Целый день моросил мелкий противный дождь. Но, несмотря на непогоду, Нина спешила домой в прекрасном настроении. Скоро у Николая День рождения, а сегодня она удачно купила ему подарок — свитер из верблюжьей шерсти — такой мягкий, с шоколадными ромбами под цвет Колиных глаз.

Коля — Нинин гражданский муж. Правда, при разговоре слово «гражданский» она всегда опускала, потому что чувствовала некую неловкость оттого, что за десять лет совместной жизни они так и не узаконили свои отношения. Но Коля считал, что штамп в паспорте — не главное.

Их познакомила Ивановна — уборщица из библиотеки, где Нина работала младшим специалистом, а проще говоря, библиотекарем. Николай приходился Ивановне двоюродным племянником. Руки у него золотые — нахваливала она его — в деревне трактора и комбайны чинил, да только платят там мало. Вот он и решил перебраться в город, устроился слесарем на автобазу. А тетушка решила ему невесту подыскать.

— Ой, смотри, девка, подумай хорошенько. Как бы потом не пожалеть, — качала головой мама, когда узнала, что Коля переезжает жить к Нине, то есть в их с мамой двухкомнатную квартиру.
— Я уже взрослая, — впервые огрызнулась Нина и, вильнув жидким хвостиком, скрылась в своей комнате.

Чего тут «думать»? Ей уже двадцать пять, и Николай — единственный! — да-да, единственный молодой человек, который обратил на нее внимание.

Чего тут «думать»? Ей уже двадцать пять, и Николай — единственный! — да-да, единственный молодой человек, который обратил на нее внимание. Зачем себя обманывать, когда зеркало четко говорит, что природа красотой ее явно обделила. Тощая, неказистая, с большими очками в роговой оправе на тоненьком с горбинкою носу — она была никому ненужная. Ни один парень ей и слова доброго не сказал, а этот сразу жить вместе предложил.

«И в кого ты такая: ни рожи, ни кожи?» — говорила частенько мать. «Наверно, в отца», — думала Нина. Его она ни разу не видела, даже на фотографии, а спрашивать о нем у строгой матери боялась.

Мать была суровой, но мудрой. Ах, как жаль, что когда Нина забеременела, а Коля настаивал на аборте, мама уже умерла. Может, тогда она бы не дала совершить Нине самую страшную ошибку в жизни. Теперь у нее никогда не будет детей, и за семь лет хождений по больницам она уже смирилась с этой мыслью.

— Может, усыновим ребеночка? — сказала однажды Нина.
— Ты еще предложи собачку завести! — гаркнул Николай и так посмотрел на нее из-под сдвинутых бровей, что больше об этом она не заикалась.

Ну что ж, живут же люди и без детей, главное, у нее есть муж, а этим тоже не каждая женщина похвастаться может! И пусть он бывает излишне грубоват и не может отличить Достоевского от Чехова, но Нина его любит за одно то, что он есть.

«Николаша, я дома», — пропела Нина, заходя в квартиру. На всякий случай пакет с подарком спрятала за спину, но никто ей не ответил. Вот и хорошо, решила она и, скинув старенькие туфли, прошмыгнула в зал положить свитер на антресоли.

В комнате царил кавардак. Ограбили! — пришла страшная мысль, от которой подкосились ноги, и Нина рухнула в кресло. Рука машинально достала бумагу, прошуршавшую под ней. На листочке в клеточку мелким Колиным почерком было написано: «Я ушел к другой, которую люблю и которая родит мне сына».

Почему ушел? Как к другой? Зачем же так? — мысли стрелой пронеслись в голове и повисли в воздухе. Комнату наполнила тягучая тишина. Нина втянула ее дрожащей грудью и выдохнула протяжным воем. Сжав уши ладонями, чтобы не слышать стонов, вырывающихся из груди, она уронила голову на колени. Слезы крупными каплями срывались с ресниц, расплываясь темной кляксой на бежевой юбке.

Вдоволь наревевшись, Нина протерла очки о край кофточки и плохо видящими глазами еще раз прочитала записку — сердце отказывалось этому верить. Этого не может быть! Ее Коленька не мог так поступить. Это, наверно, такая-то глупая шутка. Она никогда не понимала его юмора.

Этого не может быть! Ее Коленька не мог так поступить. Это, наверно, такая-то глупая шутка. Она никогда не понимала его юмора.

Нина решительно встала и, подойдя к комоду, выдвинула ящик, в котором лежало его белье — пусто. Распахнула шкаф — голые полочки дыхнули холодом. Маленькой побитой собачкой она вжалась в огромное кресло (в котором Николай проводил все вечера) и тихо заскулила.

Солнечный луч, пробившись сквозь низкие тучи, заглянул в окно и вывел ее из оцепенения — начался новый рабочий день. Спохватившись, Нина наспех умылась, пригладила расческой волосы и закрутила их в узел. Быстрый взгляд прошелся по серенькой любимой кофточке — это был Колин подарок ей на именины в первый год совместной жизни. Кофта очень нравилась Нине, и хоть уже потеряла цвет и немного растянулась, выбросить ее она не решалась. Это все равно, что содрать с себя кусок кожи. Быстро переодев измятую юбку, Нина выскочила на улицу.

Весь день она была рассеянной: путала авторов, приносила не те книги, при этом отводила в сторону глаза и отвечала невпопад.

— Ты, я вижу, плохо себя чувствуешь, — подошла к ней начальница и отпустила домой пораньше.
— Спасибо, — чуть слышно поблагодарила Нина, спрятав взгляд за толстой оправой очков.

Вот уже целый час Нина туда-сюда ходила у ворот автобазы, а войти не решалась. Раньше она частенько захаживала к мужу на работу, но не сегодня. Сегодня она побитой собакой крутилась рядом и боялась зайти на «чужую» территорию. Нина посмотрела на часы — скоро он и сам появится. Они поговорят, выяснят отношения — да они и не ссорились вовсе! Если Николаша на что-то обиделся, то она попросит прощение. А потом подарит ему прихваченный из дома свитер, и он ее простит. У него характер хоть и вспыльчивый, но отходчивый. А вот и Коля!

Он вышел из ворот под локоток с пышнотелой Анжелкой — диспетчером. Нина с ней была мельком знакома, видела несколько раз ее плывущей через большой двор автобазы под улюлюканье и причмокивание водителей. Если честно, то там было на что посмотреть — и грудь, и ноги, и каштановые волосы, волной спадающие почти до пояса. Нина аж остановилась, увидев ее в первый раз, и, помнится, еще Коле потом нахваливала —
дурочка.

Серой тенью встала Нина на пути у воркующей, не замечающей ее пары.

— У-у, мышь плоская, — прошипела ей в лицо Анжелка и, отойдя чуть в сторону, остановилась.
— Чего приперлась? — Николай навис над Ниной, играя желваками. — Я же тебе черным по белому все написал. Скандала хочешь?
— Не-ет, — мотнула головой Нина, вмиг забыв все заготовленные фразы. — Я это… вот, — она протянула пакет со свитером, — подарок тебе принесла.
— Что?! Ты рехнулась, что ли?! Не нужен мне твой подарок! — Николай оттолкнул пакет и затряс широкой ладонью перед ее лицом. — И ты не нужна, слышишь?! Не нужна ты мне! Я другую люблю!

— Что?! Ты рехнулась, что ли?! Не нужен мне твой подарок! — Николай оттолкнул пакет и затряс широкой ладонью перед ее лицом.

Он изрыгивал ей в лицо еще какие-то горькие слова. Слово за словом, как тупые гвозди, вбивали ее в дорожную грязь, но она их не слушала — она смотрела на искаженное злобой лицо и не узнавала «своего» Коленьку.

Позже она сидела на скамейке в сквере и пыталась осмыслить происшедшее, решить, как жить дальше. Жить? А зачем, собственно, жить, если ты никому не нужна? В чем смысл такого существования — на работе и дома среди равнодушных книг? Да, они могут многое рассказать, но не умеют слушать. Им все равно, что у тебя на душе, и, главное, им совсем не нужна твоя забота, но разве что пыль с них стряхнуть.

Нина представила, как изо дня в день будет возвращаться с работы в пустую квартиру: теперь ей незачем спешить, чтобы приготовить вкусный ужин, некому гладить рубашки — в общем, незачем и жить. На минуту ей показалось все ужасным сном, от которого она сейчас очнется — и все будет по-старому. Нина с силой ущипнула себя за руку. На глаза снова навернулись слезы — это был не сон. Ах, как хочется заснуть и забыть об этом кошмаре. Заснуть?... Нина встала и направилась в аптеку напротив.

Самоубийство — грех, думала она, сжимая в кулаке упаковку снотворного. Ивановна говорила, что таких людей даже хоронят отдельно — за кладбищем. Ну что ж, на могилку к ней все равно ходить некому. Никому не нужная была при жизни, а уж после так и вовсе все равно. Да и Богу до нее, похоже, нет никакого дела…

Завернув к себе во двор, Нина услышала детский плач. Серый котенок с криком оставленного младенца пушистым клубочком бросался под ноги прохожих. Кто-то его перешагивал и шел дальше, кто-то шарахался в сторону, Нина же остановилась, протирая очки, чтобы лучше разглядеть малыша. Тот подбежал к ней и, уткнувшись в потертые туфли, тихо замурчал.

— Ах, ты бедненький! — подхватила его Нина. — Никому, значит, не нужен, как и я?
— Мяу, — пискнул котенок и ткнулся влажным носом ей в подбородок. Нина почувствовала, как сильно стучит маленькое сердечко.

Решение пришло быстро и неожиданно. Нина спрятала счастливую улыбку в пушистой шерстке и тихо сказала:
— Голодный, наверное? Пойдем, я тебя покормлю. У меня котлет целый казанок и молоко есть.
— Мурр, — отозвался котенок и с опаской заглянул ей в глаза.
— Не бойся, я тебя не обижу и в беде не брошу, — прошептала Нина, чувствуя, как радость разливается по всему телу.

— Осваивайся, теперь это твой дом, — сказала Нина котенку. — А на этом кресле ты будешь спать. Смотри, какая теплая у тебя будет подстилочка.

Свободной рукой Нина вытряхнула из пакета шерстяной свитер и хотела опустить на него малыша. Но он вцепился в нее мертвой хваткой и никак не хотел отпускать. Длинные затяжки потянулись из кофты вслед за острыми коготками.

Нина с силой ущипнула себя за руку. На глаза снова навернулись слезы — это был не сон. Ах, как хочется заснуть и забыть об этом кошмаре.

— Ничего страшного, — усмехнулась Нина и осторожно освободила кошачьи лапки. — Мне как раз надо избавиться от прошлого.

Она решительно сняла серую кофту и направилась к мусорному ведру — котенок засеменил рядом. Вслед за кофтой в мусор полетело и снотворное.

— Завтра я куплю тебе бантик, а себе новую блузку, — сказала Нина. — Что ты думаешь насчет розового цвета?
— Мурр, — мягкая головка прильнула к ее щиколотке.