…Оглядываясь назад, я могу сказать, что самую сильную и яркую любовь, внезапную, как солнечный удар, я испытал семь лет назад.

В то памятное лето я окончил колледж и на радостях решил навестить дядю. Дядя Леон в нашей семье был личностью полулегендарной: ученый, отдавший много лет военной промышленности. Все его работы покрывала тайна, и под этот покров не удавалось проникнуть даже моему жгучему любопытству. Когда-то дядя был женат, но жена давно умерла, а скоро за ней ушла и маленькая дочь. Отойдя от дел, он купил дом в захолустье, в двух милях от деревушки S и зажил анахоретом, лишь изредка звоня нам.

Весьма приятно проведя полдня в дороге, я добрался до небольшого двухэтажного коттеджа, утопающего в зелени. И вот я стою на пороге и предвкушаю появление дяди — высокого, грузного, сильного мужчины с пышной гривой седеющих волос, за что я его по младости лет прозвал дядя-Лев.

Но дверь мне открыла она… Самая красивая девушка на свете. Невысокая, хрупкая, с золотисто-смуглым точеным личиком, изумрудно-зелеными глазами и гладкими волосами цвета воронова крыла. Я уже не был робок с женщинами, а тут почувствовал, как язык прилип к гортани, и я не могу издать ничего, кроме мычания. Выглядел я, наверно, круглым дураком, но тут за плечом красавицы показался дядя и, сияя, обнял меня.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что самую сильную и яркую любовь, внезапную, как солнечный удар, я испытал семь лет назад.

— Вы еще не познакомились? Галатис, это Макс, мой племянник, шалопай и добрый малый. Макс, это Галатис.

Девушка улыбнулась мне и подала тонкую прохладную руку. Вот тогда от ее прикосновения и улыбки я и потерял голову…

— Предвижу твой вопрос. Нет, Гала не прислуга, не родственница и не моя внебрачная дочь. Она — женщина, которая скрашивает жизнь старому одиночке. Такой ответ тебя устроит?

Это была правда. Гала не просто скрашивала жизнь дяди, она расцветила ее яркими красками. Под ее волшебной рукой цвели розы и орхидеи в саду, а маленький бассейн наполнялся прозрачно-лазурной водой. В прохладной столовой овальный стол накрывался хрустящей скатертью, ставились приборы из тончайшего фарфора, и блюда, достойные королевского стола, источали божественные ароматы. Я, зная дядину неприхотливость, удивлялся, а он посмеивался:
— С возрастом я стал ценить домашний уют, мой мальчик!

Дни стремительно пролетали, а я даже не замечал бега времени. Видеть Галатис каждый день, слышать ее голос, смех стало для меня потребностью. Мы гуляли, купались в бассейне, загорали, болтали обо всем на свете. Гала оказалась на редкость эрудированной девушкой, казалось, нет ничего, чего бы она ни знала, о чем не имела бы своего мнения.

И чем дальше, тем больше я удивлялся: что держит такую красивую, столь богато одаренную девушку в этой глуши? Дядя ее любил, но вот любила ли его она? Я никогда не видел Галатис в грустном, подавленном или раздраженном настроении, она всегда была мила, добродушна и весела. Она трогательно заботилась о дяде Леоне, но любви в ее глазах я не видел.

Наконец, я пересек роковую черту. Мы сидели вдвоем у бассейна, совсем рядом, и тут я ее поцеловал. Поцелуй длился долго, настолько долго, что я подумал: мои чувства взаимны…Потом она отодвинулась, и я увидел в ее взгляде странное выражение: что это было? Потом она засмеялась и заговорила о чем-то другом.

В эту ночь я не спал, и она пришла ко мне… Она подошла к кровати, смутно белея в темноте, скинула платье и скользнула ко мне под одеяло. Притворяться дальше спящим было глупо.

— Гала…
— Шшш… — прошептала она и прижалась ко мне гибким прохладным телом…

Пришла она и следующей ночью, и еще, еще, и уходила так же под утро. Меня распирало от счастья, я был так счастлив, что даже не испытывал угрызений совести перед дядей. Меня удивляло самообладание Галатис: страстно отдаваясь мне ночью, днем она вела себя со мной как ни в чем не бывало. Но задуматься над этим мне было некогда: я решил, что признаюсь дяде во всем и увезу Галатис с собой. Жизнь без нее мне казалась бессмысленной.

Дяди не было. Я подошел сзади и поцеловал ее в шею. Она дернула плечом, посмотрела на меня и улыбнулась. Я присел на краешек стола.

Я спустился в кухню. Гала, стоя ко мне спиной, варила кофе. Дяди не было. Я подошел сзади и поцеловал ее в шею. Она дернула плечом, посмотрела на меня и улыбнулась. Я присел на краешек стола.

— Гала, ты поедешь со мной?
— Зачем?

Признаться, такого простого вопроса я не ожидал. И сбивчиво начал ей объяснять, что если люди любят друг друга, то они должны быть вместе… Я ее люблю, и она меня тоже. Ведь любит? Иначе, зачем она приходила ко мне этой ночью… и в другие ночи?

— И что?

Она глядела на меня ясными глазами, потом посмотрела поверх моего плеча. Я обернулся — на пороге стоял дядя. Конечно, он все слышал…

В этот же день я уехал. Дядя не уговаривал меня остаться. Он выглядел усталым и больным, но ни словом меня не попрекнул. Галатис попрощалась со мной тепло, будто между нами ничего не было. И я уехал, унося в своей душе обиду, досаду, стыд перед дядей и больше всего — горечь неразделенной любви.

***

Прошло время, и моя душевная рана зажила. Я встретил чудесную девушку Марию, которая стала моей женой и матерью моих детей. Прошло семь лет, и я решил снова навестить дядю, от которого давно не было звонков. Признаться, и Галатис я тоже хотел увидеть, уже не девушку, а взрослую, красивую женщину.

Это было грустное возвращение. Волшебство ушло из дядиного дома, на всем лежала печать запустения: сад зарос бурьяном, дно давно высохшего бассейна покрывала корка грязи. А кабинет был прежним, изменился сам хозяин. Дядя с трудом встал мне навстречу, и я понял, как он постарел и одряхлел. Его могучее тело обрюзгло, волосы стали совершенно седыми.

— А где… Галатис? — невольно вырвалось у меня.

По дядиному лицу пробежала судорога.

— Она ушла. Давно.

Галатис ушла… Она ушла и унесла с собой душу этого дома. И дядину душу. Он часами сидел у себя в кабинете или в маленькой комнатке на втором этаже, очень много пил. Однажды мне пришлось его провожать на второй этаж: я боялся, что он свалится с лестницы и свернет себе шею. Он открыл дверь ключом, зашел и быстро закрыл. Но я успел увидеть краешек кровати и босую ногу. Женскую ногу. Женщина в этом доме?

Он открыл дверь ключом, зашел и быстро закрыл. Но я успел увидеть краешек кровати и босую ногу. Женскую ногу. Женщина в этом доме?

Проходя мимо загадочной комнаты на следующий день, я увидел, что дверь приоткрыта. Дядя, я точно знал, сидел у себя в кабинете. Я постоял немного в коридоре, чувствуя, как бьется сердце и взмокли ладони. Так, наверно, чувствовала себя жена Синей Бороды перед запретной комнатой. И все-таки я зашел.

Комната была розовой. Розовые обои, розовые, плотно задернутые шторы. Овальная кровать с розовым покрывалом. А на ней — девушка в легком платье. Я тихонько присел в кресло рядом. Галатис нисколько не изменилась за эти годы. То же дивное тело, прекрасное лицо. Она лежала совсем тихо, так тихо… Я нагнулся, пытаясь уловить дыхание, трепет сомкнутых ресниц. Взял за руку, пробуя нащупать пульс. Позвал ее по имени, схватил за плечи, встряхнул…

Когда я вышел, моя голова кружилась. Галатис не дышала, у нее не было пульса, но она не выглядела мертвой! Летаргический сон? Или…

— Макс! Зайди ко мне.

Я вздрогнул, услышав дядин голос. Взял себя в руки и пошел к нему, стараясь ничем себя не выдать. Дядя сидел в своем кресле, перед ним стояла початая бутылка виски, но выглядел он трезвее, чем вчера.

— Выпьешь со мной?

Я кивнул. Он налил два стакана, один подал мне, второй опрокинул в рот.

— Ты уже знаешь?
— Что?

Дядя без слов повернул ко мне монитор, и я снова увидел розовую комнату, снятую сверху, кровать и тело на ней. Черт, камера…

— Дверь была открыта… — пробормотал я, как будто это могло служить оправданием!
— Я забыл ее закрыть.
— Дядя, она мертва?
— Нет.
— Она не дышит, она холодная, и у нее нет пульса. Она умерла?
— Она никогда и не была живой.
— Что?!
— Ты до сих пор не догадался? Галатис не человек, она андроид. Экспериментальный образец. Я всю жизнь был одинок… И вдруг подумал: почему бы не сделать для себя то, что я делал для других? И я создал ее… Она само совершенство… Она была бы похожа на Анну, если бы та дожила до ее лет… Я создавал ее как друга, компаньона, хозяйку дома, женщину и просто как отраду для глаз. Старый дурак…

— Почему? — Дядя уселся в кресле поудобнее. — Ну как… Рано или поздно ты обо всем бы узнал. И что стало бы с Галатис?

Он налил еще виски, выпил, не предлагая мне.

— Я думал, что этого мне будет достаточно. И ошибся. Ты видел ее, ее невозможно не полюбить… Она принадлежала мне, а я захотел невозможного. Сентиментален стал к старости, захотел ответной любви… Мальчик мой, можно внушить андроиду почтение, страх, уважение, но не любовь… Я пробовал много раз, у меня ничего не вышло. И тут появился ты… Я подумал, может быть, дело во мне? Я заложил в Галатис человеческие представления о красоте и гармонии, а ведь я сам стар и далеко не Аполлон… Я подумал: если она сможет полюбить тебя, молодого, красивого, то не все еще потеряно…
— Нет, дядя…Она улыбалась, целовала меня, мы даже спали…
— Знаю, я сам присылал ее к тебе.

Я проглотил это признание.

— Я предложил ей уехать со мной…
— И это знаю, я предполагал, что ты так поступишь. И приказал Галатис отказать тебе.
— Почему?
— Почему? — Дядя уселся в кресле поудобнее. — Ну как… Рано или поздно ты обо всем бы узнал. И что стало бы с Галатис? Куда бы она пошла? Допустим, она андроид. Но я-то пока еще человек…

Он замолчал, я молчал тоже. Когда тишина стала невыносимой, я спросил:
— Что с ней случилось?
— Вышла из строя… Я слишком много над ней экспериментировал.
— Ты можешь ее починить?
— Зачем?
— А сделать другую?
— Зачем? В этом доме хватает мертвецов…

***

Я стоял на террасе. Меня била крупная дрожь.

«В этом доме хватает мертвых».

И мне вдруг очень захотелось услышать живых. Я позвонил жене.

— Мария, я еду домой.
— Уже?
— Я скучаю по вам…

Я пожал ему руку, обнял на прощание. И взглянул поверх его плеча на окно с розовыми занавесками, будто ждал увидеть в нем кого-то.

Дядя к моему отъезду отнесся понимающе.

— Все правильно. Живые должны жить среди живых.

Мне было жгуче жаль этого старого, сломленного человека.

— Дядя, может, ты поедешь со мной? Будешь жить рядом с нами?
— Спасибо, Макс. Но здесь мой дом…

Он проводил меня до ворот. Я пожал ему руку, обнял на прощание. И взглянул поверх его плеча на окно с розовыми занавесками, будто ждал увидеть в нем кого-то. Но занавески не шевелились, в окне никого не было.