— К газовой плите не подходи, не пускай во двор собак. Если придет Лена, сидите тихонечко во дворе. Я не разрешаю тебе брать велосипед тети Оли. Она расстроится, — мама строго посмотрела на меня, чтоб удостовериться, поняла ли я предостережения.

— Мамочка, но тетя Оля ничего не узнает. Мы с Ленкой только капельку покатаемся и сразу вернем на место.

— Не скули! — мама тотчас улыбнулась мне и проговорила: — Катюша, если ты упадешь и раздерешь коленку, кто замажет тебе рану зеленкой?

— Фу! — запищала я. — Ненавижу зеленку!

Мама уезжала до самого вечера, и мне предстояло одной «вести хозяйство». На самом деле это только так мне говорили, чтоб я меньше переживала о том, что останусь одна. Когда звучало «вести хозяйство самостоятельно», я важно поднимала подбородок, и внутри все сжималось от гордости и ответственности, на меня возложенной.

— Тетя Оля придет позже, поможет тебе приготовить обед.

Я покорно кивнула головой и сложила руки на коленях. Мама улыбнулась мне и наконец-то остановилась посреди комнаты. Я влезла на стул и потянулась к ней. Мы стояли, обнявшись, а я вдыхала аромат ее длинных темных волос. Они пахли малиновым вареньем — моим любимым. Ее сильные руки крепко сжали мое щуплое тельце в последний раз. Я проводила ее до самой калитки и долго еще стояла и махала рукой, наблюдая, как ее скрывает пыльная холмистая дорога.

Я вошла во двор и хозяйским взглядом осмотрела мой большой дом. Он был из красного кирпича с зеленой крышей и белыми оконными рамами. Прямо под окнами улеглись пышные разноцветные клумбы с цветами: кусты садовых красных роз, кремовые пахучие пионы, похожие на колоски гладиолусы. Все мерно покачивались от легкого летнего ветерка. За домом — большой сад с высокими-превысокими яблонями и вишнями. Среди этих могучих деревьев росла одна яблоня, ветки которой нагнулись к земле так, что по ним можно было, как по ступеням, забраться на самую верхушку. Я сняла босоножки и босиком, держась за верхние веточки, ступила на мои ступеньки. Яблоня качнулась и впустила меня в свой зеленый мирок. Над головой висели, словно елочные игрушки, спелые яблоки, и вот — одно уже оказалось в маленькой ручке. Оно пахло медом и — яблоком! А еще — весенней травой. Я удобнее уселась на одной из самых верхних веток и снова осмотрела свои владения. Все казалось новым и — моим. Сегодня был день триумфа. С этим «моим» я могла делать все, что хотела. Сегодня!

Доев яблоко и зашвырнув огрызок в ближайшую клумбу, я спрыгнула с ветки на мягкую землю. Босые ноги оказались по косточки грязные, а на грязные ноги никто не надевает босоножек. Решение не заставило себя ждать. К тому же мое решение было не только полезным, но еще и веселым!

Я ловко зачерпнула ладонью мутную воду, и мне в руку попал один крохотный головастик. Представляю, как он испугался, оказавшись в моей руке.

За домом стояла огромная старая ванная с заколоченным сливом, специально для дождевой воды. Вода предназначалась для полива узеньких грядок и малиновых кустов, что росли тут же. От времени эмаль облупилась, обнажив тонкое железо, которое теперь почти все поржавело. А поскольку воду никто не менял, в ней уже давно завелись маленькие гвоздики-головастики. Эта большая водяная емкость так манила, что однажды после шумного праздника один дядя в ней даже искупался. Его примеру последовать я не решилась, но обмыть ноги не мешало бы.

Я ловко зачерпнула ладонью мутную воду, и мне в руку попал один крохотный головастик. Представляю, как он испугался, оказавшись в моей руке. Он резво барахтался в мелкой луже на моей ладони, и я готова поклясться, что он почти потерял бы сознание, если б тут же его не выпустили. Второй раз я зачерпывала воду осторожнее, стараясь не зацепить жителей моей ванной.

Ополоснув ступни, я начала медленно водить ладонью по воде, наблюдая за тем, как головастики расплывались в стороны от возникавших волн. И вот среди них я увидела маленькую серую лягушку. Или жабку. Я до сих пор не знаю, что за создание там плавало. У нее были большие глаза, и вся она была усыпана маленькими точечками разных цветов: серого, зеленого и коричневого. Она очень близко подплыла к краю, и мне показалось, что она хочет со мной познакомиться! Лягушка так долго смотрела на меня, что мне просто пришлось с ней заговорить. Но, против обыкновения разных сказок, лягушка не ответила. А мне оставалось лишь удивиться ее молчаливости и пойти искать свои босоножки, оставленные в саду под яблонями.

***

Чтоб попасть в дом, приходилось преодолеть крыльцо — три высокие ступеньки. Каждая была мне почти до колена. Поэтому сначала я цеплялась за ступеньку ладошками, потом подтягивала правую коленку, потом — левую. Ладошки в результате таких усилий становились пыльными, и их сразу приходилось мыть. В прихожей, сразу за дверью возле полки с обувью стоял большой умывальник. Специально для того, чтоб мои руки после восхождения на вершину крыльца подвергались тщательному мытью. Умывальник был выкрашен белой краской, но не совсем аккуратно, так как на маленьком зеркале оставались белые подтеки. Из краника постоянно капала вода, и сколько я не вертела своей слабой рукой красную ручку, капли все равно звучно падали на железное дно умывальника. Рядом — для меня — стоял невысокий табурет, зеленого цвета. Это был мой первый эксперимент. Однажды, когда мама красила забор во дворе, я взяла кисточку и нарисовала зеленое солнышко на шапке табурета. Потом мне пришлось красить его полностью, потому что я не сумела объяснить маме, почему зеленое солнышко должно было красоваться именно на табурете. Ну а где мне было его рисовать? Хорошо, хоть не на кирпичной стене дома!

И вот, когда я уже слазила с табуретки, мой взгляд вонзился в то, что стояло на самом верху обувной полки — мамины туфли!

Я влезла на мой зеленый табурет и, отвинтив краник, хорошо вымыла руки. И вот, когда я уже слазила с табуретки, мой взгляд вонзился в то, что стояло на самом верху обувной полки — мамины туфли! Те самые, которые я так мечтала надеть и которые надеть мне запрещали. Те самые, которые я впервые увидела в красивой черной блестящей коробке, и которые, показавшись мне, остались в моей голове навсегда. Черная лакированная кожа весело отражала каждый проходящий сквозь оконное стекло лучик. Если поднести к ней руку, то солнечные зайчики начнут играть на ладони. Миниатюрный острый носок и тонкий высокий каблук придавали черным туфлям просто сногсшибательный вид.

Наверное, у каждой девочки есть это холодящее чувство — мамины туфли. Призрачная мечта, которая когда-нибудь сбудется! И самой первой взрослой покупкой непременно будут именно такие туфли, как у мамы. И это непреодолимое яркое желание — вонзить свою маленькую ножку в этот огромный черный туфель! Но всегда нельзя. Почему? Без видимых причин. Я не понимала, а мне не объясняли, почему нельзя надевать мамины туфли. Потому что я маленькая? Вряд ли. Может, потому, что они слишком большие? Одно и то же. Вряд ли. Но нельзя — главное. Черные туфли — под строжайшим запретом.

Мечты сбываются. Сегодня был день триумфа!

Никогда я еще не испытывала такого неуемного чувства радости от того, что можно сделать то, что всегда запрещали.

Я робко протянула руку, почти прикоснувшись к желаемому, но в последний момент отдернула ее! «Нельзя», — крутилось в моей голове. Что скажет мама? Я обернулась в поисках того, кто мог бы ответить на этот вопрос, но никого не было рядом. А если рядом никого нет, значит, свидетелей тоже нет. И никто не сможет рассказать маме о нарушенном запрете. Руки сами снова потянулась к обуви и радостно ухватилась за задники красивых туфель. В одну секунду туфли опустились на пол, и я начала резво расстегивать замочки на своих сандалиях. Справившись с этим несложным заданием, я приготовилась исполнить свою самую яркую мечту!

Так постояв несколько минут, я решилась на подвиг — пройти несколько шагов. И это не было сложно. Наоборот — это было забавно

Мягкая внутренняя кожа ласково приняла мою детскую ножку, словно награждая нежными объятьями. Ступне было очень просторно, мне даже показалось, что я смогу надеть один туфель на две ноги. Но, поскольку я ни разу не видела, чтоб так носили обувь, я решила не экспериментировать. Обув второй туфель, я слегка пошатнулась. Высокие каблуки будто танцевали подо мной, я никак не могла удержаться прямо; приходилось широко расставлять руки, чтоб держать равновесие. Так постояв несколько минут, я решилась на подвиг — пройти несколько шагов. И это не было сложно. Наоборот — это было забавно! Именно так, как я представляла себе поход в таких туфлях. Эврика! Сбылась мечта! Свершилось чудо! Я — довольная, даже счастливая, стояла в маминых туфлях, наслаждаясь их комфортом и мягкостью. Несомненно, я почувствовала себя настоящей леди…

Ну что еще можно сделать? Куда еще пройтись? Не ходить же, в самом деле, по прихожей взад-вперед. Хотя бы по улице пройтись! Я толчком распахнула дверь на улицу и пошлепала на крыльцо. Преодолеть ступеньки в таких туфлях было бы довольно сложно; туфли пришлось снять. Когда я снова стояла на твердой земле в шикарной обуви, взгляд заскользил по двору и замер… Клубника! Широкая клубничная грядка с огромными красными ягодами, прятавшимися среди густой зеленой листвы. Меня так манила эта картина, что я моментально почувствовала приятный спелый аромат и сладкий-сладкий вкус. Довольная тем, что можно испытать туфли на длинной дистанции, я смело пошла вперед. Каждый шаг отзывался громким стуком железной набойки по асфальтированной дорожке. Каждый стук набойки отзывался радостным стуком сердца. Мамины туфли! Еще несколько шагов, и мои ладони закопошились в мягких кустиках. Я ловила ягоду, срывала ее и, держа за миниатюрную кисточку, любовалась ею. А, налюбовавшись вдоволь, отправляла в рот. Самая вкусная клубника — прямо с грядки. Пусть на ней песок, стоило ее разок обтереть и она готова. Ешь и наслаждайся!

«О, какое счастье — исполнить все желания сразу», — думала я, лежа в кровати и подложив руки под голову. Туфли уже стояли на месте в прихожей, а я, радуясь тому, что моя затея удалась, искала на потолке серых комаров. И незаметно для себя уснула.

Проснулась я от того, что кто-то громко смеялся над самым моим ухом. Я разлепила глаза и сощурилась от яркого света. Смеялась мама. Я улыбнулась ей и потянулась обниматься, а потом спросила, почему она смеется. А она, вместо того, чтоб ответить, взяла меня на руки и закружилась по комнате, смеясь при этом так весело и заливисто, что я не удержалась и засмеялась сама. Потом она унесла меня из комнаты, и так мы вошли в прихожую, где тоже ярко горел свет. Я снова спросила, почему она смеется, и вдруг мой взгляд упал на мамины туфли. Они были повернуты к нам задниками, а на высоких каблуках красовались комки засохшей грязи с клубничной грядки. Мне стало так жарко, что на лбу выступили капельки пота. Мама все еще смеялась, а я молилась, чтоб она не посмотрела в сторону обувной полки и не заметила этой грязи. И тут она спросила:

— Кать, а ты не знаешь, кто мог ходить по грядкам в моих лакированных туфлях?

Она с ласковой улыбкой посмотрела на меня, и мне показалось, что она искренне удивлена.

Я посильнее обняла мамину шею и красным от стыда лицом зарылась в ее пахнущие малиновым вареньем волосы.