У психологического факультета, на котором уже третий год грызла гранит наук Женька, было два достоинства, к процессу обучения не относившихся. Небольшой павильон метрах в пятнадцати от корпуса, в котором уставшим от постоянной тренировки мозгов студентам предлагали освежиться растворимым кофе, водкой из пластиковых стаканчиков и бутербродами со злым кетчупом. И огромный дубовый лес, в котором будущие психологи дружно прогуливали надоевшие занятия. Водку Женька не пила, а от растворимого кофе у нее начинались судороги, особенно в сочетании с кетчупом. В лесу же шумели деревья и цвели какие-то цветы - синие и желтые. А последние два месяца прогуливать занятия стало еще приятнее, потому что старый, школьный еще, друг Сашка нашел где-то полное собрание сочинений Кастанеды, которое они и читали, уединившись в лесу и забывая про то, что в этот самый момент их отсутствие отмечают на семинаре по истории психологии конца 20 века.

В тот день Сашка пришел, как и договаривались - к одиннадцати. Только вместо восьмого тома, который они собирались дочитать, с ним был какой-то мужчина, Женьке незнакомый. Сашка извинился. Сказал, что ему позарез нужно на факультет. Пообещал восьмой том отдать Женьке с собой. И попросил поговорить с Олегом, потому что "что-то с ним, Женя, не так, а что - не понимаю".

Женька, дурочка, обрадовалась. И после формальной процедуры представления: "Это - Женя, а это - Олег, ну я пошел" повела нового знакомого по цветам гулять и разговаривать. Говорили о поэзии. После трехчасовой прогулки присели где-то на поляне, и Олег достал из кармана рубашки таблетки.
- Это еще зачем? - строго спросила Женя.
- Это нужно. Я… в общем я их пью. Уже год.
- Ты что - наркоман? - отодвинулась на всякий случай, посмотрела испуганно. Не любила Женька наркоманов.
- Да нет… Я… Ты знаешь, что ты необыкновенная? - неожиданно спросил Олег.
- Это еще почему? - удивилась Женька. - У меня что - хвост? Или копыта на руках? Олег впервые за три часа улыбнулся и неожиданно начал рассказывать…

***

Олег и Маша поженились на пятом курсе. Благополучно получили на руки дипломы и уехали обратно в район, к родителям Маши. Работали на кирпичном заводе - он инженером, а она кассиром. Потом Маша забеременела, а Олег, как и полагается, обрадовался. Фрукты с рынка таскал, молоком поил до отвращения, на работу пытался не пускать. Даже голос на жену повышать перестал, чтобы маленького не волновать.

Четыре месяца не волновал. А тут… Ну непонятно было Олегу, даже после трех кружек пива, а может быть именно после них, как может его глубоко и заметно беременная Маша улыбаться тому парню в косухе и бандане, и даже согласиться потанцевать с ним на клубной дискотеке. Орал как никогда за всю их семейную жизнь. Даже, кажется, словом каким-то нехорошим обозвал. И не заметил, как у Маши мелко задрожали губы, и слезы в глазах застыли. До тех пор не заметил, пока она не вскочила на мотоцикл и не уехала на бешеной скорости в сторону дома.

А потом приехала милиция, и Олега повели длинным холодным коридором, и показали маленькую родную ручку с обручальным кольцом на пальце и тонким шрамом на внешней стороне ладони. Олег еще помнит, как кричал, что хочет видеть Машу, но Машу ему не показали. Сказали, что смотреть там, кроме руки с кольцом, не на что. Уже. Потом смутно вспомнилось, как стоял на табуретке и привязывал к притолоке веревку. И доктор со светящимся маятником перед глазами. И успокаивающие слова "ты не виноват, все проходит".

Из больницы Олег вышел с килограммами таблеток в карманах и звучащими в ушах словами "это был несчастный случай". В довесок ему было выдано затуманенное не то лекарствами, не то гипнозом сознание и полное нежелание общаться. Ни с кем.

***

- Я не знаю, что он со мной сделал, - закончил Олег свой рассказ. - Но я действительно почти забыл. А теперь я помню все четко, в подробностях, словно это вчера случилось. Да оно и случилось вчера для меня, потому что весь этот год я спал.
Помолчал немного и спросил жалобно:
- Я сумасшедший, да?
- Нет, - медленно подбирая слова, ответила Женя. - Ты не сумасшедший. Просто ты проснулся. Осталось совсем немного. Понять, как усыпить тебя снова.

***

Восьмой том Кастанеды сиротливо лежал на стиральной машине. Женя сидела на кухне и пыталась закурить первую в своей жизни сигарету.
Господи-боже-ты-мой-черт-побери! Две недели! Длинною в две жизни. Разговоры с утра до поздней ночи, лично, по телефону, до тех пор, пока на другом конце провода голос не становился вялым и сонным. О вине. О будущем. О детях. С примерами. Вот взять хотя бы Женьку. Детей не будет. Ни-ког-да! Что же теперь - умирать? А вина… Виноватых у нас Герцен искал. И примерно наказывал. А в жизни виноватых нет - есть роковые случайности. И просто ласковые добрые слова, от которых даже неизлечимо больному жить захочется. Да все, что угодно - и все напрасно. Потому что сегодня утром вернувшийся с затянувшегося свидания Сашка нашел Олега в квартире, которую они снимали на двоих, крепко спящим после не одного десятка таблеток димедрола.

А потом был длинный больничный коридор, и обшарпанная дверь самой дальней палаты. Если закричать в ней - никто не услышит. А он и кричал больше года, и палаты не было, и люди вокруг ходили - близкие, якобы. И все равно никто не слышал, только таблетками накачивали. Олег лежал на кровати, укрытый одеялом под подбородок. Бледный и почему-то казавшийся маленьким, хотя был выше Женьки почти на голову и крупнее раза в два. Присела, погладила его по волосам. И вдруг отчетливо поняла, что нужно делать дальше, чтобы больше никогда не ходить по длинному коридору, не курить на кухне и не подносить чашку ко рту мелко дрожащими руками. Олега надо спасти. Любой ценой. Потому что иначе с чувством вины придется жить ей. И вообще - не в вине дело. А в чем? Да какая, черт побери, разница. В том, что никто не должен лежать в этой дурацкой больнице, в которой никому нет дела до того, что ты чувствуешь. В том, что нужно жить, а не бесцельно шататься по собственной судьбе в поисках ответа на вопрос "как жить дальше". В том, что, наверное, Женька тогда была идеалисткой.

Олег открыл глаза. Бессмысленно посмотрел на стену сквозь Женьку и что-то пробормотал.
- Я все равно не останусь, - с трудом разобрала она.
- Хорошо, - Женя согласилась неожиданно легко, и сильно сжала его руку, лежащую поверх одеяла. - Только… подари мне еще одну неделю.
- Зачем, - Олег удивился, и в его глазах мелькнула заинтересованность.
- Затем, - очень по-женски огрызнулась Женька. - Подарки можно делать и без повода. Пообещай, что проживешь еще одну неделю.
- А можно я буду тебе звонить? - начал торговаться Олег.
- И даже приходить можно - и даже ночью. И ранним утром, - покладисто согласилась Женька, которая утром спала как накачанный снотворным слон.
- Ладно, - обречено согласился Олег. - Если ты просишь… Ладно.

***

И снова - все сначала. Долгие разговоры. Вина и ответственность. Жизнь, которая почему-то продолжается. Зеленые листья. И яблони в саду зацвели. Уже второй раз за то время, что ее нет. И надрывный крик в телефонной трубке "Отпусти меня! Неделя - слишком много". Снотворная таблетка под отчет - одна, на ночь. Чашка кофе, заваренная дрожащими руками. Бессонная ночь в обнимку с телефоном. И новое утро, которое ничего не меняет. Кто сказал про силу слова? Кто сказал, что им можно убить? И почему убить им можно, а вернуть к жизни - нельзя?

Ровно через неделю Олег ждал Женю в первой достопримечательности психологического факультета, торгующем злобным кетчупом и растворимым кофе. Оба пытались казаться равнодушными, приклеенные улыбки держались на славу - никаким растворителем не ототрешь.
- Я больше не могу. - Олег говорил страшные слова, не прекращая улыбаться. - Неделя прошла. Ты обещала.
- Хорошо. - Женя решительно встала с неустойчивого пластмассового стула и протянула Олегу руку.
- Пойдем.
- Куда? - Олег удивленно посмотрел на Женю, даже улыбаться перестал.
- Туда! - Женя показала рукой на крышу общежития, высокого, двенадцатиэтажного.
- Зачем? - Тупо спросил Олег.
- Затем, - еще более логично ответила Женя. - За тем, что ты хочешь.
- Погоди, - Олег вцепился в стул обеими руками, словно тоненькая хрупкая Женя могла оторвать его и увести насильно.
- Ты что, тоже?… Зачем Тебе? Посмотри вокруг, ведь у тебя все впереди - жизнь, лето, осень. Тебе не надо жить с чувством вины…
- А с чем я буду жить, по-твоему, если ты умрешь? - Впервые Олег услышал, что можно кричать шепотом. - И как я буду с этим жить? Ты сделал свой выбор, я сделала свой. Наши выборы совпали. Пойдем.
Женя решительно потянула Олега за руку, и он послушно поднялся.

На крыше было прохладно. Сильный ветер дул со всех сторон одновременно, солнце светило особенно ярко, а свежая весенняя зелень казалась подернутой какой-то мерцающей дымкой. Взявшись за руки, Женя и Олег подошли к краю крыши и посмотрели вниз.
- Вот, что видят птицы, - Неожиданно подумал Олег. - Вон, одна примостилась на карнизе и с интересом смотрит вниз одним глазом. Ворона. Черная. Чистит перышки клювом и поглядывает на нас с недоумением.
Перевел взгляд на Женю - она по-прежнему смотрела вниз, на улицу, не замечая ничего вокруг. Почувствовал, что она сделала глубокий вдох - неужели последний? Не может быть? Зачем? Зачем все это? Как радостно светит солнце. Уже совсем тепло - как летом. Еще неделя, и можно будет на речку выбраться - порыбачить, искупаться. А мать наверняка сажает картошку - сколько раз ей говорено, что все это можно купить на рынке, а она все равно в огороде копается. Помочь бы надо.
Женя качнулась вперед всем корпусом, молча, не предупреждая. От неожиданности Олег чуть не выпустил ее руку, но в последний момент крепко схватил и оттянул на середину крыши, подальше от края, на всякий случай. Крепко прижал к себе, зарылся носом в волосы, вдохнул глубоко и с чувством произнес нормальным, спокойным голосом.
- Господи, какой же я идиот!
Взял ее лицо в ладони, развернул к себе, посмотрел в глаза и отшатнулся. Женя смотрела на него невидящим взглядом. Словно рассматривала небо сквозь его лицо.

***

Перед порогом Сашка замялся. Покрутил пуговицу рубашки, непонятно зачем присел на корточки и заново зашнуровал туфли. Сделал глубокий вдох и решительно двинулся к входной двери. Неприветливая медсестра провела его по длинному холодному коридору через двери с мелкими решетками - по два замка на каждой.
- Что же вы их так запираете, словно они у вас буйные? - нервно пошутил Саша.
- Такие порядки, - буркнула женщина себе под нос. - И не лезьте, коль уж пришли. Эта ваша "не-буйная" сидит целыми днями и поет. Ни слова из нее не вытянешь.
Молча открыла последнюю дверь, пропустила Сашу вперед и захлопнула с оглушительным грохотом.
- Истеричка, - подумал Сашка. - Вот бы кого запереть.
Прислонился спиной к двери, обвел глазами комнату - тоска. Кровать, небольшая тумбочка и огромное пустое пространство. Место, где сходят с ума, - подумалось почему-то.
Женская фигурка сгорбилась в дальнем углу. Обхватила колени руками и раскачивалась в такт еле слышно напеваемой мелодии. Даже не вздрогнула, когда открылась дверь. Саша тихо прошел через палату, опустился на колени, прямо на холодный пол, взял Женю за руки.
- Я виноват. Но я же не знал, понимаешь?
Женя продолжала напевать, словно не слыша слов.
- Ты здесь, а мы остались нормальными. И у Олега все хорошо. Было бы. Если бы не ты. Ты понимаешь, что происходит? Неужели ты не можешь собраться? Ты хотела спасти одного человека, а в результате близка к тому, чтобы угробить троих. Ты же сильная, Женька. Или нет? Видимо нет. А я каждый день пытаюсь понять, как так могло случиться. Может быть тебя подменили? Почему ты молчишь? И зачем ты здесь сидишь, будто ты и вправду ненормальная. Ну Женька же, хватит петь, я сейчас тебя стукну!
Женя медленно подняла глаза и впервые посмотрела на Сашку. Неожиданно осмысленно, как раньше, только глаза были какие-то уставшие. Оборвала мелодию на середине и тихо произнесла чужим монотонным голосом:
- Мне… тут… солнышка не видно…