Я не хотела уезжать. Если бы время можно было остановить, я бы не задумываясь сделала это. Схватила бы стрелки часов непослушными пальцами и выдернула из уютного гнезда. Но я не могла, я не была всесильной, поэтому сидела в любимом кресле и горько плакала. Слезы, юркие и легкие, падали на чемодан, стоящий у моих ног, и разбивались о шероховатую поверхность.

- Солнышко, ты готова? - мама вошла в комнату и, увидев мое зареванное лицо, покачала головой. - Не пойму, чего так убиваться? Там намного лучше, чем здесь. Ты привыкнешь, вот увидишь. И довольно быстро.

Я что-то булькнула в ответ. Я была не в состоянии донести до нее, что привычка и любовь - не одно и то же.

Когда папе предложили контракт, подразумевавший собой переезд в Америку, все в семье очень обрадовались. Даже братишка Витя, хотя в его пять с половиной лет он вряд ли что понимал, весело хлопал в ладоши, поддерживая энтузиазм взрослых. Мама светилась от счастья и то и дело повторяла:
- Наконец-то заживем как люди. Наконец-то уедем из России, где к людям относятся как к собакам.

Когда папе предложили контракт, подразумевавший собой переезд в Америку, все в семье очень обрадовались.

Бабушка одобрительно кивала, вторя маме, мол, переедете в Штаты, а потом и мне вызов пришлете, на старости лет как человек поживу. А я… расплакалась. Я не хотела никуда уезжать: ни в Америку, ни в Германию, ни во Францию, ни в Бразилию… Мой дом был здесь, в России, среди вольных русских степей, прекрасных красавиц-берез, уютных лесов и, что уж говорить, в сердце гордой прелестницы Москвы. Мой дом был здесь - среди понятного мне русского народа, дорогих сердцу традиций и русских запахов. Запахов русских блинов, майской черемухи, сочной травы. Запахов, которые давным-давно, еще в детстве, проникли в мое сердце и стали частью меня.

Я пыталась объяснить это маме. Честно пыталась. Я рассказывала ей, как люблю свою страну, как мне нравится ощущение того, что я здесь хозяйка, а не гостья. Я приводила примеры неудачных эмиграций. Я кричала, что ненавижу другие страны с фальшивыми улыбками их обитателей и странными для русского человека традициями. Ничего не помогало: родители приняли решение.

За день до отъезда я ускользнула из дома и побрела куда глаза глядят. Ноги сами несли меня в неизвестность, и очнулась я лишь в парке Покровское-Стрешнево. Прислонилась спиной к дереву, закрыла глаза и вдохнула полной грудью, стараясь вобрать в себя как можно больше родного воздуха и надолго запомнить этот запах. Запах России. Запах моей страны. Кто-то тронул мою коленку. Я открыла глаза: передо мной стоял лохматый темный пес и смотрел на меня умными, чуть грустными глазами. Я присела на корточки и потрепала собаку за ухом, роняя слезы на блестящую шерсть. Шершавый язык прошелся по моему лицу, черная лапа доверчиво легла в руку.

- Граф, - услышала я, и собака в тот же миг отошла и потрусила к невысокому старичку, появившемуся из-за кустов. - Ах ты разбойник. Обижаешь девушку? - с укоризной сказал хозяин и перевел взгляд на меня. - Испугались? Не бойтесь, он не кусается.
- Я и не боюсь, - ответила я, наспех вытирая лицо. - У Вас чудесная собака.
- Чудесная, - согласился тот и покачал головой, по-прежнему глядя на меня. - У Вас все в порядке, моя милая? Никто Вас не обидел?

Всю дорогу до аэропорта я изо всех сил старалась запомнить мельчайшие подробности российского пейзажа.

И такое сочувствие было в его голосе, такая теплота, что слова сами собой хлынули из горла. Я сбивчиво, сама не понимая зачем, рассказала ему о своей проблеме и своих чувствах. Он слушал с задумчивым видом, чуть наклонив голову, а когда я, наконец, умолкла, сказал:
- Поезжай, милая. Поезжай. Если твои чувства истинны, если твоя любовь искренна, ты вернешься сюда, в свою страну. Ты приедешь обратно и скажешь: «Здравствуй, мама. Наконец-то я дома». Потому что Родина - вторая мать. А если желания возвращаться не будет, то живи там и не тужи. Твои слезы сейчас - страх перед неизвестностью.

Я сделала глубокий вздох и снова погладила подошедшего Графа. Тот словно был солидарен со своим хозяином, с грустью смотрел на меня и вилял хвостом в надежде подбодрить.

- Солнышко, ты готова? Я не поняла твой ответ, - чуть резче спросила мама, вырвав меня из облака воспоминаний. - Пойдем, уже пора.

Я встала, взяла чемодан. Всю дорогу до аэропорта я изо всех сил старалась запомнить мельчайшие подробности российского пейзажа. Я полной грудью вдыхала воздух, я с упоением слушала русскую речь. В самолете я закрыла глаза, надела наушники, включила плеер и отрешилась от действительности.

Морозный ветер подул прямо в лицо. Снежинки, искрясь в освещенном фонарями ночном воздухе, танцуя, оседали на голову, плечи, грудь. Где-то вдалеке, мешаясь с радостными голосами людей, звучала песня. А я стояла с широкой улыбкой на лице и дышала. Дышала родным воздухом. Дышала Россией. Я, теперь совершеннолетняя, свободная в своем выборе, стояла у аэропорта и плакала от счастья. Позади были три тяжелых года чужбины. Позади были скандалы по поводу моего возвращения. Позади были фальшь и чужеродные традиции.

- Здравствуй, мама, - сказала я с чувством. - Я вернулась. Я так скучала.

Ветер бросил мне в лицо горсть снега, словно приветствуя, и подарил неповторимый запах, который в день отъезда я навсегда сохранила в своем сердце. Самый прекрасный запах на свете - запах Родины.