Первый день осени Лена встретила разведенкой. Развели ее с мужем быстро: Лена никаких материальных претензий не предъявляла: квартиру Ромка ей и детям оставил, материально обещался помогать. И Лена знала: раз обещал, значит сделает. Он у нее такой, хозяин своему слову. Точнее, уже не у нее, у другой. Лена почувствовала, как спазм перехватил горло, на секунду лишив возможности дышать. Держаться надо, надо держаться, как заклятие повторяла про себя Лена. У нее за спиной дети. А что впереди? Кто знает, сейчас главное — держаться.

По дороге из магазина Лена встретила Виту, лучшую подругу, по «совместительству» двоюродную сестру, пригласила на кофе. Она подозревала, что в последнее время Витка специально начала так часто находить поводы для встреч: следила, чтобы Лена чего не начудила. Развод, даже тихий-мирный, действо не для слабонервных. Вот и сегодня она пролепетала что-то насчет того, что мимо проходила: с фантазией у приземленной Витки было туго. Лена усмехнулась: чудить она не собиралась, у нее дети. Но Витке обрадовалась: дети в школе, а одной оставаться просто невыносимо.

— Чего не ревешь? — спросила Вита. — Такого мужика прошляпила.

— Чего не ревешь? — спросила Вита. — Такого мужика прошляпила.

Витка всегда была прямолинейной и в выражениях не стеснялась. Да и 20 лет непрерывного стажа дружбы давали ей право говорить сестре все, что она считала нужным, без экивоков.

— Не дошло еще, — спокойно ответила Лена, разливая по чашкам горячий ароматный кофе.

Ей и правда все время казалось, что вот-вот раздастся звонок мобильника, и Ромка, как всегда, спросит:

— В школу добрались без приключений? — и, услышав утвердительный ответ, спросит: — Что сегодня на ужин приготовит моя самая красивая и самая умелая в мире жена?

И Лена со смехом начнет перечислять названия несуществующих в природе блюд, придуманных тут же, по ходу разговора: Ромка был неприхотлив в еде и довольствовался простой пищей.

«Интересно, — подумала Лена, — этой своей он тоже по утрам звонит? Или им некогда перезваниваться — из постели не вылезают?». Она вдруг почувствовала такой острый укол злости, ревности, обиды, что даже заныло сердце.

— О-о-о-о, вижу, процесс пошел, — сказала Витка, — начинаем оттаивать, а то прям, Снежная Королева, ни чувств, ни эмоций на лице. Ничего, сначала будет больно, потом полегчает. После обморожения всегда так.

Лена сначала не поняла, о каком еще обморожении говорит подруга. А потом подумала: а ведь правда, последние два месяца, после того, как Ромка сказал, что оставляет их, она ходила словно замороженная. Все внутри застыло, будто в морозильной камере жила.

— Что, лучше, если б я расклеилась и каждый вечер рыдала у тебя на плече? — резко спросила Лена. — Тогда б я квартиру и нас всех, вместе взятых, в слезах утопила.

— Не лучше, — спокойно ответила Вита, она вообще отличалась завидной невозмутимостью, — молодцом держалась, респект и уважуха, как говорит мой старший сын. Но теперь чего геройствовать? Рыдай, легче станет.

Лена подумала: может, и правда, поплакать? Раньше она по любому поводу могла позволить себе разрыдаться. Но тогда за спиной у нее был Ромка. Так хорошо было кутаться в его надежные руки и искать утешения. Теперь перед кем слезы лить? Да и толку от них…

Так хорошо было кутаться в его надежные руки и искать утешения. Теперь перед кем слезы лить?

— Руки-то оказались не такими уж надежными, — вдруг сказала Витка, словно почувствовав, о чем думала подруга, — пошел он этими руками причинное место чесать, зудело оно у него.

— Нет, влюбился Ромка, если б просто почесать захотелось, не оставил бы меня, дом, детей.

— Она его еще и оправдывает! — фыркнула Вита. — Да заклейми позором на веки вечные. Чтоб ни в мыслях, ни на пороге квартиры никогда не появлялся.

Лена только вздохнула. Легко сказать. Воспоминания о 10 прожитых годах она куда денет? Удалит из памяти, как ненужный файл из компьютера? Не получится. Годы, прожитые с Ромкой, несмотря на то, что всякого было, — самые счастливые в ее жизни. Лена всегда, даже в юности, когда не всегда можешь реально оценить человека, отдавала себе отчет в том, что муж у нее — один на тысячу. Потому что Мужчина. Умеющий брать ответственность и принимать решения. Много сейчас таких? Днем с огнем… Лена всегда чувствовала себя рядом с ним маленькой девочкой, в хорошем смысле этого слова. Она была под такой защитой, которую даже родители не могли обеспечить.

«Господи, — подумала Лена, застыв с горячей чашкой в руке, — что же я теперь буду делать. Без работы, без опоры? Как воспитывать детей? Для них главный авторитет — отец. Как дети это переживут? Привыкла, что все решает и улаживает Ромка».

Лене вдруг стало страшно. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой, но уже беззащитной, одинокой. Вот стоит она одна, а вокруг враждебный мир. К кому прислониться, на кого понадеяться? На родителей? Она уже вроде как взрослая. На Витку? Сестра всегда подержит, но у нее своя семья, нехорошо взваливать на ее плечи себя и детей в придачу. Вот и получается — один в поле воин. Лена не привыкла быть одна, и от осознания того, что рядом нет Ромки, самого единственного и лучшего на свете, такая тоска охватила душу! Как она без него? А дети как? Променял, сволочь, их всех на какую-то лахудру! Ленину тоску вдруг как рукой сняло, осталась одна злость. Видно, и правда, пошла реакция после почти двухмесячной «заморозки». Вон как ее бросает из крайности в крайность: от любви до ненависти, от тоски до злости.

— А чего ты не боролась за него? — вдруг спросила Вита. — Поскандалила бы, поистерила, поупрашивала, пригрозила, что с балкона бросишься, детьми б пошантажировала. Знаешь, сколько методов в бабском арсенале?

Лена подумала: и правда, почему? Что касается детей, Ромка бы точно повелся. А как насчет нее, Лены? Она представила, как лежат они с Ромкой в постели, она к нему льнет, а он отодвигается в самый дальний угол их огромной кровати, потому что в мыслях у него та, другая. Сколько бы Лена выдержала подобную экзекуцию?

Как она без него? А дети как? Променял, сволочь, их всех на какую-то лахудру!

— Нет, сестренка, — Лена устало покачала темноволосой головой. — Какой смысл. Он бы мучался, я возле него, и дети тоже, они же все чувствуют и понимают. Представляешь атмосферу в доме?

— А на что жить будете? — не унималась Витка. — Ты после окончания института ни дня не работала, ничего не умеешь. Это он сейчас говорит, что денег давать станет, через полгода, когда теперешняя его пассия в уши нажужжит, другое запоет. Ты на алименты подала? Уверена, что нет. Ромке своему доверяешь. Кончился кредит доверия.

Лена в который раз за сегодняшний день испугалась: и правда, на что она с детьми будет жить, если Ромка вдруг откажется им помогать. Витка права, в жизни всякое бывает. И насчет работы тоже права. Кому она нужна, без опыта? Даже диплом и тот не помнит, куда приткнула.

— Диплом нужно найти, — вдруг сказала Лена, — на курсы пойду, повышения. Еще лучше, новой профессии выучусь. На шею никому садиться не собираюсь. Прическу завтра новую сделаю: волосы состригу к чертовой матери. Ромке всегда патлатые нравились, пусть теперь выкусит. На пять кило поправлюсь: всегда считала, что я слишком худая. Детям придется привыкнуть, что теперь мама — главная. Вот так-то, сестренка.

После того, как Вита ушла, Лена еще долго сидела за чашкой остывшего кофе, третьей, а может, и пятой за сегодняшний день. Она думала о том, как дети переживут новость о разводе родителей, хотя они и так о многом догадывались, не такие уж маленькие. Теперь в школу отправлять и забирать придется их на маршрутках — автомобиль остался Ромке. Ничего, вспомним юность, поездим на общественном транспорте, а там дети и сами добираться будут, пусть привыкают к самостоятельности. В ванной кран опять протекает, нужно слесаря вызывать, на балконе вагонка отлетает, хорошего мастера бы найти. В их с Ромкой спальне, в моей спальне, поправилась Лена, на комоде дверца отлетает. Ладно, сама отремонтирую, всего делов-то — шуруп привинтить.

Лена вдруг почувствовала, как бесконечно устала.

«Хорошо, что все закончилось, — подумала она, — мне б сегодняшнюю ночь пережить, а дальше… Дальше будет новый день».