— Тебе пломбир или эскимо? — коллега пригласил Анну в парк и пытался поухаживать. Молодая, ладненькая блондинка нравилась многим, но сближению всегда мешала одна ее странность. Анна почти всегда молчала, а выражение ее симпатичного личика не выдавало секрет, приятны ей ухаживания или нет.

Не дождавшись от Анны ответа, мужчина зашагал по парковой дорожке к очереди у прилавка с мороженым, обходя гуляющих, живые статуи на ходулях, клоунов и прочих участников летнего праздника Ивана Купала. День выдался погожий. Вскоре предстоял концерт популярной группы, а после него — гвоздь программы — запуск дирижабля, возле которого осталась Анна.

Такой молчаливой, замороженной рыбою Анна родилась. Вся в своих родителей. Думала Анна и впрямь неторопливо, зато говорила кратко и действовала точно. Никто не знал, что одновременно в ее белесой головке сотни мыслей и вопросов аккуратно ранжировались по значимости и становились в очередь на умственный ресурс. Важное созревало вовремя. Вопросу «Пломбир или эскимо?» достался далеко не первый номер.

Меж тем огромный дирижабль с рекламой муниципального округа на ярком круглом боку уже рвался в небо. Любознательные граждане толпились рядом.

Внимание привлекал и пилот дирижабля — рослый детина в тельняшке и грубых штанах, с подзорной трубой на ремне, с темными кудрями и загорелый, как карибский пират. Гондола была еще удивительнее: не корзина, знакомая всем по кино и картинкам, а вполне себе водная лодка из листового металла, довольно большая и глубокая, даже с веслами, привязанными к петлям на бортах. Будто загадочному Пирату вдруг наскучила водная стихия, и он временно сложил паруса, чтобы заделаться воздухоплавателем.

Разогретый дирижабль приподнял лодку над парковым газоном, и она висела в полутора метрах от земли, удерживаемая тросами. На лодку вел трап, и особо храбрые уже взобрались по нему. Не удержалась и Анна.

Внутри по периметру этого забавного судна располагались поручни, за которые крепились сумки c инструментами и припасами, топливные баллоны и мешки с балластом. Посередине лодки стоял агрегат, латунный блеск которого, вентили и приборы со стеклышками на передней стенке напомнили Анне торфяной котел, который она видела на выцветшем фото своего прадедушки-мельника. Агрегат мерно гудел, струйка пламени вырывалась из него в направлении отверстия в пузатой оболочке дирижабля.

Пират сердито выпроваживал зевак вон из лодки, лишь Анна задержалась, чтобы сделать снимок диковинного котла. Тут мощным рывком корму лодки подбросило вверх, будто оборвался трос. Анна вцепилась в самый большой вентиль, ноги у нее подкосились. Под весом Анны вентиль сорвался с резьбы, пламя в котле взревело, лодку дернуло из стороны в сторону. Болтаясь на баранке вентиля, Анна краем глаза увидела, как за бортом уходят вниз крыши высоток.

Стоило вспомнить о прадедушке, который давно на небесах, как жуткая сила потащила туда же, к облакам, и ее, Анну, да еще и в странной компании. Какие-то полчаса назад ей и в голову не могла прийти мысль о близости собственной гибели где-нибудь в стратосфере.

Пират же, напротив, хоть и ударился о поручни при резком взлете, хладнокровно достал инструмент, расторопно забил клин под сорванный вентиль и снова сомкнул оцепеневшие пальцы Анны на этом ненадежном штурвале.

— Держи крепко! — крикнул Пират сквозь рев котла и шум ветра. Сам же тем временем принялся за манипуляции со стропами, которыми к конструкции крепилась лодка. Подача топлива уменьшилась. Дирижабль ненадолго нырнул в молоко облаков и стал понемногу снижаться под углом к горизонту. Пират явно знал, что делать, и Анне стало не так уж и страшно.

Лодка уже не болталась, шум стих. За городом дирижабль легче посадить без угрозы повиснуть на высоковольтных проводах. Побарражировав некоторое время над довольно населенной местностью, дирижабль поймал струю и направился на северо-восток, в сторону неспокойной Ладоги.

— Ччеррт....! — ругнулся Пират, подбирая крен для разворота. Ладога в ветреную погоду очень и очень опасна.

Невзирая на сломанные ноготки и немеющие пальцы, Анна старательно сдерживала пламя в котле при помощи кое-как работающего вентиля. Она уловила себя на мысли, что ей хочется продолжить это путешествие, и как раз туда, куда рвался дирижабль — на северо-восток, на другой берег непредсказуемого Ладожского моря. Именно там находился удивительный и заброшенный ныне край, где когда-то жили ее предки: и Лепонены, и Киуру, и другие.

Но сейчас Анна плыла по воздуху на дирижабле, и трудно найти более подходящий транспорт, способный пробить пелену времени!

Анна видела этот край на фото, сохранившихся в старинных альбомах, сквозь столетие дошедших до нее по наследству вместе со швейной машинкой на ажурном металлическом остове да еще нескольких предметов. Потускневшие фото отобразили канувшие во времени величественные дома из огромных бревен, возведенные на фундаментах из монументальных валунов. На просторных террасах этих домов проветривались домотканые половики, а на окнах цвела герань. На некоторых фото в танце застыли женщины в вышитых рубашках, мужчины в жилетках и картузах, белоголовые ребятишки. На других — стремительный взмах крыльев прадедушкиной мельницы, привязанная к столбику лошадь, жующая сено.

Неизвестно, кто был тот фотограф, запечатлевший мгновения простого и полного трудов быта этих родных для Анны людей, их незамысловатые праздники и лакомства, чистую природу, любовно сделанные своими руками предметы обихода. Наверняка этот край по-прежнему существует, только скрыт за невидимой пеленой, как легендарный град Китеж. Если поехать туда на поезде, то отыщешь лишь валуны да остатки бревенчатых стен, поросшие лесом и травами. Но сейчас Анна плыла по воздуху на дирижабле, и трудно найти более подходящий транспорт, способный пробить пелену времени!

Когда Пират давал Анне в руки подзорную трубу, ей чудилось, будто благодаря оптике она различает вдали крылья мельницы, изгиб реки и бревенчатую кирху. Ей нестерпимо захотелось перелететь беспокойную Ладогу и убедиться, что край, воспетый семейными преданиями, продолжает жить своей светлой жизнью, такою же, что и на снимках, бережно сохраненных в бесчисленных исторических передрягах. Дирижабль вдруг решительно сменил направление на юго-восточное, словно отверг идею именно сегодня лететь в страну молчаливых предков Анны. Миновав теплый простор над городом Шлиссельбург, над бухтой Петрокрепость, он поплыл вдоль южного берега Ладоги.

Анне взгрустнулось, но Пират заговорил с нею мягко и приветливо. Он понимал ее без слов и не требовал ответов. Пират рассказал о себе все, что Анна хотела бы узнать. Он живет в соседнем с нею доме. На земле он программист-полуночник, а дирижабли строит с друзьями еще со студенчества. На тот берег Ладоги в другой раз, всенепременно, а сейчас не хватит топлива. Почему лодка вместо корзины? Хм.. Красиво и практично.

Через несколько часов полета, когда солнце клонилось к западу, а топливо подходило к концу, наши воздухоплаватели приступили к финальному снижению. Пират показал Анне, что и куда крутить на топливном котле, а сам маневрировал со стропами и балластом. Посадить на открытом пространстве не удалось. Несколько раз крушение казалось неминуемым, но в нужную миллисекунду Анна добавляла толику огня, спасая высотой. В конце концов дирижабль пронесся над мхами к берегу речушки и ткнулся в крону невысокой сосны, которая проворно ухватила и спутала стропы. Лодка болтанулась и замерла.

— Заводишь на посадку, как профи! — восхитился Пират, глянув вверх-вниз. — Стропы в кроне, а оболочка целехонька! Да и лодка невысоко оказалась.

Оперевшись о крепкую пиратскую руку, Анна выбралась из лодки на твердую землю и огляделась. Место было низкое и потому влажное. Травы и кусты в нижнем ярусе сосняка, преувеличенно разлапистые и сочные, закрывали обзор своею обильной, лубочно-изумрудной зеленью.

Немного пройдясь близ места приземления, Анна уселась в углублении на толстых сосновых корнях, прислонилась к теплому стволу и закрыла глаза. Где-то рядом Пират деловито возился с оснасткой вверенного ему летучего корабля. Сердце Анны снова взлетело в облака, заколотилось тревожно, но вскоре успокоилось и замедлило биение. Набежавшие к вечеру комковатые тучи передумали пролиться дождем, а вместо этого лишь придавили землю своею ватной, стеганой тяжестью.

Анна не заметила, как уснула. А когда проснулась, укутанная в плед, уже растаяли короткие сумерки и забрезжил рассвет. Прямо перед нею на корточках сидел Пират. «Эскимо и пломбир ...» — отчего-то подумалось Анне, когда она взяла своей белой ручкой бутылку воды и сырную галету из его смуглой ладони. Пришедший голод был прян, как аромат леса.

С другого берега речки Пирата окликнули друзья. Они следовали за GPRS сигналом на внедорожнике и слегка заблудились. Лодкой Пират переправил к ним Анну, затем снаряжение и сдутую оболочку, которые все дружно погрузили на крышу авто. Когда Анна разместилась на заднем сиденье, Пират протянул ей букет из огромных папоротниковых листьев с маленькими огненными цветами.

— Не нашел поблизости других, — виновато пожал он плечами.

Всю обратную дорогу Анна молча разглядывала букет. Что ж это за цветы на листьях папоротника? Как горят! Ах да, как раз этой полночью папоротник зацвел!!

На следующий день, хорошенько выспавшись дома, Анна затеяла печь лимонный пирог. Она месила тесто, а из ее головки не выходил Пират. Его темные, как чернослив, глаза лучисто улыбались с добрыми морщинками в уголках. Сильные руки уютно пахли корицей. Все прежние ухажеры Анны забылись сами собой, когда она набрала номер и услышала в трубке: «Буду через полчаса».

Анна достала пирог из духовки, заварила чай и глянула в окно: Пират, приодетый и выбритый, спешил через двор к ее дому с пакетом гостинцев и серебристыми бомбочками мороженого в руке. Маникюрными ножничками Анна бережно состригла с папоротникового букета уже подсохшие цветки, размяла их в руке. Сладко зажмурившись, она прошептала: «Пломбир и эскимо» и еще что-то, ведомое только ей, подняла крышку заварочного чайника и высыпала в него содержимое ладони.