Ночь опустилась на город, накрыв его целиком, наполнив все пространство вокруг зловещей, леденящей душу, тишиной. Темнота наступала со всех сторон, окутывала тяжелым непроницаемым облаком, душила. Лишь одно окно в доме напротив было освещено. Антон, зажав в пальцах очередную сигарету, вглядывался в яркое пятно, думая, что не будь этого огонька, он давно уже покончил бы с собой.

Месяц назад его бросила любимая девушка. Не ушла, а именно бросила, со скандалом, битьем посуды, упреками и оскорблениями. Это стало для него полной неожиданностью. Тихий и кроткий, Антон привык потакать любому Лериному капризу, беспрекословно выполнял все ее прихоти, собирался уже предложить ей руку и сердце, но не успел. Лера собрала вещи и, назвав его на прощание"тряпкой", переехала к его лучшему другу.

Когда за ней захлопнулась дверь, в нем что-то сломалось. Нет, он не запил, не начал колоться, не ушел в бесшабашный загул. Все так же, следуя заведенному распорядку, ходил на работу, общался с коллегами, но от былой веселости довольного жизнью человека не осталось и следа. Антон просто замкнулся в себе. Отвечая на вопросы или помогая составить отчет, он не особенно вникал в то, что делает, о чем говорит. В голове молоточками билась, не давая ни минуты покоя, лишь одна мысль: "Почему?". Возвращаясь в пустую квартиру, не мог найти себе места. Все напоминало о его прежней счастливой жизни, которую, как оказалось, так легко разломать.

Летние жаркие дни пролетали мимо. Он не отзывался на предложения знакомых съездить вместе на шашлыки, порыбачить, отказывался от корпоративных вечеринок. Он спешил домой - спастись, уберечься ото всех - так ему было тяжело.

Но настоящим испытанием для него была ночь. Наблюдая, как в доме напротив один за другим гаснут огни, Антон чувствовал, как у него пропадает желание жить дальше. Будто каждый огонек, погаснув, забирал частичку его самого.
Расшатанные нервы с легкостью принимали за истину это наваждение, своеобразную форму психоза, и однажды он совершенно определенно решил, что как только весь дом погрузится во тьму, он убьет себя.

Однажды он совершенно определенно решил, что как только весь дом погрузится во тьму, он убьет себя.

Теперь каждый вечер проходил одинаково. Пачка сигарет, кофе и долгие часы, проведенные в терпеливом ожидании конца. О способе уйти из жизни он не задумывался. Это решится потом, когда во всех окнах погаснет свет...

В своем состоянии, близком к помешательству, он не находил ничего необычного. Вот все меньше оставалось освещенных квадратиков. Десять, пять, два, один - погаснет этот, и его жизнь оборвется. Но нет, свет в этом единственном окне горел всю ночь, до тех пор, пока он, обессиленный, не забывался беспокойным сном, прерываемым сигналом будильника.

И все повторялось сначала. Чашка кофе, сигарета и свет в далеком окошке, поддерживающий его в тяжелые изматывающие часы ночного безмолвия. Антону это представлялось борьбой двух противоположных начал: света и тьмы, жизни и смерти.

- Когда-нибудь мрак победит, - думал он и ждал, не сводя глаз с далекого огонька, одинокого, как и он сам.

Лето сменилось осенью. В его мрачной нелюдимости окружающие разглядели обреченность и больше не звали его в свою дружную компанию. Большую роль здесь сыграла Лера, его бывшая девушка, которая не пропускала ни одной тусовки, чтобы не полить его грязью.

Антону было плевать. Очарованный близостью смерти, он застыл в межвременье, где ориентиром был только огонек в окне напротив.

В один из дней, когда он только-только устроился возле окна, в дверь позвонили. Это было очень странно и неожиданно. Идя к двери, он испытывал смешанное чувство интереса и, уже привычного раздражения ко всему, что отвлекало его от унылых мыслей.

На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стояла девочка.

- Здравствуйте, - нерешительно начала она. - Мы недавно сюда переехали, а я дверь нечаянно захлопнула. Можно от вас позвонить? У мамы ключи есть запасные.

- Входи, - он посторонился, пропуская ее.

Разговор по телефону занял немного времени.

- Мама только через час приедет, - сообщила она, повесив трубку. Потом внезапно спросила: - А можно я у вас посижу, а то на площадке холодно?

Слушал и чувствовал, как ледяной барьер, воздвигнутый им вокруг самого себя, понемногу оттаивает, рушится.

Антон растерялся. О чем он будет говорить с этой девочкой, случайно зашедшей к нему и не подозревающей о его душевном состоянии?
Детские глаза вопросительно смотрели на него.

- Да, конечно, - решился он.

Заварил чаю, раскопал где-то банку с вареньем и целый час слушал веселое детское щебетанье про то, что зовут ее Настя, учится она в шестом классе на пятерки, только по математике "4", что Колька Сидоров упал с качелей и разбил себе нос, про "ушастую собаку", которую ей непременно подарят на день рождения...

Слушал и чувствовал, как ледяной барьер, воздвигнутый им вокруг самого себя, понемногу оттаивает, рушится. Потом пришла Настина мама, полная, добродушная женщина. От души поблагодарив его за помощь, они на пару с дочкой, затянули его в гости, и там за столом, накрытым узорчатой скатертью, наслаждаясь ощущением домашнего уюта, он окончательно отошел. Все, чем он жил последнее время, показалось до жути нелепым и нереальным.

Вернувшись домой, Антон не раздеваясь бросился на кровать и впервые после разрыва с Лерой заснул глубоко и спокойно.

Ночью он проснулся, будто его что-то толкнуло. Поднялся с кровати, откинул штору и посмотрел на улицу. Все окна в доме напротив, включая и то, заветное, были темны.

- Ну, уж нет, - громко сказал он в пустоту. - Ты проиграла, ночь, ты опоздала.

Ответом ему была тишина. Но в ней не было уже ничего угрожающего. Скорей молчаливое одобрение принятого им единственно верного решения - жить.