Вот и снова осень легкой поступью вошла в город. Тихо, босыми ногами прогулялась по теплому асфальту улиц и бульваров, заглянула в скверы, то тут, то там оставляя уверенной рукой художника яркие мазки.

И, конечно же, она не обошла стороной городской парк. Задрав голову, я осмотрел еще недавно сочно-зеленые кроны деревьев. Теперь они были разбавлены желто-красными пятнами. С каждым днем парк преображался, принимая образ, задуманный художницей. Вот, например, на этом дереве она выборочно разукрасила ветки в лимонно-желтый цвет. Получилось красиво: одна ветка зеленая, другая полностью желтая. А вон то дерево осень словно сбрызнула желтой краской, и издалека оно кажется зеленым в желтый горох. А дикий виноград, что обвил фонарный столб, за несколько дней превратился в пурпурно-бордовый. Художница-осень не перестает меня удивлять.

Впервые я познакомился с ней много лет назад в этом же парке. Мне тогда было годика три-четыре, и мы часто гуляли здесь с мамой. Тогда парк мне казался большим сказочным лесом, в котором жили не только ручные белки и синицы, но и злые волки, готовые схватить и утащить в чащу каждого ребенка, отошедшего в сторону от родителей. А мне так хотелось убежать далеко-далеко от мамы, самому найти дорогу к пруду или отыскать поляну, где мы кормили белок. Но отбежав чуть подальше, я все время оглядывался — идет ли мама следом, хранит ли меня своим взглядом?

А дикий виноград, что обвил фонарный столб, за несколько дней превратился в пурпурно-бордовый. Художница-осень не перестает меня удивлять.

Мы любили гулять с ней возле пруда: кормить уток хлебом, «ловить рыбу» прутиком и бросать шишки в ручеек, вытекающий из-под небольшого мостика. А еще у нас всегда были припасены орешки и семечки для белок. Те поджидали нас на тополиной полянке. Я подбегал к огромному дереву и, задрав голову, стучал по нему орешком. И, как по волшебству, рыжим комочком передо мной появлялась белка. Она держалась цепкими коготками задних лапок за кору дерева, а передними осторожно брала с моей или маминой ладошки припасенные угощения.

Там, на этой полянке, я однажды и познакомился с художницей-осенью. В тот день я долго стучал по дереву, но белки не появлялись. Обхватив тополь руками, я высматривал их среди листьев кроны. И вот тогда я заметил, что среди зеленых листочков появилось много желтых.

— Мама, смотри, листики кто-то разрисовал в желтый цвет! — закричал я.
— Это в город пришла художница-осень, — ответила мама и улыбнулась. — Она очень любит разрисовывать зеленые листья в яркие цвета.
— Это чтобы красивее было? — спросил я.
— Да. А тебе нравится?

Я оглянулся по сторонам. Оказывается, осень разрисовала листья не только на тополе, но и на других деревьях.

— Ух ты, — выдохнул я. — И когда она успела?

Теперь, приходя в парк, я бегал по аллейкам в поисках таинственной художницы. Мне так хотелось увидеть, как она рисует, но, увы… Осень умела прятаться. С каждым днем желто-красных листьев на деревьях становилось все больше, а таинственная художница все ускользала от моего взгляда. Лишь пробежит по макушкам деревьев, прошуршит листвой и осыплет меня, как в насмешку, цветными листьями — а ну-ка догони!

Я бегал за ней по всем дорожкам, поджидал у пруда, искал за каруселями, но она всегда ускользала, теряя в спешке золотые волоски. Ветер подхватывал их и носил между деревьями. Иногда мне удавалось поймать эти тоненькие золотые нити, но в моих руках они тут же исчезали растаявшей паутинкой.

Осень играла со мной в прятки, и мне это нравилось. И даже таинственный парк теперь мне не казался таким страшным, потому что со мной рядом была новая подружка. Она пряталась за листками, подсматривала за мной из-за деревьев, босыми ногами шлепала по пруду, оставляя расходящиеся по воде круги. Осень угощала меня терпкими ягодами калины, бросали под ноги грецкие орехи, и преподносила еще много приятных сюрпризов.

Он стал совсем старым. И когда я прохожу мимо, он скрипит и жалуется мне на сильный ветер, который отламывает у него сухие ветки.

С ней можно было встретиться везде. Единственным местом, которого она избегала, был небольшой соснячок на окраине парка. Когда вокруг не осталось уже ни одного зеленого листика, сосны, к моему удивлению, были неизменными. Это потому что они колючие, сделал вывод я. По ним босиком не побегаешь и руки все исколешь, разукрашивая.
Зато каким красивым стал парк!

С тех пор это мое самое любимое место в городе. А с приходом осени я гуляю в парке особенно часто. Теперь он мне не кажется таким большим как раньше, и я знаю здесь каждую тропинку и, наверно, каждое дерево. Вон тот тополь, на котором когда-то жили белки. Он стал совсем старым. И когда я прохожу мимо, он скрипит и жалуется мне на сильный ветер, который отламывает у него сухие ветки.

А вот эту красавицу-березку я помню совсем маленькой. Когда я увидел ее впервые, то решил, что кто-то потрогал ее грязными руками, оставив черные отпечатки на тоненьком белоснежном стволе. С тех пор всякий раз, когда мне хотелось до нее дотронуться, я проверял чистоту своих, чтобы не испачкать наряд красавицы.

А вот соснячок на окраине парка погиб. Однажды я забрел на его дорожки и увидел, что все иголки на соснах стали кирпичного цвета. Мне было больно смотреть на эти мертвые деревья. С тех пор я не люблю гулять в той части парка.

Он стал мне другом, и мы делили вместе горе и радости, встречали весны и зимы. Здесь я скрывался от летнего зноя и с нетерпением поджидал красавицу-осень.

Сюда в один из теплых дней октября я привел свою любимую девушку. Помнится, мы кидали друг в друга, как снежками, охапками опавших листьев и хохотали. А потом, уставшие, лежали на разноцветном ковре и смотрели, как желто-красные листки один за другим отрывались от тоненьких веток и, вальсируя, падали на землю. А осень шуршала в высоких макушках деревьев, проверяя, не пропустила ли она ни одного зеленого листика.

Шепотом, чтобы не спугнуть сказку, я тогда сделал своей любимой предложение руки и сердца. И она так же тихо дала мне согласие. А подружка-осень отреагировала на это бурной радостью. Шумным ветром она пронеслась по кронам деревьев, клены захлопали пятипалыми листьями, блестящими коричневыми градинами отбарабанили в нашу честь каштаны. А мы, счастливые, подскочили на ноги и стали снова догонять друг друга и обсыпать охапками ярких листьев.

И вот теперь я гуляю по осеннему парку со своим сынишкой. Не спеша, руки за спину, я бреду по аллее. Теплое осеннее солнце ласково пригревает сквозь поредевшую листву. Впереди по мелкому гравию катит за веревочку грузовичок, груженный каштанами, мой трехлетний сынишка. Он уже самостоятельный — вон как далеко ушел один. Все время оглядывается, проверяет, не слишком ли я отстаю. Мы направляемся с ним к пруду. Будем «ловить рыбу» прутиком и «бомбардировать» каштанами юркие каноэ, желтыми узкими листками срывающиеся в ручеек с плакучих ив.

Будем «ловить рыбу» прутиком и «бомбардировать» каштанами юркие каноэ, желтыми узкими листками срывающиеся в ручеек с плакучих ив.

Вдруг мой малыш присел на корточки и стал что-то рассматривать. А потом, бросив грузовичок, бросился со всех ног ко мне. Неужели чего-то испугался?

— Папа, папа, смотли какой я листик нашел! — прокричал он и протянул мне большой разноцветный кленовый лист. Цвета на нем смешивались яркими пятнами от ярко-зеленого к желтому, оранжевому, а затем и красному. Словно кто-то использовал его как палитру.
— Класивый, плавда? — сиял сынишка. — Я его маме подалю.
— Очень красивый, — согласился я. — А ты знаешь, кто его так разрисовал?
— Неет, — сынуля мотнул головой. — А ты знаешь?
— Это сделала моя давняя знакомая, художница-осень, — ответил я и взял сына за руку. — Пойдем, я покажу тебе места, где она особенно любит рисовать.