Нина опоздала на автобус. Вернее, автобус на остановке еще стоял, но был забит так, что водитель не смог бы открыть дверь, даже если бы захотел. Когда запыхавшаяся Нина постучала в запыленное окно, мужчина, прижатый плотно к двери, смог только покачать головой: и рад бы пустить, да некуда. Через минуту автобус заурчал и, подняв облачко пыли, не спеша уехал.

Растерянная Нина осталась на остановке одна.

А ведь как все прекрасно начиналось!
После Нового года Нина получила свою первую настоящую работу: ей предложили мыть полы в школе после уроков. Конечно, это было что-то вроде помощи: Нина училась отлично, а деньги ей были позарез нужны. Единственно чего она боялась, так это насмешливых взглядов одноклассников. Но те отнеслись к ее работе совершенно спокойно.

Нина отработала до самого конца учебного года. Конечно, львиная доля денег уходила в семью на питание. Но того, что Нина умудрилась отложить, должно было хватить ей на покупку заветной мечты — туфель на каблуках, не сандалий, не кроссовок, а настоящих моделек, как у модных одноклассниц.

Она не помнила себя от восторга, таким чудом ей казались эти новенькие изящные туфельки с блестящими пряжками!

Суматошное время контрольных и экзаменов подошло к концу, впереди было целых три месяца каникул!

Девчонки дали адреса магазинов в городе, Света-модница посоветовала зайти в кооператив.

Полки в магазинах были пусты. Или на них одиноко стояли ужасные боты, годные только для пенсионерок. Все магазины были уже пройдены, и только тогда Нина, отчаявшись что-то найти, поехала в Светин кооператив.

Через десять минут Нина вышла из подвальчика с обновкой. Она не помнила себя от восторга, таким чудом ей казались эти новенькие изящные туфельки с блестящими пряжками!

До последнего автобуса оставалось часа два, и Нина решила прогуляться. Не рассчитала время, и вот, стоит на остановке и растерянно смотрит на дорогу. Следующий только завтра утром, здесь у нее нет ни родных, ни знакомых. Да и оставаться ночевать нельзя, дети ее потеряют, отец будет волноваться…

До самой темноты Нина пыталась поймать машину. Изредка водители останавливались, но, узнав, сколько она сможет заплатить, уезжали. А один, ухмыльнувшись, спросил:
— Этим заплатишь? — и многозначительно положил ладонь на ширинку.

Нина шарахнулась от него, как ошпаренная, и решила: еду на вокзал, там переночую.
Но вокзал встретил ее тишиной и темными окнами. С чего она взяла, что он открыт круглосуточно?

Нина села на скамейку. Ноги гудели от усталости, она страшно устала и хотела есть. Неожиданно в глазах защипало, и она тихо заплакала.

— Чего ревешь?

Перед Ниной стоял невысокий мужчина, судя по голосу, пожилой и явно нетрезвый.

Ноги гудели от усталости, она страшно устала и хотела есть. Неожиданно в глазах защипало, и она тихо заплакала.

— Автобус ушел?
— Ага.
— Где живешь?
— В Прохоровке.
— Далеко-о-о…

Помолчали. Нина из вежливости спросила:
— А вы где живете?
— Я-то? Седня здесь, завтра там…

Старик вытащил что-то из кармана.

— Будешь?
— Нет, спасибо.
— Напрасно. Оно того… согревает.

Нина, живущая с пьющим отцом, на дух не переносила пьяных. Но пусть уж будет рядом этот пьяный и грязный старик, чем сидеть здесь совсем одной и бояться теней, бродящих в кустах.

Как там, дома? Надя, наверно, плачет, Павлик не хочет ложиться спать, отец бродит потерянный: где старшая дочь?

Острый локоть ткнул Нину в бок.
— Смотри-ка, менты…

Неподалеку стояли Жигули. Из них вышли два парня, направились к скамейке. Тот, что повыше, показал удостоверение:
— Ваши документы! Что здесь делаете?
— Я на автобус опоздала…
— Пройдемте в отделение!

Ей вдруг стало страшно. Что за корочки ей показали в темноте? Они не в форме, и машина у них не милицейская.

Нина обернулась в поисках своего ночного собеседника, но старика и след простыл.
Цепкая рука взяла за локоть:
— Пойдемте, пойдемте…

Ну что ж, в милицию, так в милицию. Все лучше, чем ночевать под открытым небом. Она не преступница, не бродяжка, чего ей бояться…

Пока ехали, парни впереди разговаривали о чем-то непонятном и посмеивались, поглядывая на Нину. И ехали-ехали… куда-то за город, она поняла это по тому, как редели огоньки окон вокруг. Ей вдруг стало страшно. Что за корочки ей показали в темноте? Они не в форме, и машина у них не милицейская. Нина вдруг поняла, что рядом с ней два совершенно чужих человека, которые обманом заманили ее, которые могут ее изнасиловать и даже убить…

Машина остановилась. Впереди, позади, везде — темень.
Парень за рулем, повыше, повернулся к Нине:
— Вылезай.
— Где мы? — обморочный страх прошел, Нина до крови вонзила ногти в ладони, чтобы ее голос не дрожал.
— Вылезай, кому говорят!

Второй парень, пониже, тронул первого за плечо:
— Димон, выйдем на пару слов.
— Чего?
— Пошли, поговорим. А ты сиди здесь и не вылазь.

Парни вышли. Нина прислушалась. Где-то вдалеке лаяли собаки. Жилье рядом? Или это бродячая стая? Разорвут и сожрут… До нее доносились обрывки фраз: «ты чего… малолетка… визг поднимет…» .

Минут через пять парни вернулись. Димон, мрачный и злой, молча завел машину, развернулся и поехал обратно. Второй спросил у Нины:

И Нина неожиданно для себя начала рассказывать Руслану о себе то, что она никому раньше не рассказывала.

— Тебя как зовут?
— Нина.
— Меня — Руслан, его — Дмитрий. Ты откуда?
— Из Прохоровки.
— Понятно. Короче, сейчас едем ко мне домой, переночуешь, а завтра утром поедешь в свою Прохоровку.

Димон громко хмыкнул, но промолчал.

Дом Руслана был огромный и темный, с редко светящимися окнами. В подъезде за столом сидела пожилая женщина-вахтер.

— Здравствуйте, Галина Васильевна. Мама не приехала?
— Нет еще, не видала, — и вахтерша с любопытством уставилась на Нину.

Просторная прихожая поразила Нину громаднейшим зеркальным шкафом.

— Ты есть хочешь?
— Хочу. — Только сейчас она поняла, насколько голодна.

Потом они сидели на кухне, пили чай и ели бутерброды с вкуснейшей копченой колбасой.

— Давай рассказывай. Как тебя угораздило здесь ночью очутиться?

В чашках дымился чай, негромко бормотало радио, пахло чем-то домашним и уютным. И Нина неожиданно для себя начала рассказывать Руслану о себе то, что она никому раньше не рассказывала. И про смерть мамы в прошлом году, и про отца, спившегося за этот год, про Надю и Павлика, про школу и свою подработку. И про свою заветную мечту: пройтись по Прохоровке в красных модельных туфельках. Говорила и зорко следила: не смеется ли он? Вроде, нет…

За это время на нее свалилось столько проблем и забот, что она жила только нынешним днем, так было легче.

— А дальше что? После школы куда пойдешь?
— Не знаю, я как-то не думала.

Она и в самом деле не думала о том, что будет дальше, через год. За это время на нее свалилось столько проблем и забот, что она жила только нынешним днем, так было легче.

— Учиться хочу пойти, в пед. Стать учительницей…

А ведь и в самом деле она когда-то давным-давно мечтала учить детей! И сейчас с удивлением думала, как живуча оказалась эта мечта, вроде бы давно забытая и похороненная.

И так странно, что делится она ею с совершенно чужим, посторонним человеком!
Спать Нина легла в кабинете отца Руслана и мгновенно заснула. Проснулась она от голосов в коридоре.

— Руслан, что происходит? Не успела я зайти, а Галина Васильевна с порога мне говорит, что ты привел какую-то уличную девку?...
— Мама, тише, она может услышать.

Женский голос зазвучал ниже:
— Тебя нельзя оставить одного… Кто она такая?… Откуда? Ты уверен, что она не воровка?!

Нина уже стояла на пороге. Зеркальный шкаф предательски отразил ее: аляповатая кофточка с жар-птицей, мятые брюки, растрепанные волосы. Горящие щеки и блестящие от слез глаза.

Женщина в прихожей, высокая, красивая, в модном летнем плаще, моментально замолчала и во все глаза смотрела на нее.

— Простите… — выдавила Нина. — Мне… Я уже ухожу. Простите…

Боком, едва дыша, она протиснулась мимо женщины, влезла в кроссовки и выскочила за дверь.

Зеркальный шкаф предательски отразил ее: аляповатая кофточка с жар-птицей, мятые брюки, растрепанные волосы.

— Нина, подожди!

Она, не останавливаясь, скатилась с лестницы, промчалась мимо оторопевшей вахтерши и выскочила на улицу.

Руслан догнал ее на углу дома.
— Держи. — И сунул ей пакет с туфлями.
— Ты прости маму, она устала, ехала всю ночь, и вахтерша ей наплела...
— Я не обижаюсь.

Нина не смотрела на Руслана. Ей было гадко, больно, обидно, что ее приняли за проститутку и воровку. Ее, в жизни не взявшую ничего чужого!

— У тебя деньги есть?
— На дорогу хватит…
— Я тебя до вокзала провожу.
— Мама сердиться будет.
— Разберусь.

На прощанье Руслан сказал:
— Не забудь, о чем мы с тобой говорили. Ты — умница, тебе учиться надо. Я поговорю с отцом, он тебе поможет. Адрес возьми, — и сунул ей в руку листок.

Домой Нина приехала, казалось, за считанные минуты. Боль от незаслуженной обиды растаяла, и она улыбалась, глядя в окно. Конечно, все у нее получится! Она окончит школу, поедет в город, будет учиться, работать. Вырвется, наконец, из знакомой с детства Прохоровки в большой, интересный мир, где не будет вечно пьяного отца, безденежья, безнадежности… Ей казалось, что все прошедшее время она спала, а сейчас проснулась, и каким же ярким и удивительным оказался мир вокруг!..

Дом встретил ее непривычной тишиной. Сердце сжалось: что-нибудь случилось? Во дворе рядом с покосившимся забором играл в песке чумазый Павлик.

Никто ее не потерял, никто не волновался. А если бы с ней что-нибудь случилось? Одна, никому не нужна…

— Пливет, — сказал он, нисколько не удивившись приходу Нины.
— А Надя где?
— На лечку ушла с Танькой.
— И тебя одного оставила?
— Папка дома спит.

Все так, ничего не изменилось. Беспризорные Павлик и Надя, пьяный отец, старый, без хозяйской руки, дом. Только почему вдруг стало так тяжело? Сердце, словно холодный камень, лежало в груди и мешало дышать. Никто ее не потерял, никто не волновался. А если бы с ней что-нибудь случилось? Одна, никому не нужна…

Нина сидела за кухонным столом и смотрела невидящими глазами за окно. Какая же она дура! Разве может она оставить дом, детей на вечно пьяного, опустившегося отца? Куда она поедет, какая учеба? Размечталась!.. Яркий солнечный день за окном затуманился и поплыл. Нина сунула руку в карман и вместе с носовым платком вытащила бумажку. Каким же далеким показались ей и это ночное происшествие, и человек, написавший на клочке бумаги свой адрес! Далеким и нереальным, как ночной кошмар. А лучшее средство от кошмаров — поскорее проснуться и забыть.

Нина открыла вьюшку, печную дверцу, достала спички. Листок перевернула адресом вниз: чтоб не было искушения прочесть. Вынула спичку. И испуганно вздрогнула, услышав шорох за спиной. На пороге стоял небритый, помятый отец.

— Нин… ты это… дай десятку… я завтра отдам…