Бар, в который забрели мы с Лизкой, обладал особой жутковатой атмосферой. По углам висели веники засушенных трав с колдовскими ароматами и вязанки чеснока, словно для отпугивания нечистой силы, официантом работал огромный чернокожий парень без передних зубов, а трое посетителей сидели поодиночке в разных концах зала. Бармен налил нам апельсиновый сок в высокие стаканы, пододвинул тарелочку с пряными печеньками. Он был хрупким и голубоглазым, как ангел. Белокурые волосы нимбом светились в полутьме. Но на щеке у него алело непонятное пятно. След укуса? Симптом недуга?

— Куда ты меня затащила, — прошипела Лизка, озираясь…

Мы приехали в Италию «дикарями». Путешествовали на машине, сами прокладывали маршруты, выбирая местечки поэкзотичнее. Таким был и Парк Чудовищ у городка Бомарцо, который мы сегодня посетили. Гротескные скульптуры из грубого камня разительно отличались от привычных идеальных изваяний, которые в моей голове слились в хоровод мраморного совершенства. Гигантские головы с разинутыми ртами и пустыми глазницами появлялись словно из ниоткуда, выныривая из густых зарослей. Парк казался диким, совершенно неухоженным, старым и волшебным. Из путеводителя мы узнали, что он был разбит в память об умершей жене аристократа Орсини Джулии, чей неупокоенный дух мерещился нам в каждой тени. Добавляли перцу и местные легенды о вампирах, якобы полюбивших этот парк с мрачными скульптурами и тенистыми дорожками. Девушки с воображением, мы с Лизкой так накрутили друг друга, что к концу экскурсии шарахались от каждой дрогнувшей ветки…

Добавляли перцу и местные легенды о вампирах, якобы полюбивших этот парк с мрачными скульптурами и тенистыми дорожками.

— Девчонки, как вас занесло в нашу глухомань? — спросил вдруг бармен с легким напевным акцентом. Я близоруко прищурилась. Бейджик гласил, что перед нами Серджио. — Для вас Сергей, — представился он. — У меня мать русская.

— Наверное, на нее похож, — зазывно улыбнулась Лиза.

Бармен неопределенно пожал плечами, и подружка облокотилась на стойку, уютно разложив по ней шикарную грудь. Я ухмыльнулась — попал блондинчик. Лизка, если уж на кого глаз положила, так просто не сдастся.

— А вот скажи, Серджио, здесь всегда так… готичненько?

— О чем ты?

— Ну вот, к примеру, старик, — Лизка незаметно кивнула влево. — Посмотри, Наташа, он ведь вылитый Орсини.

В рекламном буклете действительно красовался портрет того самого безутешного Орсини, приказавшего построить парк. Я вгляделась в крошечную картинку, а потом перевела взгляд на старика. Сердце у меня замерло. Те же черты! Глубоко посаженные черные глаза, нависающие брови, заносчиво выдвинутая нижняя челюсть. Сходство усиливал длинный черный пиджак, напоминающий сюртук. На голове у старика красовалась черная шляпа с загнутыми полями.

— Лиза, — дрогнувшим голосом прошептала я. — А ведь точно. Одно лицо! Что если это он и есть? Значит, он…

— Вампир, — закончила за меня подруга.

Мы непроизвольно придвинулись друг к дружке. Старик, почувствовав наш взгляд, поднял голову, и мы тут же отвернулись как по команде.

— Ты видела, какая у него челюсть.

— Наверняка прячет клыки, кровосос.

— И так сразу и не скажешь, сколько ему лет, может, шестьдесят, а может и восемьдесят.

Мы покосились на Джакомо. Правая рука орудовала вилкой, левая — в потертой коричневой перчатке — лежала на столе. Лизка схватилась за сердце.

— А может и все пятьсот, — добавила Лизка, заглянув в буклет.

— Это вы про Джакомо? — спросил бармен, прислушиваясь к разговору. Он наклонился к нам и таинственно прошептал. — Он всегда носит на левой руке перчатку. Никогда ее не снимает.

Мы покосились на Джакомо. Правая рука орудовала вилкой, левая — в потертой коричневой перчатке — лежала на столе. Лизка схватилась за сердце.

— Там когти, — драматически прошептала она.

— Да ладно, — мне стало жутковато от игры, которая поначалу казалась веселой. — Может, у него там обручальное кольцо. Не хочет светить перед юными синьоритами, чтобы было легче флиртовать.

Подруга укоризненно на меня посмотрела, и я поняла, что сморозила глупость. Какой флирт? Да кольцо, наоборот, прибавило бы ему шансов. Если нашлась женщина, которая согласилась выйти за него замуж, значит, он не такое уж чудовище?

— А может, у него протез, — не сдавалась я. — Или пальца не хватает, или наоборот — лишний. Мало ли, стесняется человек какого-то недостатка.

— Ага, когтей. Длинных, скрюченных, желтых когтей.

Мы снова покосились на Джакомо. Казалось, даже тень, падающая от него, стала гуще и длиннее. Когда я заметила, что тень почти дотянулась до меня, то непроизвольно поджала ноги.

— Говорят, этой самой рукой он убил свою жену, которая наставила ему рога, — выдал Серджио.

Мы ахнули в два голоса.

— Сначала он придушил любовника, а потом вырвал жене сердце голыми руками. И теперь он никогда не снимает перчатку, чтобы на руке навсегда осталась ее кровь.

— А почему его не посадили? — робко поинтересовалась Лизка.

— Тела так и не нашли.

— Он их съел! — догадалась я. — Боже мой, Лизка, куда ты меня затащила?

Старик повернулся, чтобы посмотреть на часы на стене, и я почувствовала, как холодок побежал у меня по позвоночнику.

— Я? — возмутилась подруга.

Джакомо тем временем кровожадно уплетал котлету, методично двигая мощной челюстью. Он откинулся на спинку стула и снял шляпу, бросив ее на стол. Старик повернулся, чтобы посмотреть на часы на стене, и я почувствовала, как холодок побежал у меня по позвоночнику. Его седые волосы были забраны в тонкий крысиный хвостик, струящийся по черному пиджаку до лопаток. Ненавижу крыс!

— А знаете, какое у него прозвище? Джакомо-весельчак. Вот сейчас он доест свое мясо, выпьет стакан вина, всегда красного, и станет рассказывать анекдот. Однажды один посетитель не рассмеялся. И тогда Джакомо схватил его за горло своей рукой в перчатке и выволок из ресторана. Больше беднягу не видели.

Мы с Лизкой, окаменев как статуи, наблюдали, как Джакомо пьет вино. Одна красная капля стекла у него по подбородку, он промокнул рот салфеткой и обвел взглядом зал. Когда он сиплым глухим голосом закончил рассказывать анекдот, из которого мы с Лизкой на двоих поняли пару слов, мы захохотали как идиотки, вытирая якобы подступившие слезы. Я еще постучала ладонью по стойке, от избытка чувств. Джакомо, как мне показалось, несколько разочарованно улыбнулся. Зубы у него были белые, как альпийские вершины.

— Есть еще легенды, связанные с родом Орсини, — неуверенно начал Серджио, словно сомневаясь, стоит ли рассказывать древние тайны заезжим туристкам. — Фамилия Орсини происходит от итальянского orso — медведь. Поговаривают, что в роду Орсини были оборотни. Так что лично я склоняюсь к тому, что под перчаткой он прячет… — бармен выдержал театральную паузу, и я готова была поклясться, что в его голубых глазах сверкнул дьявольский огонек. — Медвежью лапу!

Это было уж слишком.

— Ладно, давай допьем сок и бегом в отель, — предложила я. — А завтра утром сваливаем из этого райского уголка. Поедем во Флоренцию, или в Римини…

Лизка схватила меня за руку, и я вдруг ощутила на шее чье-то дыхание.

— Scusi, — Джакомо стоял позади. Руку он положил на стойку между нами, и мы как зачарованные не могли отвести глаз от старой перчатки, скрывающей под собой проклятье древнего рода Орсини.

Джакомо, как мне показалось, несколько разочарованно улыбнулся. Зубы у него были белые, как альпийские вершины.

Серджио поставил на стойку телефон — зеленый, допотопный, с дисковым набором. Мы с Лизкой, затаив дыхание, наблюдали, как Джакомо, не отводя от нас черных непроницаемых глаз, стягивает с руки перчатку. Мгновение — и она упала на стойку. Старик поднес руку ладонью к глазам и принялся набирать номер. Мы с Лизкой смотрели на это шаманство, открыв рты. Джакомо поднес трубку к уху, облокотившись на стойку левой рукой, и я увидела на его ладони — обычной, суховатой старческой ладошке, без бурых волос и когтей — кривоватые синие цифры.

— Мама, — произнес он. — Джа манджато. Тутто бене.

— Он уже покушал, — перевела Лизка, всхлипнув. — Все хорошо.

И мы с ней сползли под стойку, хрюкая от смеха. Серджио налил нам еще сока, плутовато улыбаясь. Через мгновение на звуки общего веселья из кухни выплыла знойная итальянка. Она по-хозяйски обняла бармена и впечатала ему в щеку поцелуй, бросив при этом на нас убийственный взгляд. Когда она уплыла назад, Серджио вытер щеку, но там так и осталось алое пятно от помады — хозяйская метка. Я обвела взглядом зал. Душистые травы, развешанные по углам, создавали чарующий аромат итальянской кухни, вязанки чеснока добавляли деревенского колорита. Чернокожий официант прошел рядом со мной, и я услышала голос Боба Марли в его наушниках. Парень, слегка пританцовывая при каждом шаге, подошел к выходу и отодвинул шторку, впуская в зал теплое южное солнце. Он прислонился к дверному косяку, пропуская Джакомо. Тот похлопал официанта по плечу и ушел восвояси.

— Сколько лет его маме? — поинтересовалась Лизка.

— О, синьора Мария уверенно подбирается к сотне, — ответил Сергей, протирая бокалы. — Но она вполне еще бодрая старушка. Память у нее получше, чем у сынка. А Джакомо около восьмидесяти. Каждый день он звонит ей и докладывает, что ел на обед.

— А его жена?

— Бедняга Джакомо никогда не был женат. Или счастливчик Джакомо… — Сергей покосился на дверь в кухню. — И к Орсини он не имеет никакого отношения. В нашем городке вообще-то есть дом, принадлежащий их семье, но они бывают тут очень редко. Кстати, раньше я не обращал на это внимание, но младший Орсини, наследник рода, всегда приезжает в полнолуние…

Когда она уплыла назад, Серджио вытер щеку, но там так и осталось алое пятно от помады — хозяйская метка.

— Ой, да брось, — отмахнулись мы с Лизкой, но потом опасливо переглянулись.

— Вы ведь останетесь на танцы? У нас вечером праздник.

***

Вокруг площади росли тенистые липы, они сплетали свои ветви, словно держась за руки, круглые фонари светились золотом, играла гармоника, и меня обволакивало спокойствием и тихой радостью. Лизка танцевала с чернокожим официантом, а меня кружил в танце старичок Джакомо. Он рассказывал мне что-то, я кивала, улыбалась невпопад и глазела по сторонам. Здесь были в основном пожилые люди, но пришли и несколько молодых пар. Неподалеку стоял Серджио, итальяночка обвилась вокруг него плющом, и выглядели они влюбленными и счастливыми.

После танца Джакомо отвел меня к Лизке, и я посмотрела на свою руку, которую весь танец сжимала «медвежья лапа». На ладони зеркально отпечаталось чернильное число семьдесят семь. Мы с Лизкой решили, это к счастью.