- Ой, на-а-а-до же, таких тоже замуж берут, – съязвила слышным всем шепотом работница ЗАГСа и, не трудясь приглушить его, продолжила: – Лошадиную походку видела? Вылитая Марфушка из «Морозко».
- Да понесла, наверное, а парень-то красавец, вот не повезло ему, - вторил злорадный шепот…

Аленкины глаза засверкали, как два зеркальца от переполнивших их слез. Веснушки на вздернутом носу приготовились сгрудиться в кучку, будто побоявшись промокнуть от слез. Ноги получили сигнал «бежать» и ринулись прочь, как от взбесившихся собак.
Недоумевавший Лешка скакал по ступенькам на своих длинных ногах, едва поспевая за невестой:
- Аленка, ты что? Аленка, стой, я не успел забрать наши паспорта…

- Мам, у нас все предки были конопатые и косолапые, как я? – пытала мать обиженная Аленка. – Вот у тебя вроде нет веснушек, и ходишь ты красиво, почему я одна такая страшная в семье? – не унималась она.

Валентина Егоровна часа два пыталась убедить ее в обратном, но Аленкин комплекс, зародившийся в раннем детстве, принял уже зловеще-завершенную форму, став непобедимым.

Пельмени за таким разговором вылепились некрасивые, будто в знак протеста, и поедались не с должным удовольствием. Лешка оправдывался перед будущим тестем, переходя на отчаянный крик:
– Да не слышал я ничего, а если бы услышал, убил бы на месте! - горячился он.
Тесть молча курил, выпуская дым через нос, из-за чего походил на грустного конопатого дракона.

– Вот у тебя вроде нет веснушек, и ходишь ты красиво, почему я одна такая страшная в семье? – не унималась она.

- Аленка, милая, ну что ты обращаешь внимание на всяких дур, они даже отдаленно не представляют себе, что такое культура, такт. Вот спроси у них, что это такое, они же слов таких отродясь не слышали, – Лешка энергично ходил вокруг кресла, в котором, хлюпая носом, съежилось несчастное существо, поглощенное своими черными мыслями и боящееся, чтобы никто не догадался, до чего же они черны.
- Лешечка, нам дали месяц подумать, будем думать. Я и сама не припомню хрестоматийного определения слова «такт», – лишь сказала невеста, глядя на обожаемого ею красавца глазами, полными горечи…

Все подруги Аленкиной мамы считали своим долгом позвонить хотя бы дважды в день и осведомиться, как идут приготовления.

- Валя, голубушка моя, поздравляю, наслышана, очень рада за нашу Аленку, – мягкий, слегка охрипший голос Анны Леонидовны выпархивает из телефонной трубки. – А почему нет настроения, есть, отчего расстраиваться?

Анна Леонидовна - для подруг просто Аннушка, бывшая актриса оперетты, затейница и умница - работала вместе с Ленкиной мамой в театре.

- Анюта, у нас проблемки, думаю, преодолимые, но пока все как-то сложно, – и подруга доверительно поведала о произошедшем с дочерью казусе. – Вот еще одна проблема - негде шляпку свадебную заказать, Аленка хочет непременно шляпку да еще с цветочками и широкими полями. Будет гриб боровик, а не невеста.

- Ты помнишь, у нас трудилась одна дама, она потрясающие цветы делала и, по-моему, вы с ней даже были приятельницами. Ну-ка разыщи ее телефончик, – посоветовала Аннушка, попутно сокрушаясь по поводу нерадивости работников официальных органов, и, добавив что-то похожее на «Добро должно быть с кулаками…», попрощалась.

Спустя два дня Аленка нехотя брела по незнакомому поселку, мать настояла, чтобы ее нарядом занималась некая Таисия Юрьевна. Толкнув калитку, Аленка удивилась ее беззвучной готовности пропустить девушку в маленький садик, поражающий изобилием растительности. Казалось, не было сантиметра свободной земли – все цвело, благоухало, обвивалось и щедро свешивалось отовсюду, напоминая девственные джунгли.

Усталость от полуторачасовой поездки в электричке как рукой сняло. Остро чувствующая все прекрасное девушка впервые за несколько дней улыбнулась, растворяясь в этом празднике для глаз. «Наверное, мамина знакомая - хорошая тетка, раз такой красотой себя окружила», - подумала она.

- С приездом, Алена, поднимайся, я тебя давно жду, – голос незнакомки прозвучал откуда-то сверху, оттуда, где сложились в щедрые сиреневые букетики соцветия душистого горошка. Терраса была достойным продолжением сада, а хозяйка - редкой красоты улыбчивой женщиной с умными, добрыми глазами.

- Можешь звать меня просто Тая, ну показывай, что там у тебя, – сказала она, ловко раскладывая ткань. – Маркизет, боже, какая красота, давно я не видела ничего подобного. Посмотри, как эти молочные цветы оживляют полотно. Самая подходящая ткань для такого случая, даже жалко, что надеть платье можно только один раз, ну мы что-нибудь придумаем, – с видом знатока она бережно сложила ткань и стала заваривать чай.

За неторопливым разговором Тая быстро убедила ее не надевать шляпку и определила фасон будущего наряда.

«Удивительно теплый и легкий человек, у нее крылья за спиной должны быть, настолько она не обременена реальностью, не озабочена мелкой суетой и не капризна», - думала Аленка, с удовольствием угощаясь вареньем из айвы с миндалем и апельсиновыми цукатами.

За неторопливым разговором Тая быстро убедила ее не надевать шляпку и определила фасон будущего наряда.

– Вся твоя прелесть – этот золотистый волос, юное лицо, чистый взгляд – будет прикрыта. Мы сделаем полувенок из твоих любимых цветов и прикрепим к нему широкую полосу из газа. Я уже вижу, какая ты будешь нарядная.

«Спасибо, хоть не сказала, что я буду красивая», - ворчала Аленка внутри себя, размачивая желатин в большой чашке с чувством благодарности за отсутствие деланной поддержки и наигранных комплиментов в свой адрес.

В качестве цветов для венка они выбрали мелкие хризантемы. Чтобы сделать один цветок, нужно было вырезать восемь кружочков, уменьшающихся в диаметре каждый относительно предыдущего на три миллиметра, а всего их нужно было шестьдесят четыре. Из кружочков вырезались многолепестковые звездочки. Потом в растворенный желатин добавлялась щепотка зубного порошка, чтобы ткань не стала желтой после сушки. Звездочки опускались в этот раствор и слегка подсушивались полотенчиком. Влажная звездочка укладывалась на клеенку, и каждый лепесток нужно было прокатать зубчатым диском для резки краев чебуреков. Вжик, вжик – и готов один лепесток с красиво изогнутыми краями. После получасового вжиканья у Аленки онемели плечи, а заготовок она сделала всего ничего – только для одного цветка. И еще это все надо было развесить для сушки непременно лепестками вниз, чтобы заготовки приняли форму нераскрывшегося цветка.

Тая хлопотала во дворике, облаченная в рукавицы и фартук, она топила печку для бани аккуратно нарубленными дровами из поленницы, похожей на сказочный теремок, стоящий на крохотной ухоженной полянке. Аленке так жаль было ее топтать лишний раз, что захотелось написать: «По газонам не ходить».

- Ты не волнуйся, после дождика и стрижки травка быстро восстанавливается, да и потом у нее предназначение такое - быть живым ковром, – сказала Тая, убирая щепки от дров.

Привыкшая к лежанию в ванной с морской солью, Аленка чуть не рухнула, зайдя в парную.
- Присядь на корточки, подыши, внизу воздух холоднее, – посоветовала Тая.

Через пару минут она плеснула на раскаленные камни воду с приятным ароматом шалфея, мяты и чего-то еще, и дышать стало гораздо легче и приятнее. Намазанные медом с головы до пят Клеопатры возлежали на полках, баня доставляла жуткое удовольствие…

Утром Аленка пробудилась от истошного вопля петуха. Горожане в это время еще спят или едут в электричках на службу, а здесь, гремя колокольчиками, коровы разбредаются по лугам, молочницы разносят молоко, соседи топят печи, и в доме вкусно пахнет настоящим ржаным хлебом, свежим огурцом и подсолнечным маслом.

После получасового вжиканья у Аленки онемели плечи, а заготовок она сделала всего ничего – только для одного цветка.

- Идем на луг, будем в росе купаться, пока буренки нас не опередили и не наделали лепешек, – загадочно улыбаясь, позвала Тая.

Брр… купание в росе, как и купание в бане, для неприученного человека – настоящий шок. Пятки, привыкшие к обуви, саднили и стали зелеными от травы. Но зато, какой восторг испытываешь, валяясь в мокрой от росы траве. Поначалу дыхание перехватывает, и от тела идет пар. А потом благодарная кожа впитывает живительную влагу и начинает дышать, и каждая ее клеточка обновляется, подчиняясь какому-то волшебному велению природы…

Каждый день после такого купания Аленка носила ведра с ключевой водой при помощи коромысла, положив его поперек плеча. Вначале у нее не получалось, ведра раскачивались в разные стороны, вода расплескивалась, обдавая ее с обеих сторон холодной водой. Умная Аленка быстро сообразила, как следует обращаться с коромыслом, и уже на следующий день так грациозно шествовала с ним, что отличить ее от местной жительницы было невозможно.

Три недели пролетели быстро. За это время они успели подружиться и переделать кучу дел. Гостеприимная хозяйка, избавив девушку от нудных наставлений, многому ее научила. Все было очень просто – незатейливое питание, купание, необременительный созидательный повседневный труд и главное - спокойствие в мыслях и душе…

Дома, глядя на себя в зеркало, Аленка испытывала несвойственные ей радость и удовольствие. Вроде осталась прежней, но что-то в ней изменилось, появилась уверенность во взгляде, грациозное достоинство, и это преображение сразу заметили родные.

Лешка восторженно тараторил, не переставая откровенно любоваться невестой:
– Мама рассказала тебе, что работниц ЗАГСа теперь нет на месте? Аннушка масла подлила...
- …и их переехал трамвай? – смешливо добавила Аленка.
- Нет, это я к слову, Анны Леонидовны друг – работник мэрии – постарался, чтобы их там никогда не было. Говорят, им было стыдно, хотя это маловероятно…

Лешка не понимал, отчего его невеста стала так ослепительно хороша, от того ли, что он давно ее не видел и тосковал, или она в самом деле так сказочно преобразилась. Он осторожно коснулся губами ее лица, будто хотел убедиться, что это его прежняя Аленка.

- Мы будем венчаться, я с батюшкой посоветовался, – сказал Лешка, став вдруг серьезным и очень взрослым.