Двери вагона метро с грохотом захлопнулись, немного приглушив звуки спешащего по делам города. Места около дверей, если прислониться к ним спиной, - самые привилегированные - чувствуешь себя комфортно и более независимо от других. Никто не давит, не пихается, нет нужды пробираться к выходу, задавая один и тот же вопрос, сквозь стуки колес и врывающегося в вагон, плотного и неживого, тоннельного воздуха. Около каждой двери их два, этих места, так и манящих к себе любителей с комфортом провести нелегкое время таких поездок. Бабушки и дедушки в расчет не идут - их там, в вагоне, уж кто-нибудь да приютит - эти места для молодых и бойких, для тех, кто едет по делам, а не просто едет до станции. Чтение, музыка в ушах, и, пусть, как правило, уныло-черный, но все-таки проплывающий в окне пейзаж, позволяет чувствовать себя лучше и спокойнее, нежели чем болтаться в такт движению на поручнях, постоянно контролируя себя, чтобы не лечь на рядом стоящего пассажира. Да и чтобы видеть своих часто меняющихся попутчиков, не надо крутить головой - в час пик, да и в другое время, впечатлений предостаточно, и хватает проехать пару станций, чтобы успеть «познакомиться» со всеми и снова углубиться в себя. Правда, один из них - тот, который напротив, иногда становиться как-то «ближе».

«Ух, успел, теперь все нормально, вроде бы даже не опоздаю. А даже если и опоздаю, сделать я уже ничего не смогу. Метро есть метро - не быстрее точно, если медленнее, будет чем оправдаться». Спина облокотилась на металл, ноги заняли правильное положение, туловище немного откинулось назад, - «Так, газета - занять делом глаза, озадачить информацией мозг». В руках запестрели разного калибра буквы и фотографии - поезд с нарастающим гулом въехал в тоннель.

«Ух, успела, все успела, теперь можно и отдохнуть, даже немного вздремнуть или почитать, а одно другому не мешает», - тело выбрало наилучшую позицию, давая икрам хоть немного забыть о каблуках, а плечам расслабиться. - «Так, что я там читала, забыла про что, да и неважно». Небольшого размера книжка с пестрой картинкой раскрылась в руках под грохот въезжающего в тоннель поезда.

Хотя между пиджаками, плащами и куртками все же мелькал желанный образ с раскрытой книжкой, закрывающей лицо.

Большие заголовки коротких крикливых заметок сменялись на более мелкие, но длинные и монотонные, качающийся на стыках вагон расслаблял, и глаза, устав от первого напряжения, поспешили расслабиться, скользнув по вагону, ни на ком не задерживаясь, лишь мимоходом отмечая какие-то детали, цвета, выражения. И уже снова готовясь сфокусироваться на печатном листе, полуприкрывшись, исподлобья, посмотрели перед собой. Узкие туфли, в продолжении ног, прикрывшихся не очень высоко спадающей свободной материей, сужающейся в талии и снова расходящейся к верху, до самой цепочки, тонким кольцом обрамлявшей шею, ведущую к локонам волос, спадающих на плечи и немного закрывающих глаза, прятавшие свои взгляды в раскрытой книге. Оставшись без должного контроля, мысли беспорядочно заметались, пытаясь нащупать хоть какую-либо точку опоры, но безрезультатно, и пауза невольно затянулась.

«Бывают же такие, ну и ноги, какие же красивые, класс, и грудь ничего себе, и волосы, жалко, за книгой лица не видно, но наверно тоже ничего себе, и хорошо, что не видно, можно спокойно посмотреть».

Двери вагона раскрылись, впуская и выпуская людей, нарушая хрупкое равновесие и нагло мешая созерцанию прекрасного. Хотя между пиджаками, плащами и куртками все же мелькал желанный образ с раскрытой книжкой, закрывающей лицо. Двери захлопнулись, поезд тронулся, люди заняли свои места в вагоне, давая возможность рассмотреть все.

«Так, началось, только красиво оденешься, так - нá тебе, обязательно какой-то маньяк попадется, начнет пялиться. Что все такие придурки голодные? А, весна началась, кровь играет, понятно», - несмотря на то, что глаза смотрели в книгу, сквозь длинные ресницы они видели все, что им было нужно, и прежде всего, молодого человека, стоящего напротив, глупо прикрывшегося газетой и пожирающего глазами их хозяйку, - «Ну что пялишься, глаза сломаешь, читай свою газету, озабоченный».
«Да, крутая девка, я бы с тобой зажег, эх, я бы с тобой пару ночей оторвался, да с такими-то ногами, да с такой грудью, эх, я бы доставил тебе удовольствия».
«Ну сколько же можно, уже дырку прожег, небось уже в постели, а не в метро, уже мозги ниже пояса опустились, газетку пониже опусти, страдалец».
«Ну ты классная, такие ноги, какая тут к черту газета, какая к черту работа!»

Незаметно летели станции, незаметно открывались и закрывались двери, незаметно входили и выходили незаметные люди. Незаметно было все вокруг - все, кроме нее.

«Так, парень, это переходит уже всякие границы». Руки, держащие книгу, немного опустились вниз, открыв лицо, и глаза, приподняв ресницы, поймали его пристальный взгляд. Спустя мгновение газета в руках дернулась, превратившись в неприступный щит, в непреодолимую стену, закрывшую нарушителя ее спокойствия.
«Ну все, красавец, насмотрелся? Читай газету, набирайся знаний, лучше работай, копи деньги, чтобы в метро не ездить. Штаны с ботинками смени, потом прическу, да и курточку помоднее, тогда и смотри, а сейчас рано еще».
«Вот зараза, вырядилась специально, чтоб себя показать, так еще и не нравится, когда смотрят. А чего ж ты хотела? Ух гадина, все вы такие, была бы тачка да бабки, мигом бы за мной побежала. Показал бы я тебе тогда ночи в алмазах».
«Ночи в алмазах? Так сначала алмазы, а потом ночи, много вас таких прытких».
«А вам бы все алмазы!»
«А вам бы все ночи!»

«Ночи в алмазах? Так сначала алмазы, а потом ночи, много вас таких прытких».

Поезд то окунался в черную пропасть тоннелей, то снова выскакивал к свету, напоминая огромного червя, пытающегося ужиться сразу в двух стихиях. То и дело, останавливаясь, чтобы перевести дух или набраться новых сил, попутно впустив и выпустив пассажиров, он снова разгонял свое тело в бесконечной и бессмысленной гонке. Прочитанные страницы немного успокоили нервы и остудили пыл. Глаза, с опаской, с тревогой вглядываясь в проходящие мимо тела, искали знакомый силуэт, пытаясь сохранить свой взгляд незамеченным.

«Эх, ну красивая все-таки девка, как же ты в метро-то попала, с такими данными надо на тачках ездить! Неужели еще не заработала? Неужели чудо, сама невинность и чистота?» - взгляд почувствовал, что его заметили, и тут же спрятался за газетный лист.
«В машине едешь - известно, каким местом заработала. В метро едешь - почему еще не заработала, причем тем же самым местом. А если чудо, сама невинность и чистота - такого что, быть не может?»

Тонкие пальцы, удлиненные яркими ногтями, переворачивали страницы, глаза читали фразы о какой-то любви, переживаниях, встречах и расставаниях.
Газетные статьи не трогали сердце и не западали в душу. Печатные строки сводили все в преступления и наказания, доходы и расходы, новости спорта и прогнозы погоды.

«А может, и правда - чудо, ну ведь может быть, вот прямо сейчас, здесь, в эту минуту, в этих глазах, в этой фигуре, в этих волосах и руках? Не такая уж ты и неприступная, как хочешь казаться. Я конечно не принц, но и ты себя принцессой не считай. Хотя нет, принцесса».
Руки медленно опустили газету, давая возможность взгляду пронестись от туфель до самых кончиков волос, оставаясь при этом чистым и восторженным.

«А парень ничего, симпатичный, да не нахальный вроде. Как уж я сегодня выгляжу, что он оторваться не может».
Привычным движением рука пробежала по материи, расправив несуществующие складки, поправив волосы, сумочку, и снова взялась за книжку. И только потом, спустя мгновение, приподняв голову, ее глаза посмотрели в глаза напротив.

Шум метро стал постепенно стихать, освобождая место невесть откуда взявшейся тишине, вагоны больше не раскачивались, повиснув где-то посередине туннеля, люди перестали быть видимыми, растворившись вместе со стенами, окнами, рекламными проспектами, металлическими поручнями и всем, всем вокруг. Перестало быть все, что окружало их глаза до этого мгновения, а когда возникло вновь, стало уже совсем другим.

- Молодые люди, - бабушка стояла между ними, хитро поглядывая то в одну, то в другую сторону. - Не поможете разобраться, когда мне выходить?
- С удовольствием, - в унисон ответили два голоса, одарив бабушку лучезарными улыбками.