— Бабуленька, милая! Ну, пожалуйста, пожалуйста, помоги! Я знаю, у тебя там много всякого интересненького припрятано. Я помню, ты мне показывала, — Алиса змейкой вьётся вокруг бабушки, то погладит её руку в мелких коричневых пятнышках старческой «гречки», то нежно прильнёт к угловатому плечу.
— Ну, ты и подлиза, внученька! Чисто лиса Алиса, — Римма Васильевна кликает «мышкой», и на мониторе компьютера на полуслове замирает Пола Негри, исполнявшая своим знаменитым низким голосом «Танго Ноттурно». — И в чём проблема?

Алиса радуется: бабушку удалось оторвать от интернета, в котором она зависает на долгие часы, впитывая информацию с жадностью путника, истомлённого жаждой. Теперь можно переходить к сути дела.

Динамики в аллеях, осипшие за день, замолкают, и только в глубине парка, на танцплощадке, взрёвывают усилители для колонок...

Всё одновременно просто и сложно.

Городской парк, днём весёлый и разноцветный, весь в мельтешении и кружении аттракционов, переполненный, словно газировка, пузырьками, детскими криками, вечерами преображается.

Аллеи превращаются в таинственные галереи, где под сенью тяжёло шевелящихся листьев каштанов, подсвеченных стилизованными под старину фонарями, среди безмолвной игры тени и света взволнованный смех прерывается убеждающим шёпотом, длящимся до первого поцелуя.

Динамики в аллеях, осипшие за день, замолкают, и только в глубине парка, на танцплощадке, взрёвывают усилители для колонок, увлекая гуляющий народ с непреодолимостью магнита. Музыкой владеет лэптопджей Бонус, умело доводящий публику до танцевального экстаза.

Свой трон, очень редко и весьма неохотно, он уступает только во время тематических танцевальных вечеров, всех этих «Кому ещё…» и «Кому уже…». Впрочем, такие вечера случаются всё реже и реже.

Неделю назад, углядев у входа в парк афишу: «Ретро. Приглашаем на танцевальный вечер в стиле 50-х годов», Алиса пренебрежительно фыркнула, сожалея об утраченной возможности приятно провести в парке субботний вечер.

Мысль о том, что это может быть круто, пришла Алисе в голову неожиданно. Она даже пробежалась по музыкальным сайтам и обнаружила совершенно удивительные вещи. Там была такая классная музыка, что Алиса своим ушам не поверила: «Rockabilly Rebel» Элвиса Пресли, забойный рок-н-ролл «Истамбул», томные «Only you» The Platters и «Guarda che luna» Марино Марини, и много, много всего интересного.

Потом всё завертелось и понеслось по нарастающей. Алиса завалила своих университетских друзей эсэмэсками и звонками. Заинтригованные до чрезвычайности, они моментально слетелись к ней. «Мозговой штурм» удался. Идеи бурлили.

Напористого Лёвчика со списком музыкальных номеров отправили договариваться к Бонусу. Это оказалось самым лёгким. Теперь надо было одеться соответственно моменту. Слово «ретро» обязывало.

Шкафы, собственные и родительские, угнетали современным прикидом. Пришлось ручки приложить. Юбки, многоярусные пышные подъюбники, «солнечные» платья в стиле рокабилли — всё шилось и строчилось в ураганном темпе, что называется, на «живую нитку». В «секондах» стремительно раскупались туфли-лодочки. Пришла в движение увядшая бабушкина бижутерия. Что предпринимала мужская часть компании, было даже трудно представить. Впрочем, Алису это не слишком интересовало. Она знала: мальчишки не подведут. Вечер «Икс» близился.

Юбки, многоярусные пышные подъюбники, «солнечные» платья в стиле рокабилли — всё шилось и строчилось в ураганном темпе...

Утром, разглядывая себя в зеркале в форматах 3D и 4D, Алина поняла, что счастье не совсем полно, а такого не может быть, как и рыбы второй свежести. Всё вроде на месте: и юбка в поперечную полоску, похожая на временно сбежавшую с неба радугу, и белоснежная пена подъюбника, вздымающая эту красоту до необходимого объёма, и бирюзовая блузка, даже чулки со швом. И всё-таки чего-то не хватало.

Бабушка! Конечно, бабуленька! Мышка-норушка. Хомячок, у которого в кладовой, наверняка, припрятано кое-что, достойное внимания. Ну, не любила Римма Васильевна выбрасывать вещи. И не потому, что жадна была или тихо планировала к старческим чудачествам. Нет, хранила она только то, что было дорого, вызывало воспоминания и, бережно взятое в руки, начинало тихо звучать, как старая, даже не виниловая, а шеллаковая пластинка, на которую опустилась всё ещё острая иголка.

Римма Васильевна прониклась внучкиными проблемами. На свет божий извлекается из шкафа большой пластиковый короб, с чмоком отскакивает крышка.

В другой раз Алиса пересмотрела бы всё содержимое «волшебного сундучка», но время поджимает. Остаётся положиться на бабушку. И вот в Алисины руки переходит чёрный лакированный пояс, коротенькие перчатки из белого полупрозрачного нейлона в горошек, длинная нитка пожелтевшего жемчуга («Настоящий, настоящий, не сомневайся», — предупреждает бабушка готовый сорваться с губ внучки вопрос), плоская красная сумочка с ручкой-петелькой, что-то вроде клатча. И, наконец, судя по торжественному выражению бабушкиного лица, самое главное: из вафельного полотенца высвобождается нечто, похожее на маленькую, плетённую из соломки корзинку.

— Менингитка, — гордо говорит Римма Васильевна и расправляет смятые от долгого хранения тряпичные фиолетовые лепестки, отдалённо напоминающие фиалки.
— Что такое «менингитка»? — спрашивает Алиса. — Менингит — это болезнь, а тут финтифлюшка какая-то.
— Сама ты «финтифлюшка», — обижается бабушка. — Это модная в пятидесятые годы шляпка. Они делались из соломки, были фетровые, вязаные и даже меховые. Не помню точно, но, кажется, своё название они получили из-за того, что практически не прикрывали голову. Шутили, что с такой шляпкой менингит обеспечен.

Да, это был настоящий винтаж. Супер! Но остаётся один невыясненный вопрос, и Алиса немедленно задаёт его:

— Бабуль, а почему ты сохранила именно эти вещи? Можно сказать, целый комплект из пятидесятых. Это что-то значит для тебя?
— Не только для меня, но и для твоей мамы и для тебя, — бабушка бережно держит в руках перевёрнутую вниз донцем шляпку, отчего та становится похожа на пиалу. — Считай, это ваша колыбелька. Весь этот, как ты говоришь, винтаж, был на мне в тот вечер, когда я познакомилась с твоим дедушкой. Конечно, он был тогда никаким ни дедушкой, а таким, знаешь, симпатягой, немного нахальным и очень, очень самоуверенным. Мы танцевали в том самом городском саду, куда сегодня идёшь ты, а потом он спросил, что это за смешная штучка у меня на голове. Я объяснила, он засмеялся и сказал, что ему не нужна невеста с придурью после менингита. У него был замечательный смех. Потом мы целовались в той аллее, что идёт к озеру. И договорились встретиться на следующий день, но так и не расстались в эту ночь, а утром я прямо со свидания побежала в институт. И мне казалось, что все смотрят на мои губы, а они припухли и даже болели от поцелуев. Мы встречались целое лето. В сентябре твой дедушка сделал мне предложение. И в ЗАГСе на мне была эта шляпка. Вот такая история с менингиткой.
— Ну, бабулечка, ты — просто чудо! — восхитилась Алиса.

Парни так раскручивали своих партнёрш, что, казалось, у них в руках не взвизгивающие от удовольствия девчонки, а сошедшие с ума пёстрые букеты цветов.

Тёплый летний вечер обещал быть томным, но не сдержал обещания. Из динамиков неслась зажигательная музыка. Парни так раскручивали своих партнёрш, что, казалось, у них в руках не взвизгивающие от удовольствия девчонки, а сошедшие с ума пёстрые букеты цветов. Тщательно завитых локонов хватило ненадолго. Развязались и улетели с голов под ноги и в кусты кокетливые платочки. И стало совершенно неважно, если были какие-то неточности в одежде, что-то от сороковых, а что-то от шестидесятых. Был этот вечер, и была эта музыка!

Ретро — оно, конечно, ретро, но кайф ловили все. И безумная молодая сердцевина танцплощадки, и более уравновешенные её окраины, где топтались, не уступая молодёжи, совершенно винтажные фигуры: бодрые старички в джинсе и тщательно принаряженные пожилые дамы (язык не поворачивался назвать их старухами). Они не заморачивались модой пятидесятых, но темп более медленных танцев держали хорошо и знали, как это танцуется.

В какой-то момент Алисе показалось, что она видит бабушку, правда, не среди танцующих, а скромно сидящую на лавочке под каштаном. Но, скорее всего, просто показалось. На лавочке тесно сидели окончательно выдохшиеся танцоры, но Риммы Васильевны среди них не было.

Наконец, и Алисе потребовалась передышка. И когда зазвучало «Домино», она прислонилась к деревянному столбику ограды танцплощадки и подумала, что вот здесь она и ляжет, упокоившись навеки, и над её могилкой напишут слова из этого приторного вальса: «Будь весёлой, не надо печали».

От таких сентиментальных мыслей ноги у Алисы дрогнули, и она, наверно, села бы прямо на землю, если бы не чья-то твёрдая рука, подхватившая её под локоть и придавшая уставшему телу вертикальное положение.

— Тебе плохо? — спросил участливо низкий хрипловатый голос.
— Нет, мне хорошо, только вот ноги больше не держат, — ответила Алиса и смущённо улыбнулась.
— Я могу отнести тебя на лавочку. Хочешь?

Алиса не стала капризничать, и он отнёс её на освободившуюся лавочку, и сам сел рядом. Она увидела близко-близко его весёлые серые глаза, улыбающийся рот и подумала, что он похож на Чеширского кота перед исчезновением, потому что всё остальное было словно в тумане.

— Не уходи, — попросила она.
— Я и не собираюсь, — ответил он.

А потом... потом он спросил, что это за корзинка у неё на голове. Алиса, ощущая некоторое дежа вю, повторила объяснение бабушки.

И тогда он засмеялся. У него был замечательный смех!