На главную
 
 
 

Лоскутное одеяло
Автор: Татьяна Попова / 04.04.2017

Александр считался в семье любимчиком. Может быть, потому, что был единственным братом, младшим, и сёстры-близнецы, старше на двенадцать лет, в детстве нянчились с ним, как с живой куклой. Впрочем, мать, Анна, любила всех детей одинаково нежно и мудро, а Сашеньку, совсем не помнящего рано умершего отца, лишь жалела больше, чем бойких близняшек.

Кто-то жизнь матери с тремя детьми в рабочем поселке мог назвать скудной до нищеты и трудной. Однообразная степь, кучка домишек-мазанок вокруг шахты, жара летом, холод зимой. Богатыми тут считались «спецы» — инженеры, жившие в единственном кирпичном здании возле шахтоуправления.

Но Александру и его сёстрам собственное детство не казалось унылым или безрадостным. Степь весной и летом дарила им бескрайний цветущий простор и свободу, зимой на окружающих поселок терриконах можно было кататься на самодельных санках и на одной, невесть как попавшей к ним во двор, лыже.

Дети уборщицы заводоуправления никогда не знали голода, да и одеты были не хуже, а то и лучше других. Никого не удивлял относительный достаток семьи: о золотых руках Анны знали все жители не только посёлка, но и районного городка. Из самой дешевой ткани она могла сотворить чудо: весёлую кофточку, нарядное платье, костюм «на выход». Из любых ниток вывязывала причудливые узорные шали и шапочки. И вышивать умела, и плела из бечёвок и полосок кожи ожерелья и пояса. Больших денег за свою работу мастерица не запрашивала, а потому отбоя от заказчиков у неё не было.

Сёстры Александра с раннего детства помогали Анне в рукоделье, да не «из-под палки», а с охотой и гордостью и за мать, и за себя. А с Александром такая история вышла. Ему еще и двух лет не было, еще и говорить-то особо он не умел, когда нашел в огороде у дома уголёк. Мать с сёстрами глазом моргнуть не успели, как Сашенька углем недавно побеленную стену мазанки изрисовал. Не испачкал, а разрисовал, да так, что и не поверишь, что это дело рук малыша-несмыслёныша!

Чёрным углём на белом полотне-стене нарисовал он дом, и подсолнух у дома, и плетень, и петуха на плетне, и террикон, закрывающий горизонт, и солнце над терриконом.

Сёстры, не разобравшись, стали братца ругать — обидно же, целый день на побелку дома убили, а он все испортил. Но мать молчала. Смотрела на стену-картину и улыбалась, добро и гордо.

С тех пор ненужные бумаги из заводоуправления, с одной стороны испещренные буквами или расчётами, а с другой — белые, как стена мазанки, Анна всегда приносила домой. Заказчиков просила привозить из районного города карандаши, краски и кисточки. И появлялись в домике на краю степи каждый день новые и новые рисунки и картины.

В начале первого учебного года учительница на уроке труда раздала детям пластилин из большой коробки. Что почувствовал Саша, когда из липкого комочка в его руках вдруг появился конь, точно такой, как в табуне, что пасся в степи? Наверное, такое чувство испытывает птенец орла, когда впервые взлетает над степью или над горной вершиной. В тот миг Александр понял, что мечтает стать скульптором, хотя и не знал еще этого слова.

Соседки за глаза осуждали Анну. Ну ладно, девчонок отправила в районный город после восьмилетки, но швейное училище — все ж кусок хлеба в руках, особенно в руках золотых, как у матери. Но парня — в десятилетку в город, а потом в институт, в столицу! Чай, не из инженеров сама-то, это они своих детей по пятнадцать лет учат, им так положено! Да и спецы-то своим отпрыскам профессии дают понятные, денежные, нужные: инженер тот же, врач, строитель. А Анна своего Александра на скульптора учить вздумала!

Дочки уж замуж повыскакивали, подарили матери внуков, а Сашенька заканчивал городскую десятилетку, готовился в московский институт поступать.

Анна сплетен не слушала, не было у неё на то времени. Мыла полы в заводоуправлении, по вечерам шила-вязала-вышивала, в выходные ездила в город, к детям. Дочки уж замуж повыскакивали, подарили матери внуков, а Сашенька заканчивал городскую десятилетку, готовился в московский институт поступать.

Провожали Александра шумно и суматошно. Маленькие племянники баловались и капризничали, сёстры совали в распухшие сумки узлы с гостинцами, их мужья давала шутливые наставления, как вести себя в столице, в которой ни один из них не бывал. А Анна деловито размещала под полкой плацкартного вагона багаж сына, стараясь сдержать глупые слёзы. И только когда до отправления поезда оставались считанные минуты, обняла его и прошептала: «Береги себя. Пиши как можно чаще. Там, в клетчатой сумке, мой подарок».

В поезде Александр сумки перетряхивать постеснялся. И лишь через три дня, устроившись в общежитии художественного училища, достал материн подарок — лоскутное одеяло. «Странно, — удивился Александр, — почему мать именно это, сшитое из старых кусков одеяло, назвала подарком? Не белую рубашку из нового полотна, не черные, «на выход», брюки, не тёплую куртку, все самосшитое, но добротное и даже модное, а это, в общем-то, не слишком нужное и уж точно не модное одеяло?»

Впрочем, московское лето не баловало теплом, вторую неделю лил холодный надоедливый дождь, в общежитской комнате было сыро и зябко. Так что материнский подарок очень даже пригодился и в первое «вступительное» лето, и в последующие годы учебы.

Самым сложным был первый семестр. Не сразу парнишка из степного посёлка прижился в огромной, не всегда приветливой к провинциалам Москве, в институте, где каждый, если и не был, то мнил себя гением. А тут еще преподаватель по профильному, важному предмету невзлюбил за что-то, придирался без конца. И результат — недопуск на экзамен. Перспектива отчисления становилась все более угрожающей и реальной.

Как всегда, беда не приходит одна: порвались единственные теплые ботинки, деньги, присылаемые матерью, кончились, до стипендии — неделя. Ну, от голода в общежитии, в окружении новых друзей-однокурсников, может, и не помрешь, но недоедание и простуда — результат слякоти и прохудившейся обуви, оптимизма не прибавляли.

Как всегда, беда не приходит одна: порвались единственные теплые ботинки, деньги, присылаемые матерью, кончились, до стипендии — неделя.

Александр улёгся в кровать непривычно рано. Зачем готовиться к экзамену, если ты на него не допущен? Зачем доделывать конкурсную работу, если к началу конкурса тебя, скорее всего, выпрут из института? Зачем вообще все это: голод, холод, чужой город? Кому нужны твои скульптуры, эти кони, и девушки, даже та, что похожа на Лильку с соседнего потока, с её гибкими руками и улыбкой, почти незаметно приподнимающей уголки капризных губ?

Голова гудит, а не спится. Свет мешает: соседи готовятся к экзамену. И лезет в глаза один и тот же неяркий лоскуток на пестром поле одеяла. На сером фоне синяя клетка. Александр вдруг вспомнил: летний день, мать заканчивает срочную работу — выпускное платье для дочери самого главного инженера шахты. Вместо матери пол в заводоуправлении сегодня моют сестры. А он, Сашка, несет им обед: миску горячих вареников с картошкой и жареным луком и бутылку кваса.

Сашка в любимой рубашке, серой в синюю, как небо над степью, клетку, бежит по пустынной в разгар рабочего дня поселковой улице. И вдруг дорогу ему преграждает страшный враг — козёл Васька по прозвищу «фашист». И точно, фашист — ненавидит людей, на любого, кроме хозяйки, бабки Марьи, кидается, норовит рогами поддеть. Мальчик остановился. Васька, недобро сверкнув глазами, пошел на него. Сашка повернулся и, прижимая узелок с обедом, кинулся назад.

Что ему тогда сказала мать? Слов он, конечно, не помнил. Но смысл был прост и неоспорим. Саша — совсем большой, почти шесть лет уже. Нельзя всю жизнь бояться козла, пусть даже и бодучего. Козёл — всего лишь животина глупая и безмозглая, а он — человек с головой и руками. Мама занята, а там, в заводоуправлении — голодные уставшие сёстры ждут обеда. И он, единственный мужчина в семье, должен сделать то, что должен.

Васька, как оказалось, боялся человека с палкой. Несправедливо-придирчивый преподаватель, конечно, не боялся студента. Но заведующий кафедрой не прогнал бледного от болезни и решимости Александра, когда тот утром потребовал разобраться с ситуацией и допустить его до сдачи экзамена комиссии. Многие удивлялись, что «бунтарю», как тут же окрестили Александра, удалось сдать экзамен на пятёрку.

Прошли годы, пестрые и разные, как кусочки лоскутного одеяла. Возможно, совпадения бывают чаще, чем нам кажется. Чем еще объяснить, что перед каждым важным событием, событием, требующим решения и мудрости, действия и мужества, Александр «узнавал» на материнском одеяле особый кусок.

— Папа, ну что ты молчишь? Тебе не нравится Кирилл? Но я люблю его, понимаешь, люблю! Мама говорит, что в девятнадцать лет рано замуж выходить, что ж мне, до сорока лет теперь ждать?

— Не кипятись, — Александр улыбнулся, вроде и не дочке, а своим мыслям, — давай сядем тут, на диване, как раньше, когда ты была маленькой и не собиралась замуж. И укроемся бабушкиным одеялом.

Дочь скептически пожала плечами, но послушалась.

— Какой лоскут на тебя смотрит? — похоже, отец сегодня решил изобразить старого чудака.

— Вот этот, лиловый.

На самом деле ей всегда, с раннего детства нравился этот веселый и в то же время нежный лиловый выцветший кусок ткани с изящными белыми розочками.

— Из такой материи было сшито свадебное платье твоей бабушки.

— Ситец? — в голосе дочки звучала нотка пренебрежения.

— Ситец, — подтвердил отец, — новый, яркий, очень красивый. И бабушка была хороша. Ей только исполнилось восемнадцать, и она очень любила моего отца. Через год с небольшим мама родила твоих тёток.

— Папка, ты лучший в мире! — завопила дочка и от избытка чувств зарылась с головой в одеяло, разноцветное, как жизнь, которую ей еще предстояло прожить.

Фото: 123RF / tatisol



 
 

Что не так с этим комментарием ?

Оффтопик

Нецензурная брань или оскорбления

Спам или реклама

Ссылка на другой ресурс

Дубликат

Другое (укажите ниже)

OK
Информация о комментарии отправлена модератору