За окном сгущались промозглые осенние сумерки, огни фонарей отражались в черных лужах, через которые перепрыгивали спешащие прохожие. Все торопились скорее попасть домой, в тепло и уют. Ноябрь "стоял уж у двора", последний день октябрь был хозяином на улицах города и хулиганил во всю: покрывал по утрам лужи хрупкой корочкой льда, которая таяла к полудню, гонял взад-вперед тяжелые пузатые тучи, из которых шел то ли дождь, то ли снег. Холодный ветер норовил забраться под пальто и куртки, ноги были все время мокрыми: в сапогах и ботинках противно хлюпало, руки мерзли даже в перчатках. Я замерла словно в оцепенении, бездумно наблюдая за вечерней сутолокой через стекло, по которому барабанил бесконечный дождь. Потом, очнувшись, задернула тяжелые бархатные шторы и отошла от окна.

Гостиничный номер был роскошен, мне такой по статусу не полагался, но глава нашего холдинга хотел остановиться непременно в центре Санкт-Петербурга. А я - PR-менеджер - должна быть всегда рядом, на случай, если вдруг нагрянут журналисты. Небольшая частная гостиница располагалась в старинном особняке, и я чувствовала себя довольно неуютно среди чудом сохранившегося интерьера середины 18 века: мраморный камин, нарядный наборный паркет, огромное зеркало, расписанный херувимами потолок. В этот хмурый осенний вечер золото и пурпур, столь характерные для той эпохи знаки богатства и помпезности, делали небольшое помещение мрачным, но я утешала себя тем, что командировка продлится всего три дня.

День выдался напряженным, я устала, легла в постель, но уснуть не могла: в голове прокручивались вновь и вновь обрывки сегодняшних мыслей, фразы, произнесенные моим шефом на пресс-конференции и прочая профессиональная сумятица. Я смирилась с бессонной ночью, включила свет, вскипятила воду для кофе, поставила чашку с ним на тумбочку у кровати, достала из чемодана книжку и углубилась в роман в стиле "фэнтэзи". От чтения меня отвлекло жалобное мяуканье, прозвучавшее в ночной тишине пароходной сиреной. Я вздрогнула и начала ошарашено озираться по сторонам. Мяуканье повторилось. В углу номера на полу сидел крохотный черный котенок. Он посмотрел на меня, открыл розовый ротишко и издал еще одно душераздирающее "Мяу!". "Сейчас-сейчас, маленький", - пробормотала я, судорожно соображая, чем накормить малыша. Кажется, были сливки, их я добавляю в растворимый кофе, когда нет сил спуститься в бар и выпить настоящего. Я отыскала маленькое блюдечко, налила туда сливок, присела на корточки перед котенком и протянула ему угощение. И вдруг произошла мгновенная метаморфоза: милый пушистый комочек превратился в разъяренную фурию. Он выгнул спину дугой, злобно зашипел и вцепился мне в руку. Вне себя от боли и неожиданности, я попыталась освободиться, но ничего не получалось: котенок крепко впился в руку зубами и когтями передних лап, а задними драл нежную кожу, оставляя на ней множество глубоких царапин. Я кричала, но, казалось, крик запутывается в складках пурпурных портьер, отражается от стен, потолка - и глохнет, не проникая наружу. Едва соображая, что делаю, я схватила чашку с кофе и плеснула в своего мучителя.

Наконец-то мне удалось от него избавиться! На мою нежную, ухоженную кисть с длинными изящными пальцами было страшно смотреть. Кровь обильно лилась из многочисленных ранок, с покрытых розовым лаком ногтей крупные капли срывались вниз и гулко капали на паркет. Рядом раздалось злобное хихиканье: на том месте, куда секунду назад шлепнулся котенок, сидела отвратительная старуха. Выглядела она так, словно извела на себя целую коробку косметики. Белила были наложены таким толстым слоем, что еще чуть-чуть - и начнут отваливаться кусками, как штукатурка с обветшавшей стены. Тонкие морщинистые губы были обильно накрашены красной губной помадой, отчего рот казался непомерно огромным. Брови нарисованы черными широкими дугами, на щеках - кружки свекольного румянца. Одета она была в изумительной красоты бальное платье с широкой юбкой, с украшенными широкими кружевами рукавами, с расшитым жемчугом корсетом. Увидев ужас в моих глазах, старуха опять расхохоталась жутким каркающим смехом. "Что, красоту свою пожалела?" - прошамкала она. "Ишь, молодая да гладкая, ни морщинки на лице, ни сединки в волосах", - пробормотала страшная гостья, вглядываясь в мое лицо. Словно затем, чтобы лучше видеть, старуха на коленях стала медленно подползать все ближе ко мне, по-прежнему не отрывая взгляда от моего лица. Я стояла ни жива, ни мертва, не в силах пошевелиться. Меня сотрясала крупная дрожь, у ног на полу натекла уже лужица крови, в голове пульсировала тупая боль, я была на грани обморока. "Рука что, до свадьбы заживет, глаза бы твои бесстыжие выцарапать", - вдруг взвизгнула старуха. Этот высокий звук привел меня в чувство. "Бежать, прочь отсюда, немедленно!" - очнувшийся инстинкт самосохранения погнал адреналин по венам. Но как бежать, если между мной и дверью находится старуха. Окно? Второй этаж, слишком высоко... Я боялась взглянуть на старую ведьму, встретиться с ней глазами, но чувствовала ее приближение, ее сбивчивое бормотание, шелест платья по паркету. Иного выхода нет, я бросилась к окну, распахнула его... Совсем рядом гнулись под ветром ветви старой липы, последним отчаянным усилием я оттолкнулась от подоконника и прыгнула. Чудом мне удалось вцепиться в одну из ветвей, несколько мгновений я качалась на ней, затем острая боль в израненной руке заставила ее разжать. Я упала на колени, когда над головой раздался хохот старухи. Из последних сил я поднялась, ноги сами понесли меня к краю тротуара. По пустынной в ночное время улице приближался свет фар, я шагнула на проезжую часть и замахала руками. Водитель затормозил, я услышала, как хлопнула дверца, его шаги, он окликнул меня и взволнованно задавал какие-то вопросы, но я уже не слышала.

Очнулась я от стука в дверь, шеф неистовствовал за ней, выкрикивая, что еще 10 минут назад я должна была спуститься к машине и что из-за меня мы опоздаем на важную встречу. Я прокричала в ответ извинения, быстро оделась и выскочила из номера. В круговерти дел мне было не до воспоминаний о моем сне, но вечером, когда я вернулась в номер, они ожили во мне, пережитый кошмар вновь заставил учащенно биться сердце. "Надо разобраться, - подумала я, - иначе все повторится". Я разложила ноутбук и подключилась к интернету. Спустя пару часов ситуация начала проясняться: когда-то участок земли, на котором стоит особняк, где сейчас гостиница, был пожалован Петром 1 своему сподвижнику. Но строительство началось позже, уже после смерти императрицы Анны. Вельможная семья была богата, обласкана взошедшей на престол Елизаветой, в ней подрастала единственная дочь, которую любящие родители баловали без меры. Прелестная девочка принимала участие в маскарадах и театральных постановках, которые так любила императрица, изображая херувимов. Позже юная барышня блистала на придворных балах, окруженная восторженными поклонниками. Но ни одному из них не отдавала она своего сердца, считая себя богиней, которая должна принимать преклонения как нечто само собой разумеющееся. Она играла с мужчинами, то даря надежду, то лишая ее. Один юноша покончил с собой из-за нее, но и это не заставило прелестницу задуматься. Она лишь посчитала, что это происшествие добавит ее красоте романтический ореол трагичности. Из числа сватавшихся к ней родители выбрали достойного мужа, из родовитого дворянского рода, равного дочери по положению и богатству. Замужество оставило ее равнодушной, как и появившиеся дети. Она почти открыто изменяла мужу, все, что ее интересовало - бесконечные романы. Муж пытался увозить жену из столицы в имение, но императрица требовала вернуть "украшение двора", как она называла свою любимицу. Годы шли, на престоле воцарилась Екатерина II, от былой красоты и былых поклонников остались только воспоминания. Муж погиб в войне со Швецией, дети жили своими семьями. Всеми забытая, она коротала свои дни в одиночестве, пока не скончалась. Позже стали говорить, что неуспокоившаяся душа жестокой красавицы бродит порой по прежним покоям, проклятия отвергнутых и обманутых тяготеют над ней.

А мой сон пришел ко мне в ночь Хэллоуина, в ночь еще более древнего праздника Самхэйна - времени начала зимы. Это был главный праздник у древних кельтов, он символизировал конец старого и начало нового года, когда лето сменялось зимой, день ночью, жизнь смертью. Кельты верили, что на одну эту ночь открываются ворота в прошлое и будущее, устраняются все барьеры между материальным и сверхъестественным мирами. В это время все нереализованные надежды и планы умерших вновь возвращаются на землю, а их души спускаются к родным очагам. Души умерших могут принимать разные обличья, злые вселяются в животных, а самые опасные в котов. Вот кем была моя гостья из ночного кошмара, реалистичнее которого мне больше видеть, к счастью, не доводилось.