Вовка влетел в дом, оставляя на полу мокрые следы. Капли дрожали на голом пузе, руки покрылись мурашками. С разбега нырнул под теплое одеяло — только рыжий вихор чуть виднеется. Трясся, грелся и сурово размышлял. Вот тебе и последний день лета! Речка та же, на улице жарко, а ветерок до костей пробрал. И ведь как незаметненько, подленько. Глазом моргнуть не успеешь! Ночи стали чуууть-чуть холоднее, вода — чуууть-чуть прохладнее, ветерок — чуууть-чуть зябче. Раз — и осень на пороге!

Завтра приедут мама с папой и увезут их с Сеней в город. Хорошо хоть первое сентября нынче в выходной, а то давно бы уже в квартире куковали. Сеня опять пойдет в школу. А это значит, что ему, Вовке, будет очень скучно без брата. Дворовые все либо в садике, либо учатся. С мамой не поиграешь. Зарядят дожди, и даже просто на улицу не выберешься. Если гулять, то только в дурацких резиновых сапожках и плаще. По лужам скакать все равно никто не разрешит. Придется с мамой листочки собирать — тьфу, девчачья дурость. Вовка крепко загрустил. Вскоре одеяло перестало ходить ходуном от крупной дрожи очень некрупного тельца. Свернувшись, как в гнездышке, Вовка размечтался. А вот бы лето никогда не кончалось! Жить так вечно у бабушки, кушать пироги, купаться в речке, бегать с мальчишками, гонять в футбол, есть черешню с дерева, загорать с Сенькой на крыше, пока никто не видит…

Он подскочил. Одеяло улетело в сторону, а Вовкино лицо до последней веснушки озарилось ИДЕЕЙ. И как он мог забыть бабушкину тайну! Маленький тогда был. Сенька с хуторскими на великах за поля погнали, его не взяли. Ох и плакал Вовка от обиды на судьбу! Бабушка успокаивала как могла. Даже пиццу любимую испекла — ничего не помогало. Тогда она хитро улыбнулась:

— А хочешь, внучек, я тебе такой секрет расскажу, о котором никто на свете не знает? Только я.

Слезы высохли мгновенно. Узнать страшную тайну, о которой ни Сенька, ни мама, ни даже папа не слыхали! Да он потом королем двора станет! Бабушка ласково смотрела на внука.

— Только ты слово дай, что никому не расскажешь. Иначе не покажу.

Вовка, конечно, огорчился. Слово если дашь, то держать надо до конца жизни, папа так учил. То есть не похвастаться. Но узнать-то все равно жуть как хочется! Мальчик торжественно пообещал молчать.

Бабушка взяла его за ручку и повела по шаткой лестнице наверх. Играть там запрещали — слишком уж ненадежной казалась конструкция, и Вовка забыл дышать от восторга. Ступеньки скрипели. Бабушка откинула чердачный люк, забралась и втянула ошалевшего от счастья мальчугана. Сквозь деревянные стены пробивался солнечный свет. В идеально прямых лучах можно разглядеть каждую пылинку. На полу — коробки, связки книг, большие мешки. Вовка восторженно чихнул. Бабушка потянула его в самый дальний уголок. На миг стало не по себе, словно переместились в другой мир. Около стенки стоял старый сундук, крепкий, пыльный, резной. Кажется, Вовка раскрыл рот да так и замер около. Бабушка нежно провела рукой по крышке, потом легко откинула ее. Внутри пестрела какая-то ткань. Мальчик осторожно наклонился рассмотреть. Так и есть — тряпки. Наверно, секрет под ними. Кинулся было рыться, но бабушка строго покачала головой. Молча извлекла самую красивую на свете шаль, легкую, теплую, большую. Казалось, что связали ее из огня. Или из осенних листьев. А может, из Сенькиной цветной гуаши. Такая она была яркая, сочная, жаркая! Бабушка взмахнула, и словно пожар полыхнул на мгновение. Вовка широко улыбался:

— Что это, бабушка…

— Это, солнышко мое, осенняя шаль. Сейчас рано, но уже через месяц я сменю летнюю накидку на нее. И тогда придет осень.

Бабушка говорила торжественно, а Вовка во все глаза рассматривал привычный платок на плечах. Сколько себя помнил, тот всегда был на ней. Тонкий, плетеный, ажурный. Сочно-зеленый, с диковинными растениями и птицами. Мама поражалась, как под жаркими лучами не выгорают цвета, а бабушка отвечала, что от солнца они питаются и становятся ярче.

— Да, это моя летняя накидка, — бабушка подошла ближе, чтобы внук рассмотрел узоры. — Я надела ее в последний вечер весны.

Мама поражалась, как под жаркими лучами не выгорают цвета, а бабушка отвечала, что от солнца они питаются и становятся ярче.

— И пришло лето? — Вовка аж подпрыгнул от восторга.

— Да, милый, пришло лето. А вот посмотри на зимнюю шаль.

Пуховая, пушистая, белая с серебринками.

— А вот весенняя, а то вы ж летом только бываете.

Пастельно-нежная, воздушная.

Вовка ахал, гладил, рассматривал.

— Бабуль, ты волшебница?

— Может, и волшебница, — на морщинистом лице заискрилась улыбка. — Я хранительница. Очень важно, чтобы времена года сменяли друг друга. Так устроен наш мир.

Вовка не помнил, как долго они пробыли на чердаке. Тайну никому не выдал. Более того, со временем и сам забыл! Но сегодня картинка всплыла четкая, словно все произошло вчера.

Вот и решение. Можно сделать так, чтобы осень никогда не наступала!

Спрыгнув на пол, как был, в одних трусах, мальчик поспешил к лестнице. Отлично, Сенька еще на реке. Бабушка в огороде. Поднимался на цыпочках, постоянно оглядываясь. Дверца люка оказалась нелегкой, пыхтел долго, наглотался пыли и еле сдерживался, чтоб не чихнуть. Наконец, удалось пробраться в щель под крышкой, ободрав живот. А вот теперь стало жутко. Все те же ровные лучи, мешки, пыль, коробки. И оглушительная тишина, которую не заметил год назад, держась за бабушкину руку. Но отступать поздно. Вовка дошлепал до угла — сундук на месте. Коленки дрожали, зубы стучали, руки медленно поднимали крышку. Внутри все те же шали. От их вида по телу пробежала теплая волна, все вокруг стало ярче и добрее. Вовка нежно вытащил осеннюю, прижал к груди, на мгновение утонул в жаркой неге. Бережно закрыл сундук и поспешил назад. Сердце билось часто. Куда же спрятать? Вспомнил бревно в сарае, на которое залезть мог только он. А там как раз под доской отверстие. Никто ничего не заметил. Это было идеальное преступление.

Вечером бабушка накормила их супом с хрустящим хлебом. Братья выпили по стакану теплого молока и улеглись каждый в свою кровать. Наступало время вечерней сказки. Бабушка непривычно долго молчала.

— Сегодня я расскажу вам грустную сказку. Давным-давно жил в далекой стране царь-самодур. Не сказать, что совсем дурной, но взбалмошный. Вроде и сердце доброе, а как взбредет в голову ересь какая, так народ только за головы хватается. Однажды, например, запретил дождь. Естественно, еле спасли засохший урожай. Или как-то решил, что быть отныне елкам оранжевыми. Вроде ерунда, а Новый год испортил. Но сказка наша о другом. Загорал как-то царь на берегу речки, кушал сочный фрукт, любовался зеленым пейзажем. А нянька возьми да ляпни сдуру, что, мол, по приметам осень лютая будет. Нахмурился государь, разгневался. И приказал тотчас же осень отменить. Нечего жизнь добрым людям портить! И не переубедить ведь черта упрямого. Что поделаешь, объявили слуги царский указ. А как госпожа Осень в золотом наряде к воротам подошла, прогнали ее. Со слезами и горькой обидой ушла она. А мадам Лето в ужасе мечется, трудится, все цвести заставляет, каждую ночь зелеными красками листочки выкрашивает, фрукты соком наполняет. Устала, горемычная, а трудиться положено. Осунулась, исхудала, совсем с делами не совладать. И начался в стране хаос. Плоды не вызревают, цветы цветут еле-еле, листья ядовитого цвета. Урожай не собрать, по грибы не пойти, поле не подготовить. Деревья устали под тягой листьев, согнулись к земле. Медведи сна лишились. Земля и та утомилась. Долго царь притворялся, что ничего не происходит. Однажды утром увидел, что небо зеленым стало — то мадам Лето сознание потеряла и всю зеленую краску разлила. Понял самодержец неправоту свою. Отправил гонцов к Осени, а та их выгнала. Отправил плачущих деток — бубликами угостила, но развернула восвояси. Сам царь явился наконец прощения просить, но слишком уж обижена была труженица Осень. Отказала государю. Тот разгневался и решил в обход упрямицы сразу к матушке Зиме пойти. Старушка спросонья решила, что срок ее пришел, и обрушила метели на страну. Умер цветущий сад. Все живое в лед вмерзло. Раскаялся царь, да поздно было…

Сказка зависла в воздухе. Мальчики молчали. Сенька проворчал, что хочет что-нибудь другое услышать. А Вовка вжался в подушку и изо всех сил сдерживал слезы. Бабушка поцеловала мальчиков и удалилась.

Вовка не мог заснуть. Перед глазами вихрем кружились картины умершего королевства и тайника с шалью. Он дождался, пока брат засопел, и спрыгнул на холодный пол. Очень тихо выбежал на улицу, в полной темноте, заливаясь слезами от страха, залез на секретное бревно и достал сокровище. Дрожа от ужаса, пролез на чердак — в этот раз было проще. Натерпелся жуткой жути в черном пространстве без единого лучика, еле нашел нужный сундук. Было так страшно, что даже не пытался сложить шаль аккуратно, швырнул на место и наддал вниз. И только под теплым родным одеялом выдохнул и разжал кулаки. Отогрелись босые ножки, сердце перестало выбивать барабанную дробь. Пришла радость: он все исправил. Так с улыбкой мальчик и заснул.

И снился ему чудесный сон. Словно бабушка, озаренная розовым светом, укутанная в накидку, легко поднимается на чердак. Там совсем не страшно: все блистает, как в сказке про волшебников. Бабушка поет красивую песню, скидывает летнее покрывало, прижимает к сердцу и убирает в сундук. В ее руках пожаром пылает осенняя шаль. Взмах — и уже на плечах. Но в короткий миг, что она парит в воздухе, огненным золотом вспыхивают леса.

Вовка сонно бормочет: «Здравствуй, Осень!»