«Господи-господи, — думала Наташа, кружа по комнате. — Он там собирает вещи, он сейчас уйдёт, навсегда уйдёт, а я не знаю, как его остановить. Да нет… Зачем останавливать? Всё решено… Просто он уйдёт, и она останется одна. Он заберёт вещи, он ничего не забудет, и освободятся вешалки, полки и полочки, и это будет унизительное сиротство, пустота в доме, пустота в душе, как же прорастаешь всё же в другом человеке… Десять лет жизни… и неплохой жизни! А потом появляется чужая смазливая девочка, и всё летит к чёрту, и нет таких слов и поступков, чтобы его остановить. Можно ПРИостановить: изобразить сердечный приступ, к примеру. Он плюнет, бросит своё занятие, со злостью будет давать ей лекарства или звонить в скорую. Он уйдёт на кухню или в ванную и будет торопливо и тихо говорить в трубку, и тон его будет виноватым, и он будет шептать той, другой, какие-то ласковые слова — Наташа расслышит — «малыш», и всё равно он уйдёт — не сейчас, так послезавтра».

Когда Андрей сказал ей о том, что у него роман, Наташа подумала, что это честный мужской поступок. Последние пару лет что-то у них не клеилось, но были тепло и дружба, они не собирались расставаться, и Наташа даже думала, что это тоже неплохо — нет прежней бури чувств, но есть два дополняющих друг друга человека, одно целое.
И это тоже своего рода счастье.

А вот Андрей так не считал, видимо, и появилась девочка Даша.

Девочка Даша постоянно звонила Андрею на мобильный и слала смс-ки — она просто жить не могла без него. Наташа вполне её понимала. Она тоже не представляла, как сможет без него жить. Тем не менее, в отличие от многих женщин, она не закатывала мужу истерик и старалась при нём не плакать: если любишь человека, надо жить его интересами.

Его отъезд был решён. Месяц-два, пока утрясут все формальности, закончат совместно начатые дела, и «до свиданья, друг мой, до свиданья…»

Они обсудили ситуацию, и Андрей был благодарен Наташе за понимание. Может быть, его немного удивляло её видимое спокойствие, знал бы он, чего это ей стоило.

Его отъезд был решён. Месяц-два, пока утрясут все формальности, закончат совместно начатые дела, и «до свиданья, друг мой, до свиданья…»

Пару раз Наташа не выдержала. И когда в очередной раз брякнула смс-ка, и Андрей, прочитав, нахмурился и ушёл на балкон звонить, она сказала, когда он вернулся в комнату:
— Господи… Ну, уж потерпеть нельзя?

А он ответил изумлённо:
— У неё болит зуб. Кому ж ей ещё звонить?
— Действительно. — Наташа не скрывала иронии. — Как это я сама не догадалась?

В другой раз он объяснил:
— Идёт дождь. Она одна дома. Ей грустно!
— А мне кому звонить, когда грустно? — спросила Наташа.

Он вздохнул, взглянул виновато и погладил её по плечу. И вот тут её прорвало, и она заревела, и заперлась в ванной, чтоб он не видел её такой — плачущей, слабой, некрасивой.

«Нет, конечно, девочка молодец, — думала Наташа. — Звонит ему с каждой своей царапинкой, с каждой проблемкой, и он тащится от своей востребованности. Я боялась проявить слабость. Боялась грузить. Ну и дура. А она — умная. Дождь идет, или зуб болит — она жалуется Андрею. И он тает. И уходит к ней.
Вот так-то».

Тем не менее, звонки и смс-ки после этого прекратились, по крайней мере — при ней. Но всё равно это ничего не меняло, и они продолжали существовать в одной квартире — пока не придёт час икс и Андрей не переедет.

Кое-кто из Наташиных подруг уже был в курсе, только поверить в это отказывались.
Неделю назад к ней приехали в гости Ирина с Ленкой, школьные подруги. Наташа накрыла поляну. Ленка привезла ей из Голландии всяких кактусов и цветочных прибамбасов, они ворковали часа два и никак не могли прийти в себя от Наташиных новостей. Потом приехал Андрей, с аппетитом поел и уехал на ночь, трогательно поцеловав Наташу в нос.

Ленка сказала:
— Нормально… Поел-попил и свалил к любовнице…
Ирина смотрела на Наташу с ужасом, смешанным с сочувствием и восхищением.
— Высокие отношения, — кокетливо сказала Наташа фразу из любимого фильма.

Потом, когда гостьи ушли, Наташа посмотрела фильм, погуляла с собакой, вышла на балкон и полюбовалась Ленкиными подарками. И подумала о том, что хорошо всё же, что это случилось в начале лета, а не в конце осени или зимой, когда природа так неприглядна, рано темнеет и из всех щелей так и тянет одиночеством.

«Каждый сам по себе. И разговор не клеится, и каждый думает, господи, скорее бы уж все кончилось. Так перед похоронами — уже неизбежность.»

Она вспомнила, как на днях они с Андреем ездили выбирать подарок для той самой Ирины, школьной подруги.
Вместе, как в добрые старые времена.
Они купили торшер в её новую квартиру, хотя новоселья никакого не намечалось.

У Ирины сидела в гостях приятельница с работы.
Пока Андрей собирал торшер, Наташа подсела к столу.
Зазвонил телефон. Ирка пошла к телефону, и на секунду Наташа остро позавидовала ей, просто кольнуло. Казалось бы, квартира Наташина в тысячу раз лучше, красивей, комфортней.

Тут махонькие кухня и ванная, нет ни занавесок, ни светильников, ни картин, ни всяческих милых безделушек — вещи ещё не все распакованы.

Но вот уже накрыт стол, на новой скатёрке новые тарелочки с немудрящей закуской, звонит телефон, на кухне Иркин брат возится, дети орут и носятся, вечером муж с работы придёт.

Это — жизнь.

«А у меня все прекрасно, — думала Наташа. — Чисто, уютно, стильно. И мы сидим с Андреем — он у телевизора, я у компьютера. Каждый сам по себе. И разговор не клеится, и каждый думает, господи, скорее бы уж все кончилось. Так перед похоронами — уже неизбежность. Уже ничего не вернуть и не поправить. Но впереди ужас самого процесса.
Похорон.
Поминок.
Пустоты, которая возникает .
Тут то же самое.

Всё равно — через неделю или через месяц — но все произойдёт, и тогда буду выплывать.
Только я уже никогда не смогу просто прислониться к нему, и пожаловаться, и поплакать, потому что всё, связанное со мной, его раздражает.

Андрей. Самый родной мой человек. У меня ж вообще нет никого на свете, как же так случилось? Он хороший, и я привязана к нему, но он решил уйти. Он решил изменить свою жизнь, ему кажется, конечно, что в лучшую сторону. Имею ли я право мешать ему? Нет, конечно. Он тоже терзается из-за того, что ему меня жалко бросать. Но он решил. Мы, в сущности, хотим одного и того же, только расставаться всё равно очень больно. Хотя его ждёт новая жизнь с любимой юной девушкой, а меня одиночество в квартире, где о нем говорит каждый гвоздь.

И хоть вой, хоть кричи, хоть плачь, хоть убейся — мы ещё вроде и вместе, но это как игра. Конец известен, я остаюсь одна.

Что бог не делает, всё к лучшему? Может быть, я и сама хотела этого? Не совсем так, как получается, но ведь хотела? Значит, рано сдаваться и списывать себя. Всё образуется. Я сильная. Но пока я пью валерьянку и плачу, как самая обычная, слабая женщина, которую бросает муж».

Они постояли секунду молча, и он отпустил её, отступил назад и вдруг с грустью сказал: «Знаешь, таких, как ты, даже не единицы. Ты одна такая».

Андрей заглянул в комнату:
— Ну, я пошёл? Закрой за мной.

Он притянул к себе Наташу, они постояли секунду молча, и он отпустил её, отступил назад и вдруг с грустью сказал: «Знаешь, таких, как ты, даже не единицы. Ты одна такая».
«Дура», — продолжила Наташа его мысль.
Но вслух этого не сказала, только про себя.

Два дня она провела одна. Эти два дня совсем не были похожи на те, когда он уезжал на охоту или в командировку.

Тогда она знала, что он приедет, что нужно купить продукты, приготовить что-то, раскидать дела, купить ему что-то к празднику или просто так.
Должны быть в доме хлеб и молоко.
Причем покупать их надо каждый день — он обожал свежий хлеб с молоком. Сейчас можно было не думать об этом.
Не подгонять своё нахождение дома к его приходу.
Не ждать его звонков.
Не рассчитывать на него ни в чем.
Сама.

И в такт её настроению весь день лил дождь. Монотонный, бесконечный, и небо было серое, ни просвета, и воздух промозглый — самая настоящая осень, а не начало лета.
И не было конца-краю этому дождю… и ни завтра, ни через неделю Андрея не будет.

Ни с того ни с сего она затеяла варить борщ. Из игрушечного количества - одна морковь, одна свекла, одна картошина… Сварила, налила себе половник и села за стол. Наташа и раньше ела одна. Но это было совсем иное. А теперь — хочешь не хочешь — одна.
С собакой — одна.
В магазин и на рынок — одна.
Спать — одна…

«Н-да… теперь можно не готовить. Когда угодно вставать и ложиться, сидеть до трёх утра за компьютером, да что говорить… Обратная сторона свободы — одиночество, а когда уже тридцать семь… Возможно, через неделю или две я привыкну к этому состоянию и полностью сумею ощутить всю прелесть новизны?» — теперь она постоянно пыталась представить себе свою будущую жизнь, но мысли возвращались к Андрею, и это невозможно было перебить хоть чем-то.

А потом дождь внезапно кончился.
Солнце безжалостно высветило толстый слой пыли на мониторе, и внезапно Наташе захотелось навести в квартире порядок, переставить мебель, сменить имидж, купить что-то новенькое и начать новую жизнь!

Сварила, налила себе половник и села за стол. Наташа и раньше ела одна. Но это было совсем иное. А теперь — хочешь не хочешь — одна.

Да-да-да, в её настроении явно наметились перемены! То ли она выплакала свою норму, то ли что-то ещё, но слёзы высохли напрочь, настроение улучшилось, она купила абонемент в солярий, сделала чистку лица и парочку массажей.

В холодильнике сиротливо жались друг к другу воздушные творожки и пара груш.
Она поехала в салон, постриглась и стала золотисто-рыжей, пёстрой и легкомысленной.
Жизнь налаживалась!

Через пару месяцев Андрей позвонил и спросил виновато:
— Ну как ты там..?

И Наташа ответила совершенно искренне:
— Я? Классно. Честно, у меня всё хорошо. И знаешь? Я вчера видела целых две радуги. Мне сказали — это к счастью!
— А я понял, что без тебя счастья не получается, — виновато сказал он. — Не могу без тебя, Наташка... Угар прошёл, родней тебя никого нет. Простишь? Если бы ты только знала, как я хочу вернуться...
— Возвращайся! — просто сказала она. — Я ведь люблю тебя ничуть не меньше, чем раньше. И две радуги — это же не каждый день случается.

Она повесила трубку и посмотрела в окно — небо было безоблачным.