Посвящается памяти
погибшего на войне прадедушки
и всем, кого коснулась война.

Несколько дней готовилась Лиля встретить свой день рождения. Задумала кое-что — пойти и пригласить утром Володю. Как бы невзначай, вот, мол, праздник у меня, приходи на чай.

Володя нравился Лиле давно. Будущий военный, он был красивый, темноволосый, а смотрел так, как будто знал что-то про неё…

Утром в день рождения Лиля посмотрела на себя в зеркало и вся засветилась от радости. В новом шёлковом платье, с косами едва ли не колен… Скорее к Володе! Увидит, какая она красивая, и сразу влюбится… А, может, и поцелует…

Лиля покраснела от одной мысли. Учась с отличием в фельдшерско-акушерской школе, она знала, конечно, откуда дети берутся и как рождаются, но сама ещё не целовалась, не дружила ни с кем… Знала, что Володя будет первым и единственным.

Люди на улице показались суетливыми, напуганными, многие плакали… Но тогда Лиля не обратила на это внимания, не до того было.

Володя открыл дверь смурный. Лиля не решилась выпалить сходу заготовленные слова про день рождения, спросила, что случилось.

Она ведь уже многое умеет — первую помощь оказывать, например, бинтовать, в лекарствах разбирается… А медсёстры на войне понадобятся…

— Ты не знаешь ещё? — ответил Володя. — Война… Забирают меня.
— Как война?! — Лила даже рот от удивления приоткрыла.

Ушла она от Володи настолько растерянная, что ничего ему не сказала. Ни что нравится он ей очень, ни что ждать его будет… Про день рождения и вовсе думать не хотелось. «Какая же я неудачница, несчастливая! Даже война в мой праздник началась!» — думала девушка по дороге, вытирая слёзы.

А потом задумалась о том, кто от их семьи на войну пойдёт. Отец умер давно, воспитала их мама одна, брату двенадцать всего… По всему выходило, что некому от их семьи идти…

А ближе к вечеру уже окончательно решила Лиля, что она пойдёт. Она ведь уже многое умеет — первую помощь оказывать, например, бинтовать, в лекарствах разбирается… А медсёстры на войне понадобятся…

«Может, с Володей вместе будем…»

Оказалось, что и другие девочки, с которыми училась, собираются на войну. Даже те, что младше её.

Мама, конечно, сразу в слёзы. Вслед за ней и брат заревел, а ведь хвалился, что никогда не будет плакать, потому что мужчина… А Лиля не плакала больше, только обнимала их и говорила, что скоро вернётся.

Только, когда уже рассаживали всех по вагонам, страшно стало. Она ведь раньше никуда одна не ездила, без мамы… Но и тут не плакала. Было много знакомых, для некоторых девочек всё это казалось чем-то очень захватывающим, как в кино. Фантазёрки. С ними и Лиля как-то успокоилась, даже повеселела.

Тревожило только то, что не знала, где Володя, его раньше, чем её, отправили. И сожалела, что не попрощались толком, что не узнал он её тайну, а кому ещё об этом рассказать, как не ему?

У Веры было пятеро детей… Младший Александр или, как его все называли, Шура, ещё маленький был. Когда повестка на мужа пришла, Вере хотелось лечь на землю и завыть зверем.

— Не плачь, береги детей, я вернусь, — сказал Тихон перед тем, как уехать. Немногословный он был человек, тихий, как будто специально его так назвали, зная, каким он вырастет.

А взгляд светлый-светлый, настоящие синие глаза… Как васильки в поле.
Когда почти все мужчины из села ушли на войну, поднимать хозяйство и детей остались женщины. Надо было учиться быть сильной… Одно радовало — что далеко село от фронта. Даст Бог, не дойдут до него немцы.

Вроде, и новости приходили неплохие, а оставался колючий страх… За Володю… За других, кого знала и кто на войне… За маму с братом…

— Ну, почему нас на передовую не отправят? Сидим тут, почти в тылу…
— Типун тебе!
— А я хочу!
— Да помолчите вы, сороки, дайте хоть пять минут поспать!

Лиле не спалось. Нехорошие предчувствия мучили. Вроде, и новости приходили неплохие, а оставался колючий страх… За Володю… За других, кого знала и кто на войне… За маму с братом…

А на другой день привезли раненых. Много. Не думалось никогда, что столько крови увидит, столько страшного… А ведь училась так хорошо, никогда крови не боялась, в будущем хотела на врача поступать…

Выйдя по нужде как-то, услышала, как плачет кто-то. Оказалось, что это Нина, подруга по школе.

— Что с тобой?
— Не могу! Видеть это не могу! Я-то думала, мы будем помогать детям рождаться… А тут такое!
— Иди-иди, там рук не хватает…
— Умирают они… А ведь кто-то их ждёт…

Обняла Лиля Нину за плечи, увела. А потом, перевязывая раненого, вспомнила слова подруги, подумала, что, может быть, и Володя где-то умирает, а она ждёт, надеется, что свидятся они ещё…

Да узнает ли он её теперь? Кос уже нет, стрижка, как у мальчика, и лицо другим кажется… Может и не узнать.

— Мама-мама, я есть хочу!
— А лепёшки доели уже?
— Она невкусная, из травы!
— А больше нет ничего… Ешь, а то совсем голодным останешься!

Прикрикнула Вера на сына, а у самой комок в горле. Не то время сейчас, чтобы деток баловать, голодное время… Старшие это уже понимают, помогают по мере сил.
Почти не оставалось у Веры времени на воспоминания о муже. О том, как встретились, как мечтали прожить жизнь… Письма от него приходили редко, скупые они были на слова. Но — самое главное — раз пишет, значит, жив! Значит, вернётся!

На передовую их всё-таки отправили. Не сразу. Но понадобились и они.
Отыскивая среди убитых живых, Лиля старалась не думать ни о чём. Ни о собственном страхе, ни о том, как болят натёртые солдатскими сапогами ноги, ни о том, как тяжело слышать стоны и просьбы похоронить рядом оторванные руки и ноги… Только о том, что надо, надо отыскать живых, перевязать, вытащить, спасти всех, кого можно!

Письма от него приходили редко, скупые они были на слова. Но — самое главное — раз пишет, значит, жив! Значит, вернётся!

Девушек, которые плакали, вытаскивая раненых, ругали. Нельзя было плакать, нельзя тратить силы…

Нину убили, как сказал командир, по её же собственной глупости. Не запомнила, чему учили, отправляя на передовую… Пуля достала, не успела вытащить раненого. По глупости или нет, а своя она была, Нинка… Закопали её под берёзой, постояли над ней. «Как это место запомнить, как её родителям рассказать?» — думала Лиля.

Солдаты её сестрёнкой звали. Было их много, не все запомнились… Некоторые называли свои имена, но многие и этого не успевали сделать. Одного солдата, которого вытащила раненого и пыталась выходить, звали Тихон. Глаза у него были синие, как васильки, даже войне не удалось сделать их не такими яркими… Рассказал, что далеко его семья, в тылу, и детей пятеро.

Похоронка на Тихона пришла в тихий день, светлый... Соседки пришли поддержать Веру и детей, принесли, что могли. Но и радовались, что не им пришла такая бумага…

— Держись, Вера, дети подрастут, не пропадёшь, ты баба сильная! — говорили они.
— Жив он, жив… Ошибка это… — повторяла Вера. — Вернётся…
Дети плакали. Даже Шура, который тогда ещё не понимал, что случилось.

Через несколько лет после окончания войны.

Лиля поставила на стол только что испечённый хлеб и позвала семью к столу. Какая радость — печь хлеб, настоящий, с таким свежим одуряющим запахом, что голова кружится.

И какая радость, когда дети заходят на кухню и садятся за стол. И Володя… Он ходит медленно, тяжело, но уже без опоры, значит, даст Бог, скоро поправится…

Володя, с которым они встретились уже после войны, в родном городе. Некоторые советовали ему не жениться на ней, найти себе девушку, которая не была на войне, пахнущую молодостью и духами, а не кровью… Которая не кричит во сне… Говорили: «Да она же на войне была, она с мужчинами, а ты жениться вздумал…». А Володя поверил, что Лиля даже не целовалась ни с кем до него…

Каждый год в селе были митинги. Приглашали ветеранов, школьники несли цветы. Вера никогда не ходила на митинги. Она продолжала ждать…