меж собой и громко славили государыню. Была ли радость в их сердцах искренняя или всего лишь показная на лицах? Ольге было безразлично, бесполезное это занятие — угадывать сокровенные мысли подданных. Она здесь, чтобы отдыхать, сейчас не ее пора, главные герои — потешные люди, им отдано на откуп время, они негласные правители пира:

Пир-мир — одна буква, и в том разница. Надевать маску, выглядеть дураком часто выгоднее, скрывать под правдой ложь безопаснее, а прятать силу под слабостью умнее, кому как не княгине знать об этом.

Жизнь научила — нельзя отвергать веру под действием дурмана, трезвый ум нужен всегда и везде, даже в родных хоромах.

Чаша очередной раз пошла по кругу. Еще произносились хвалы всесильному и грозному Чернобогу. Откуда эта боязнь человека того, что ему неведомо? Впрочем, хмель скоро побеждает страх, притупляет чутье, делает обманной силу духа, и уже никто не боится бессмертных богов. Только княгине не позволена подобная роскошь. Жизнь научила — нельзя отвергать веру под действием дурмана, трезвый ум нужен всегда и везде, даже в родных хоромах.

Улей разрастался, голоса становились громче: кто-то ведал о путешествии, кто-то демонстрировал добычу, привезенную с чужбины, кто-то бахвалился удалью. Ольга смотрела на подданных, на их разгоряченные лица, слушала разговоры и величаво склоняла голову в знак приветствия новоприбывшим. Одна из ее обязанностей, многочисленных обязанностей. Гордая осанка и чуть подернутые улыбкой уста. Тяжелые, словно налитые свинцом, веки. Длинные косы, спрятанные под княжеский венец, носить который с каждым днем становилось невыносимее. Слишком много было на нем золота и жемчуга, и слишком большую власть он заключал в себе. Символ могущества, которое она не желала, не стремилась удерживать, но кому-то было угодно сделать ее повелительницей союза. Кому? Славянским богам или Единому византийскому, не суть важно. Ольга не полагалась лишь на богов, только себе она могла доверять в полной мере и с оглядкой еще немногим людям. Стоит ли жалеть о том, что предначертано быть не матерью венценосного сына, не робкой вдовой, а жестокой княгиней и правительницей обширных земель?

Сейчас хотелось лишь одного — покинуть этот праздник, скрыться с глаз, остаться одной. Она очень устала, долгая дорога утомила, трудные переговоры вымотали, и даже радость от удачного исхода несколько притупилась. Константин считал ее правительницей варваров, что ж пусть будет так, главное — не то, как называешься, а то, кто ты есть на самом деле. Император принял ее условия в обмен на признание своего Бога, а она получила то, что хотела! Впрочем, Ольга всегда добивалась поставленной цели, пусть даже приходилось хитрить, льстить, лгать.

Княгиня задержала взгляд на пылающем костре. Танец огня усыплял, изогнутые движения, меняющийся цвет, пленительная игра завораживали. Каждой клеточкой Ольга чувствовала эту неведомую стихию, опасную и необходимую, жестокую и спасительную, словно сама была соткана, создана, закалена ею. Стоит только потревожить поленья, как пламя ощетинится, будто раненый, загнанный волк, покажет клыки, несущие смерть, скрытая ярость и гнев вырвутся наружу, и тогда не будет пощады никому.

В его глазах, полных ужаса, отражалась горящая столица древлян — тех, кто убил его отца, кто заслужил жестокой кары.

Искоростень пылал, превращались в пепел дворы, кричали женщины и дети, запах горелого мяса разнесся по округе, дым отравил воздух на десятки верст. Святослав прижимался к ней, охватив ручонками шею. В его глазах, полных ужаса, отражалась горящая столица древлян — тех, кто убил его отца, кто заслужил жестокой кары. Ольга специально привезла сына с собой, чтобы показать, как следует поступать с мятежниками. Будущий князь обязан быть жестоким к врагам, а к поданным — в тройном размере. Только так можно сохранить то, что уже имеешь. Месть очищает, хранит и освобождает от прошлого. Не дрогнуло сердце, не закралось сомнение. Вдова уничтожила убийц по-своему, по-женски, в один день хитростью покорив город, который дружинники осаждали год. Голубь с каждого двора — легкой данью думали отделаться осажденные. Глупцы, как они ошиблись, не разгадав коварства под хрупкой личиной. Она взяла эту дань с благодарностью — привязать кусочки серы к птицам, поджечь и отпустить обратно — очень просто, искусно и жестоко! Мирные птахи принесли погибель обидчикам...

«И так будет со всеми, кто посмеет перейти мне дорогу, породив в сердце моем смятение», - думала княгиня, наблюдая за бегущими из града жителями. Именно тогда она в полной мере осознала свое предназначение, скрытую силу, отвагу и желание бороться за себя и сына, за своих потомков и за то, что ей принадлежит по праву.

Ради любви? Ольга могла признаться честно только своему сердцу. Игоря она любила как друга и князя, но не как мужчину. Ей льстили внимание и восхищение мужа, почести и поклонение простого люда, но ее чувства были лишь повиновением долгу. Случайную встречу с княжичем на берегу реки искусно подстроил Олег - человек, вершивший судьбы, тот, кого она почитала за отца. Своих родителей Ольга не помнила и толком не знала, откуда храбрый князь привез маленькую курносую девчушку — будущую жену своего воспитанника, оставив до поры до времени на попечение новгородскому старейшине. Знакомство с княжичем - первое испытание, которое она с блеском выдержала, первая победа ее обаяния, красоты и характера. Ольга старалась быть ласковой супругой и хорошей хозяйкой, заправляя делами не только в княжеских хоромах, но и в столичном граде, пока Игорь пропадал в походах, большей частью неудачных. Казалось, жизнь предопределила ей роль жены князя Киевского, но никому не постичь того, что готовит судьба!

Казалось, жизнь предопределила ей роль жены князя Киевского, но никому не постичь того, что готовит судьба!

Страшная смерть Игоря стала сильным ударом, а угроза, нависшая над ней и сыном, породила смятение, растерянность. Ненадолго! Испуг, ранив душу, дарует новые силы для рывка, он - лучшее средство для решимости. У Ольги нашлись друзья, верный Свенельд не бросил, не предал. Он помог побороть страхи, он внушил, что после смерти мужа она не безмолвная вдова, а правительница, что стать властелином жестоким, но справедливым — назначение, посланное небесами. Он придумал, как наказать послов древлян, сватавших за своего князя Мала, он уговорил идти в поход на Искростень. И оказался прав, ей было по силам хозяйничать не только в хоромах. Расправившись с древлянами, Ольга с ревностным упорством начала устанавливать порядки и законы, руководствуясь, прежде всего, собственной женской волей.

Громкий хохот вернул Ольгу в реальность. Святослав, окруженный наемниками-варягами, появился на пиру.

«Как же он похож на отца, - мелькнула мысль. — Эти русые по плечи волосы, поворот головы, губы, сложенные в ухмылке, и даже горбинка на носу. Слишком молодой, слишком беспечный, горячий, уже почуявший скорую власть, понявший свою значимость. Не подозревая, как тяжела эта ноша, воспитанный на рассказах о походах Олега, он грезит не меньшими победами над врагами».

Святослав появился на свет, обозначив криком свое рождение в то время, когда его отец плыл к берегам Византии. Поздняя весна выдалась холодной, потому баню истопили с особой тщательностью. Ольга лежала на полатях и держалась изо всех сил, чтобы не закричать от боли. То ли от нестерпимой жары, то ли потому, что ребенок не торопился знакомиться с этим миром, с каждой минутой становилось хуже. Казалось, еще чуть-чуть, и закончится ее жизнь, но вот наступил долгожданный момент.

«Сын?! Теперь у Игоря есть наследник», - взяв новорожденного на руки, посмотрев на его маленькие пальчики и прижав к груди, она почувствовала, как счастье заполняет ее, как к горлу подкатился комок, а в душе дрогнула какая-то струнка, до сего момента молчавшая. Первая слезинка невольно скатилась по щеке, потом еще одна и еще... Молодая мать плакала тихо-тихо, чтобы никто не услышал, не заметил...

Ольга могла признаться честно только своему сердцу. Игоря она любила как друга и князя, но не как мужчину.

Подбадриваемые гиканьем, улюлюканьем, свистом, двое крепких молодцов сошлись в кулачном бою. Любимое увеселение мужей тяготило Ольгу, окровавленные носы вызывали отвращение.

«Таковы вы - мужчины, безоговорочная вера в силу рук часто подводит вас. Супротив ума мышцы ничтожны, как камень против воды, — размышляла Ольга. — Подходящий момент, чтобы покинуть праздник».

Отослав прислугу, княгиня тихо вошла в светелку. Ее малыш... Сын Святослава, маленькое продолжение ее — Ольги — рода, мирно сопел в колыбели. Она провела рукой по русым волосам, коснулась губами лба, пожелала, чтобы богиня Купальница соткала из лунного света для него самые светлые сны, и направилась в свои покои:
«Тяжелые мысли на празднике — минутная слабость, а завтрашний день принесет новые радости и заботы, с которыми она обязательно справится, ведь она — женщина, и в том ее сила».