Лето на даче. Что может быть лучше, чем чистый воздух, солнце, топленое молоко и свобода. Где можно весь день бегать, играть, есть немытую клубнику и недозрелую вишню. На что бабушка покачает головой и, махнув рукой, скажет под нос «детки-детки». Правда, хорошо!

А все началось с Верки, моей подруги-пятиклассницы. Она жила от нас через дачу. Еще не проехала 7-часовая электричка, а она уже скрипит нашей калиткой и кричит во все горло: «Светка-пипетка, вставай!»

На пороге бабушка машет на Верку рукой.

— Угомонись, оголтелая.

Верка, шлепая босиком по доскам веранды, заходит в дом.

Я на ходу надеваю сатиновое платье и бегу навстречу.

— Проснулась, моя красавица? Ну, беги умываться и завтракать.

Я плескаюсь под рукомойником, а Верка скачет вокруг меня на одной ноге и жует блинчик.

Бабушка налила нам парного молока. Мы смачно макали сложенный платочком блинок в густую сметану и уплетали за обе щеки, забывая вытирать молочные усы.

Мы смачно макали сложенный платочком блинок в густую сметану и уплетали за обе щеки, забывая вытирать молочные усы.

Потом мы побежали на станцию.

Там уже сидели бабули, разложив на газетах свой товар, о чем-то шушукались в ожидании поезда. На газете стояли детские ведерки с земляникой, на тарелке лежали отварная картошка в мундире и соленые огурцы, в тряпичном мешке — жареные семечки и вяленая мелкая рыбка на веревочке.

Мы побродили немного и пошли ко мне домой.

К Верке мы никогда не ходили. У нее был пьющий отец и два брата — Василий, учащийся ПТУ, и Петька, которому было 3 года, и он вечно толкался у ног матери. Мама ее была болезненной женщиной, бледный цвет лица, темные мешки под глазами, мозолистые руки. Я всегда видела ее то стирающей в тазу, то кормящей домашних уток, то на огороде.

Поэтому мы играли у меня. Двор наш был ухоженный. Большая старая яблоня во дворе давно не плодоносила. Теперь в ее тени покачивались самодельные качели, привязанные к ее толстой ветке. Мы с Веркой умещались на них вдвоем — тесно приживаясь боками. Но нам было весело, и мы раскачивались все сильнее и сильнее. Бабушка просила нас не ломать дерево. От этих слов нам становилось еще смешнее, и мы дружно хохотали — разве маленькие девчушки могут сломать такое большое дерево, мы же не медведи…

Накатавшись, мы шли делать «секретики» — это когда в вырытую в земле небольшую ямку стелился красивый фантик и на него выкладывались красивые мелкие камушки, разноцветные осколки битых бутылок, цветы — и все закрывалось куском стекла и засыпалось. Место «секретика» помечалось небольшой палочкой, воткнутой рядом с ним. Потом мы менялись местами и, раскопав землю, любовались «секретиками». Спустя время мы забывали про места старых «секретиков» и рыли новые ямки.

Верка сегодня принесла оловянного солдатика и обертку от конфет «Маска» и еще несколько стеклышек.

Я решила не уступать Верке. Бабушка месила тесто. Я незаметно прошмыгнула в ее спальню. Там на этажерке стояла шкатулка. Мне запрещалось в нее лазать, но тут был особый случай. Я открыла шкатулку. Там лежали несколько черно-белых фотографий бабушки и дедушки в молодости, пара бус из стекляруса и жемчуга, пара золотых сережек, три тяжелых золотых кольца с камнями, дедушкины ордена и медали, несколько писем, сложенных треугольником, с выцветшим текстом (от дедушки с фронта) и вот, то что я искала, — скромное колечко белого металла с маленьким камушком бирюзового цвета. Поставив на место шкатулку, я выскочила во двор.

Верка уже наковыряла себе хорошую ямку и выкладывала свой «секретик» с солдатиком.
Я достала из кармана лоскуток красной ткани, выстелила им дно ямки. В центр я положила кольцо, а вокруг желтые цветки «куриной слепоты». Накрыла аккуратно стеклом и присыпала землей. Готово!

В центр я положила кольцо, а вокруг желтые цветки «куриной слепоты». Накрыла аккуратно стеклом и присыпала землей. Готово!

Мы поменялись местами, посмотрели свои «секретики» и тут же про них забыли. У наших ворот остановилась машина, и я услышала голос отца.

— Бог в помощь, люди добрые!

Я бросилась к нему, и бабушка, вытирая руки о передник, спешила на встречу.

— Здравствуй, сынок! Как знала, тесто поставила на пироги.

Они расцеловались и пошли в дом. Мы с Веркой взялись нести в дом большую сумку с пакетами и кульками.

Нам досталось за работу по леденцу на палочке.

Мы весело побежали на качели.

Вечером отец забрал меня в город. Мне достали путевку в пионерский лагерь, и мне предстояло пройти медосмотр и сдать анализы. Лагерь был на Черном море, а я там еще не была ни разу.

Зимой мы еще раз приехали на дачу.

Бабушка лежала на кровати бледная и тихая. Она поманила меня и провела рукой по моему лицу, пыталась улыбнуться и что-то сказать. Но закашлялась, и папа оттеснил меня. Верка стояла в дверях и смотрела куда-то поверх меня. Я невольно посмотрела туда и увидела в углу икону, возле нее горела свеча. Огонь свечи колыхался и рисовал на стене причудливые тени. Вдруг дуновение ветра стало на минуту резким и холодным. Свеча потухла.

Папа вышел из бабушкиной комнаты и тихо сел на краешек стула. Мама заплакала. Я тогда еще не понимала, что бабушка умерла.

На дачу мы с тех пор не ездили.

Прошло больше 20 лет.
Я уже вполне самостоятельный человек. Высшее образование, престижная работа, квартира в центре города. Все, о чем может мечтать успешная женщина, у меня есть. Но не было одного — личной жизни. Мужчины появлялись в моей жизни и так же исчезали.

События того года пришлось вспомнить, когда отец дал согласие на продажу дачи. Какой-то чиновник упорно уговаривал, но отец был неумолим.

Только жара прошлого лета, когда горели не только торфяники, но и жилые дома, стали весомым аргументом, что дачу нужно продавать.

Мама и папа сидели на диване, а на журнальном столике лежала та самая бабушкина шкатулка. Я ее не видела с того лета.

Папа вышел из бабушкиной комнаты и тихо сел на краешек стула. Мама заплакала. Я тогда еще не понимала, что бабушка умерла.

Отец аккуратно перебирал ее содержимое. Выцветшие фотографии и письма, ордена и медали дедушки, бабушкины бусы и серьги, которые так никто и не носил.

— А где кольца?
— Как, ты не знаешь? Ведь Веркин отец украл их и пропил. Ему дали срок, но он вместо тюрьмы попал в клинику. На почве алкоголизма у него началась «белая горячка». Черт с ними, с кольцами, жалко только одно кольцо — из белого металла с камнем бирюзового цвета. Ведь оно передавалось в семье, по наследству, и должно было достаться тебе, Светка.
— А что в нем такого? Я видела его — простое дешевое колечко.
— Дурочка! Кто им владеет, тот будет счастлив в браке.
— Но ведь вы живете без него в любви и согласии?
— Так оно только по женской линии передается. То есть я — сын, а моя дочь — наследница кольца. Вот тебе бы оно и досталось! Может, были бы мы уже счастливыми дедушкой с бабушкой?

Я стукнула себя по лбу, и мысли понеслись туда, в далекое детство, в то лето…

— Папа, мама — едем на дачу. Надеюсь, новый хозяин еще не снес дачу?

Родители уселись на заднем сидении моего «Лексуса».

— Может, объяснишь, в чем дело?
— В тот год, ну, летом, до поездки в лагерь на Черное море, я жила у бабушки. Так вот, Веркин отец не крал это колечко… Я ведь его закопала… Мы «секретики» с Веркой делали во дворе.

Дальше всю дорогу мы ехали молча.

Мы приехали вовремя. Экскаватор еще не приступил к работе. Рабочие отдыхали в тени повалившегося забора.

Вид дачи был удручающим. Дом покосился, как и забор. Краска облупилась. Вместо старой яблони — трухлявый пень. Неухоженный двор зарос бурьяном.

Отец договорился с соседом и взял у него газонокосилку.

Я напрягала память, чтобы вспомнить, где тот заветный «секретик». Мы копали ямки вдоль забора. Память выдавала сумбурные обрывки. Отец взялся косить весь участок перед домом. К даче стали подтягиваться соседи и зеваки. Многих я не узнавала. А вот подошла рыжая женщина моего возраста с веселыми зелеными глазами, одетая в рубаху и шорты.

— Верка, ты?
— Я.

— Знаешь, Свет, я не знаю, как сказать… Но сможешь ли ты простить моего отца. У нас не было таких денег, чтобы заплатить вам за эти кольца.

Мы обнялись.

— Сколько лет, сколько зим! А мы вот решили продать дачу.
— Знаешь, Свет, я не знаю, как сказать… Но сможешь ли ты простить моего отца. У нас не было таких денег, чтобы заплатить вам за эти кольца. Мама из-за этого долго переживала и умерла, следом за отцом…. Кольца-то дорогущие, золота в них было — ого-го…
— Вер, да не о том речь... Ты лучше вспомни, в то лето мы делали «секретики», ты можешь показать где…
— Это когда я закопала оловянного солдатика, а ты колечко? Конечно, помню. Там, возле забора — где большая дырка от сучка.

Мы быстро нашли это место. Я расстелила покрывало, которое принесла из машины. И отец стал аккуратно копать в пол-лопаты и выкладывать куски на покрывало, а мы с мамой и Веркой, стоя на коленях, перебирали засохшую землю. Первым нашли оловянного солдатика. Верка с любовью зажала его в кулак и прижала к груди. Комок застрял в горле.. И вот в одном и кусков торчал знакомый кусочек красной ткани и колечко.

Отец радостно вздохнул, а мама, взяв кольцо в руки, заплакала.

Мы дошли до Веркиной дачи. На месте ветхого одноэтажного домика стоял красивый двухэтажный терем. У мангала крутился рыжеволосый паренек.

— Это твой сын?
— Ты что, Петьку, брата моего не узнала? Петь, а это Света, подруга детства.
— Здравствуйте!

Он поспешно вытер руку и протянул ее мне, моей матери и отцу.

Верка обняла меня за плечи.

— Может, по рюмочке чая, за встречу. Да и шашлыки скоро будут. Ведь столько лет не виделись… И вдруг нате вам, скажи, где «секретик» зарыла?

Мы умылись и, сидя в просторной беседке, стали вспоминать свое детство — то беззаботное и веселое время, которое никогда уже не вернешь.

В центре стола на белой тарелке лежали — оловянный солдатик и кольцо.

P.S. Не знаю, возвращение кольца или просто стечение обстоятельств, но спустя год я вышла замуж и теперь жду наследницу, которой передам по наследству это колечко с камнем бирюзового цвета.