На главную
 
 
 

Город детства
Автор: Лиса Лисистая / 11.04.2011

Город детстваПромокший город, с подсохшими проплешинами асфальта. Хрусткий лед под колесами трещит от веса машины и лопается, обнажая весенние лужи.

Я заруливаю в старый дворик. Тот, в котором провела детство. Девятиэтажный дом. Он сильно отличается от новостроек, которыми окружен весь квартал. Посеревший, безликий.

Выхожу из машины, прохожу по газону, влипая сапогами в грязь.

Скрипящие, проржавевшие качели, с облупившейся краской и деревянной седушкой, расписанной фразами. Вот и наша: «Мы здесь были. 11.07.1994». Почти стерлась.

Я закрываю глаза.

Солнечный луч назойливо лезет сквозь паутину штор, слепит меня через закрытые веки. Я жмурюсь, морщу нос и чувствую, как мама целует меня в щеку. Просыпаюсь, скидываю одеяло и босиком мчусь на кухню. Сажусь на стул и подсовываю руки под попу — холодно. Бултыхаю ногами — жду, пока мама положит мне завтрак.

Скрипящие, проржавевшие качели, с облупившейся краской и деревянной седушкой, расписанной фразами. Вот и наша: «Мы здесь были. 11.07.1994».

За окном гудят машины, троллейбусы — выглядываю в окно. Напротив нашего дома стоит девятиэтажка, она в тени. Там наверняка еще прохладно. Закидываю в себя блинчик и запиваю всё это молоком из треугольного пакета.

Переодеваюсь за пару минут и вытаскиваю с балкона «Салют». Мама едва успевает чмокнуть меня в макушку, как я уже спускаюсь с велосипедом по лестнице, гремя разболтанной рамой на весь подъезд.

Кручу педали и запускаю время — мимо проносятся подъезды, раскрашенные коричневой краской; асфальтовая площадка, на которой мальчишки играют в баскетбол; аллея деревьев, с зелеными листочками.

На улице еще никого нет, но я точно знаю, что когда доеду до третьего подъезда и тренькну в блестящий звонок велосипеда — с балкона четвертого этажа высунется лохматая голова с двумя косичками, и Ленка махнет мне рукой. А через две минуты она выбежит из подъезда со своим велосипедом «Кама», а вслед ей будет кричать мама, чтобы Ленка вернулась и доела бутерброд. Но мы уже не услышим — будем далеко.

Сворачиваем в переулок и проезжаем по всем ямам. Мы несемся в Речной Порт — там по утрам очень много теплоходов, отправляющихся в путешествие, и нам жуть как хочется посмотреть на них и помахать им рукой.

Огромная каменная дамба уносится далеко вперед. Ложимся животом на каменный парапет и свешиваемся вниз. Плиты, сложенные как клеточки в тетрадке, падают узором к воде.

— Пойдем, — Ленка заговорщически улыбается.

Переваливаемся через перегородку и мелкими перебежками спускаемся к реке. Вдалеке сигналит пароход, под ногами мелкие камушки, прибитые волнами. Садимся на раскаленные квадратики плит и затихаем. «Омик» фыркает и разрезает реку на две половинки. В этом месте вода снова склеивается, слепляется и становится ровной гладью.

Мы сидим так уже час, кажется. Солнце напекло голову, а в глазах уже пляшут зайчики. Поворачиваюсь к Ленке и она вся — расплывчатое пятно. Смеюсь:
— Ленка, ты один сплошной солнечный заяц. Ушей не хватает.

Поднимаемся к парапету, садимся на велики и проезжаем мимо толпы людей — они только сошли с «Омика». Маленький карапуз идет с эскимо — оно капает и стекает на его пальцы и он не успевает их облизывать. Подъезжаем к тетеньке под зонтиком, достаем несколько монет и отдаем ей. Взамен получаем два холодных эскимо — на шоколадной глазури до сих пор изморозь.

Я круглю глаза — на «ту сторону» мы никогда не ходили. Нам внушают, что ходить «туда» одним нельзя. Но любопытство берет верх, и я киваю — едем!

— И газировку, — протягивает Ленка еще одну монетку.

Шипучий лимонад смешно пузырится, брызгает в нос, и всё время хочется чихнуть.

— Поехали на колхозку? — предлагаю я.

Едем по дамбе Речного Порта, проезжаем пляж «Локомотив» — показываем пальцем на пузатого дядьку, в красных плавках. Он смешно выпятил живот и прикрыл глаза рукой — загорает или высматривает кого-то?

Доезжаем до Центрального железнодорожного вокзала, сворачиваем в улочку и выезжаем прямо к рынку. Цветное тряпье, сваленное в кучу; горы семечек с картонками «Кубанские»; пирамиды из урюка, кураги и чернослива. Здесь же стоят улыбчивые продавцы, в пилотках из вчерашних газет — продают арахис в кожурке. Рядом со мной проходит большая тетка, у неё на шее огромная связка баранок. Они висят на веревке плотными кольцами и пахнут на весь торговый ряд. Только сейчас понимаю, как сильно хочу кушать. Тетка такая большая, что сама очень похожа на теплую и ароматную баранку. Она перехватывает мой взгляд, улыбается и протягивает мне один кругляш:
— Держи.

Я хватаю кружок булки с дыркой посередине и кричу:
— Спасибо!

Мы выезжаем с рынка, и я останавливаюсь. Ленка встает рядом со мной и завороженно смотрит, как я разламываю баранку, отдаю ей одну половину. Мы вгрызаемся зубами в половинки колечка и прислоняемся к кирпичной прохладной стене какого-то здания.

— Куда еще поедем? — Ленка дожевывает последний кусочек.

Я пожимаю плечами.

— Поедем на ту сторону? — шепчет Ленка.

Я круглю глаза — на «ту сторону» мы никогда не ходили. Нам внушают, что ходить «туда» одним нельзя. Но любопытство берет верх, и я киваю — едем!

Трущобы — они пугают безмолвием и гулким эхом. Кажется, здесь уже давно никто не живет. Посеревшие подбоченившиеся дома стоят в ряд и друг напротив друга. Хранят хмурость прошлого, привлекают своей запретностью. Ленка стоит, жмется к дереву и боится идти первая. Глупая бравада толкает меня к этому замшелому дворику.

Теперь мне не так страшно, ведь нас двое. Ленка идет сзади. Проходим по небольшому дворику — полуразрушенные дома стоят в ряд.

Кажется, что время здесь остановилось, замерло, застыло. И только дребезжание сломанной рамы моего велосипеда нарушает эту тишину. Пыльные грязные окна подглядывают за каждым моим движением. За горло хватает страх, цепляется липкими лапами и скользит по спине холодной ладонью. Оборачиваюсь — Ленка стоит, вжавшись в березу.

Зачем я сюда иду? Пощекотать свои нервы? Детское любопытство. Оно толкает меня дальше. Кажется, в окне второго этажа мелькнул силуэт. Ноги трясутся. Сжимаю кулаки. Слышу шорох — снова оборачиваюсь, Ленка прикрывает рот рукой. Под ноги бросается что-то — визжу изо всех сил! Полосатый бездомный кот шарахается от меня в сторону и шипит. Выдыхаю. Машу Ленке — иди сюда. Семенит, опасливо оглядываясь. Шикает на кота, и мы идем уже вместе.

Теперь мне не так страшно, ведь нас двое. Ленка идет сзади. Проходим по небольшому дворику — полуразрушенные дома стоят в ряд. В некоторых осталась только одна стена, украшенная зелеными обоями — такие продают во всех магазинах — одинаковые. Время остановилось.

— Ленка, — шепчу, — Ленка, ты велик, там оставила?
— Ик, да, — икает подруга.
— Быстро беги, если чего. Я-то тебя обгоню, поэтому изо всех сил старайся.

Ленка икает в два раза быстрее и резко перестает.

Сзади раздается кашель. Хриплый, страшный, жуткий. Я чувствую, как сердце ныряет куда-то и стучит везде — в горле, в груди и даже в коленках. И громкий визг под ухом. У меня уже нет сил — визжать, за меня это делает Ленка. Она заливается сиреной. Я медленно оборачиваюсь и вижу, что в том конце дворика, откуда мы пришли — стоит невысокий мужичок.

Густые брови нависают над глазами, клочковатые волосы торчат в разные стороны. На нем оборванная рубаха и растянутые треники, а на ногах тапки — один из них с дыркой на большом пальце. Я успеваю заметить это всё за секунду. Он снова кашляет и рычит.
Ленка срывается с места и бежит. Убегает от меня, и я вижу, как она проносится мимо этого старика и исчезает. А у меня ноги как будто прибиты к земле, словно их набили ватой, и я не могу двигаться. Мне жутко, и я уже представляю, как мои родители будут плакать и говорить, что у них росла замечательная дочь, что она училась в музыкальной школе, приносила из школы одни пятерки. И я точно знаю, что они не будут обижаться на меня за то, что я сюда полезла. Они меня поймут. И я так сильно их люблю!

Старик снова зарычал что-то, потом вдруг прокашлялся и сказал хриплым голосом:
— Иди сюда, дочк.

Сзади раздается кашель. Хриплый, страшный, жуткий. Я чувствую, как сердце ныряет куда-то и стучит везде — в горле, в груди и даже в коленках.

Я, повинуясь какому-то непонятному чувству, переставляю ноги и подхожу ближе. Чувствую, что колеса велосипеда, который я держу за руль и веду рядом — не едут. Смотрю вбок — так и есть… спустило колесо. Не уеду. И не сбежишь — велик жалко. Папа подарил. Они его всей мастерской собирали из «Рябинки», «Салюта» и еще какого-то аппарата. И колеса мне папа новые поставил. И раму обещал прикрутить… Я стискиваю зубы и кричу старику:
— Я тебя не боюсь! Понял? У меня папа ого-го! Понятно? Уходи щас же!

Но старик тоже меня не боится. Он беззубо улыбается и подзывает жестом. Почему-то подхожу еще ближе. Старик хрипло смеется и чешет локоть — в этом месте у рубахи тоже дырка.

— Колесо прохудилось, — рычит он. — Погоди, щас сделаем.

Ленка приезжает обратно с мальчишками с нашего двора. Они вооружились палками и настроены воинственно. Видят меня, сидящую на крылечке разваленного дома, грызущую яблоко. Старик пыхтит и качает колесо. У всех глаза лезут на лоб.

Спустя полчаса мы уже все вместе сидим на скрипучем крыльце, и старик рассказывает нам историю этих трущоб. Как он жил здесь со своей семьей, как они с женой ждали переезда. Жена умерла, так и не дождавшись новой квартиры. Детей у них не случилось.

Мы молчали. Я спросила:
— А почему же вы не переедете? Ведь в новых домах, наверное, так красиво!

Старик затянулся папироской и выдохнул серый дым:
— Это мое прошлое. Это мой город — мой маленький город, — взъерошил волосы. — Я уже не смогу сюда вернуться, если уйду.

Захохотал и прорычал:
— А теперь по мамкам, по папкам! Ну-ка! Бегом!

Мы вернулись во двор, когда уже стемнело. Собрались вокруг качели и молчали. Потом, Ленка достала палочку, и долго выскабливала на деревянной седушке: «Мы здесь были.» А кто-то из мальчишек добавил: «11.07.1994».

— Чтобы все знали, что мы здесь жили.

— Это мое прошлое. Это мой город — мой маленький город, — взъерошил волосы. — Я уже не смогу сюда вернуться, если уйду.

Я открыла глаза.

Качели скрипнули.

В этом дворе больше никто не ездит на велосипедах. Ни один. Теперь здесь нет детской площадки — вместо неё огромная стоянка для автомобилей. На месте трущоб стоит новая четырнадцатиэтажка, и не осталось ни одной детали, напоминающей о прошлом. Но я побывала в городе моего детства. Он есть, в моей памяти. И всегда будет. Стоит только закрыть глаза.

Достаю из сумки ручку и выцарапываю синим: «Я сюда возвращалась. 13.03.2011».

 



 
 

Что не так с этим комментарием ?

Оффтопик

Нецензурная брань или оскорбления

Спам или реклама

Ссылка на другой ресурс

Дубликат

Другое (укажите ниже)

OK
Информация о комментарии отправлена модератору