Номин подбежала к забору, подтянулась и перепрыгнула через жердины. Проходившая вдоль забора бабушка охнула, слабея в коленях, подперла спиной качнувшийся забор:

— Калитка рядом. Надо по-людски, прилично проходить через двери. Ты не заходишь, а влетаешь… Нельзя так. Ты девочка, будущая женщина.

— Да, когда состарюсь, через калитку пройду. Я буду такой, ну о-очень приличной старушкой. — Номин тряхнула головой и собрала в резинку разметавшиеся волосы. Рассмеявшись, обняла бабушку и ткнулась лицом в спину:

— Хорошо, хорошо. В следующий раз обязательно. — Убегая от пытающейся отшлепать ее бабушки, крикнула Байгалме: — Эй, Мошхва, пойдешь со мной в лапту играть? Не тормози…

— Ты бегаешь быстрее всех. Остальные только путаются под ногами. Ну, давай, побежали быстрее. Ты же наш спринтер, могучий, как ветер…

Байгалма, следившая за сестрой глазами преданными и восторженными, насупилась. В слове «мошхва» плескался неприкрытый смех, и она, нерешительно топчась на месте, исподлобья глянула на Номин.

— Мы, конечно, и так играли бы хорошо, но ребята сказали, что без моей сестренки им неинтересно играть. — Номин обернулась к Байгалме и добавила: — Ну ладно, Байгали-дали, побежали. А то без нас начнут играть. Без тебя проиграем в пух и в прах. Таких спринтеров, сказали мои друзья, нет нигде. Ты же у нас метеор, самый настоящий спринтер, самая быстрая и ловкая…

Самая, самая, подумала Байгалма, перекатывая во рту незнакомые звуки. Скрутила язык колесом, прилепила к небу и причмокнула, ощутив на языке необычайно сильный и энергичный вкус… Сприн-терр… Быстрая, как птица, как ветер… Она потопталась в нерешительности, вздохнула.

— Ты бегаешь быстрее всех. Остальные только путаются под ногами. Ну, давай, побежали быстрее. Ты же наш спринтер, могучий, как ветер…

Номин махнула рукой Байгалме и побежала. Байгалма, вскрикнув, тут же сорвалась за ней.

— Куда побежали, кушать… — бабушка засеменила за ними.

— Я уже ела! Мы скоро!

Обжигая щеки шквалом песочных крупинок, поднялся сильный ветер. Завыл, скручиваясь в мутные вихри, и погнал по дороге пыль. Байгалме стало жарко от бега, от предчувствия азартной игры и от сознания собственной значимости и нужности.

Висели на стене над ее кроватью картины. По зеленой долине скакали лошади с лохматыми гривами, а рядом куда-то река…. А на другой картине бежала девочка с поднятыми руками, длинные волосы разметались по ветру, парила над ней птица с раскинутыми крыльями, и непонятно было, то ли они летят и бегут навстречу солнцу, то ли солнце снисходит до них своими длинными лучами.

Байгалма уверена, что она так же красива и бегает быстро, как те дикие лошади. Нет! Не бегает, а парит над землей, как волшебная птица с ее картины. Самая быстрая птица на свете — спринтер, метеор. Как шар надувной воздухом, душа наполнилась радостью, ноги понесли над землей сами: легко и нежно.

Байгалма во весь рот улыбнулась стоявшему на обочине дороги дедушке Цырен. Улыбаясь, махнула рукой скачущему в степи всаднику. Улыбаясь облакам, затянувшим небо, не заметила кочку, выросшую перед ней. Земля ринулась навстречу и тупо бухнула в лицо. Ослепительные искры брызнули в темноту. Зубы стукнулись друг об друга и прикусили язык. Байгалма тут же поднялась на колени, вытерла рукавом болезненно-горевшее лицо, тряхнула загудевшей головой. Не замечая боли на коленях, побежала.

Байгалма уверена, что она так же красива и бегает быстро, как те дикие лошади. Нет! Не бегает, а парит над землей, как волшебная птица с ее картины.

Улыбаясь и прихрамывая на правую ногу, догнала, наконец, Номин. Обогнули длинный бетонный забор, на восточной стороне которого, на поляне, укрытой от ветров, играли дети.

У Байгалмы закололо в животе, будто острым шилом кто-то без спроса заворошил ее кишки. Задыхаясь и хватая раскрытым ртом воздух, она отстала от Номин и краем уха уловила возмущенный гул.

— Ух ты, пысхун прикатил … — Длинный Зандра присвистнул.

Дамдин выдернул обветренные ручки из оттопыренных карманов коротких, будто обрубленных тупыми ножницами по низу штанишек, начал строго выговаривать:

— Ты ей хоть бы сопли вытерла! Тьфу! До самой земли растянулись! Еще облизывает их языком, смотреть аж на противно.

— Дзырк. — Из-за щербинки сомкнутых зубов выстрелила прозрачная струя и улеглась на боковине штанов. Он решительно подтер нос кулаком и сорвался с места пулей. Успевая на бегу подтягивать штанишки, успевал вытирать об них обветренный, влажно-красный кулачок.

Номин махнула на него рукой. Подбежав к Байгалме, дунула на болезненно припухшее лицо и вытерла ей нос:

— Ну, метеор, что стоим? Кого ждем?

Байгалма оглянулась назад, выискивая глазами несчастного, кого мальчики обозвали толстяком и бочкой.

Из-за бетонного забора показалась морда Хоагшин. На ней, безжалостно подпинывая круглые бока ногами, восседали Мунко и Содном. Они приехали из дальней чабанской стоянки, расположенной у подножия горы за фермой.

Лошадь Хоагшин была известна на всю округу фантастической ленью. На нее можно было садиться вчетвером-впятером, дергать за губы, совать пальцы в нос, пробегать под ее брюхом, по хвосту вскарабкиваться на круп…. И никто не видел ее скачущей. Единственное, на что она была способна — это чуть убыстрить шаги и невероятно неуклюжим топотом изобразить что-то, похожее на скачку, от которой, казалось, все части тела начинали распадаться по кускам, а внутренности завязывались в один острый болезненно колючий комок. Люди удивлялись бесполезности скотины и предлагали избавиться от нее. Родители Мунко наотрез отказывались сдавать Хоагшин на убой — дети выросли на ее спине.

Мунко спрыгнул на землю. За ним, отцепив пальцы из спутанной гривы лошади, скатился восторженно улыбающийся Содном.

Выясняя, кто и с кем будет играть команде, заспорили. Зандан предложил всем встать по росту, тут же выравнивая в линию столпившихся игроков, гаркнул:

— На первый, второй, рас-считайс-сь!

— Я буду бить, я буду бить! — Содном подбежал к бите, закрывая своим телом палку, грохнулся на землю. Мунко поднял его и вложил биту в руки.

Право бить первыми по мячу выпало команде Номин. Противники их рассеялись по полю, поджидая момент, когда можно словить мяч и без жалости целиться в бегущих.

«Как волки синие…. — подумала Байгалма. — Охотятся на стадо баранов».

Прыснув в кулак, глянула на сестру и не решилась сравнить ее с овцой. Примеривалась к новому орудию, Номин воинственно раскачала руку с битой. Ребята столпились вдоль прочерченной линии и приготовились к бегу. Зандра подошел вразвалку. Не кинул, а, лишь обманывая Номин, его рука с мячом чуть дернулась вверх и спустилась.

Сорвавшиеся с места нетерпеливые бараны и овцы вернулись обратно. С усмешкой наблюдая за ней, Зандра внезапно швырнул мяч вверх. Номин всей силой ударила по мячу. Закрутившийся мяч боком коснулся биты, не набрав силу, откатился в сторонку. Посыпали все на вражеское поле и помчались на другую сторону. Подражая баранам, Байгалма заблеяла. Пробегавшие рядом подхватили ее, и многоголосый поток разного зверья и животных помчался мимо кривляющихся, подставляющих ноги. Кто-то блеял, кто-то ржал жеребенком, кто-то мычал и ревел, издавая звуки неведомых зверей… Бадма подобрал недалеко убежавший мяч и кинул вдогонку бегущим. Мяч просвистел над ухом Байгалмы, когда она перешла линию поля. С криком: «Не считово!», побежали все обратно. Дамдин прицелился в бегущего рядом младшего брата Намсарай. От волнения он не рассчитал силу, и мяч пролетел над макушкой мальчика. Сэдэн ликующе подпрыгнул на месте и тут же взвизгнул от жгучего заряда в бок. Раздался разноголосый ор; ликующие вопли, смех и возмущенные возгласы других — пришлось меняться местами.

— Я буду бить, я буду бить! — Содном подбежал к бите, закрывая своим телом палку, грохнулся на землю. Мунко поднял его и вложил биту в руки.

— Держи крепко, вот так. Всей силой бей по мячу, ты же богатырь.

Содном угрожающе поднял биту вверх:

— Ух, какой я сильный. — Оглядываясь назад, набычился. — Отойдите от меня. Не видите, что ли, какой я сильный.

Номин подтолкнула Байгалму в спину.

— На! — Байгалма издалека подкинула мяч.

Содном отвел руки с битой назад и замахнулся недюжинной богатырской силой. Бита со свистом рассекла воздух, на крутом повороте вырвалась из рук и полетела к столбу с привязанной Хоагшин.

Обернувшись крупом ветру, лошадь подремывала. Она вздыхала, шлепая отвислыми губами, мелкая дрожь пробегала по телу волной, но ее не покидал сонный и безучастный вид. Содном прокрутился на месте и поставил себе подножку. Бита шоркнула Хоагшин. Шарахаясь назад, лошадь выдохнула глухой утробный звук. Измолотив воздух передними ногами, Хоагшин взбрыкнула и умчалась с места бешеным галопом.

Мунко сорвался было за лошадью, но вдруг остановился, как громом пораженный, взвизгнул и опять пустился следом за лошадью:

Когда Мунко вернулся на поле, его братишка лежал на земле, а рядом, не замечая его неловко подвернутой ноги, сгибались напополам от смеха друзья.

— Хоагшин бежит, смотрите! Смотрите! Впервые в жизни! Первый раз вижу ее бегущей!

Мальчишки побежали за ним, заулюлюкали, а одуревшая Хоагшан пробежала большой круг и скрылась за углом забора.

Когда Мунко вернулся на поле, его братишка лежал на земле, а рядом, не замечая его неловко подвернутой ноги, сгибались напополам от смеха друзья.

Мунко общупал руки и колени брата, поднял на ноги и отряхнул одежду от пыли.

Содном навалился на него, обнял за шею. Чумазые щеки мальчика содрогнулись от всхлипов, а пухлые губки разъехались до ушей:

— Видали, какой удар? Говорил же, сильный я!

Словно подтверждая его слова, с беспросветно мутного неба сорвались змеистые молнии и врезались в далекий горизонт. Следом прогремел гром.

— Домой! — послышался окрик чьей-то матери.

Засуетились все и начали расходиться. Зандра засунул биту в дыру между бетонными плитами.

— Приходи потом без бочонка! — крикнул он вслед убегающей Номин.

Вечером, после ужина, когда двоюродная сестра ушла домой, Байгалма рассказала бабушке о прошедшем дне. Бабушка улыбалась, дула на забинтованную коленку Байгалмы, перебирала между пальцами коричневые бусины четок и тихо нашептывала бесконечные свои молитвы: «ум мани, ум мани...».